История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

В Авиньоне Карл IV обещал ему съехаться с ним в Витербо, но его поездка не состоялась. Италия желала возвращения своего папы, но не императора.

В Витербо съехались многие великие вассалы церкви; ежедневно прибывали с блестящей свитой посольства из итальянских городов. 5 августа заключена была для охранения их владений лига между папой, маркграфами д'Эсте, синьорами Мантуи и Падуи. Направлена она была против Висконти; император также обещал поддержку. На оживленность витербской жизни, вселившей снова в папу сознание, что церковь по-прежнему составляла в Италии силу, набросила первую тень кончина Альборноца. Великий кардинал скончался в замке Бонрипозо под Витербо 24 августа, не дождавшись возвращения папы в Рим. Четырнадцать лет пробыл он в Италии легатом; среди труднейших обстоятельств разрешил свою задачу. Тиранов привел он к стопам своим, восставил города, составил для Мархии, Романьи и прочих провинций книгу законов, которая, будучи позднее ревизирована и утверждена Секстом IV, сохранила под именем Эгидианы действующую силу до новейшего времени. Он был гениальнейший государственный муж, когда-либо заседавший в коллегии кардиналов. Скорбь по нему охватила боявшуюся или любившую его Италию. Побежденные им враги дивились его мощи и преклонялись перед его великодушием; друзья оплакивали в нем надежнейшую опору. Болонья, вырванная им из-под власти тиранов и одаренная благодетельными учреждениями, поныне сохраняет благоговейную память о нем. Согласно духовной кардинала, прах его предан был земле в Св. Франциско, в Ассизи, а затем перевезен в Испанию. Папа даровал юбилейную индульгенцию всем, кто пронесет некоторое расстояние на плечах своих гроб. Аристократы и принцы, в числе таковых сам Генрих Кастильский, предложили свои услуги, и так усопший переносим был от города до города до самого Толедо и помещен был в Св. Ильдефонсо в мраморный памятник, единственным украшением которого было имя «Эгидий Альборноц». В Риме ничто не напоминает о нем; неизвестно даже, был ли он вообще и когда именно в этом городе.

Ненадежная картина радости и примирения, явленная для первой встречи Урбана V Италией, помрачилась с кончиной человека, которого папа называл надежнейшим оплотом церкви. Вскоре после того напугали его смуты в Витербо, бывшие 5 сентября. Население этого города, воспитанное в простых и демократических обычаях, раздражено было надменным обращением французских куртизанов; оно бросилось брать штурмом дома некоторых кардиналов с кличем; «Да здравствует народ! Смерть церкви!» Трепещущие прелаты укрылись в замке под защиту папы. Витербцы обложили самую резиденцию Святого Отца. Разнесли городские ворота и построили баррикады. Трос суток продолжались волнения, пока благодаря всюду разнесшейся молве стеклись вооруженные люди из соседних городов для освобождения папы. Хронист Орвието делает замечание, что смуты эти устроены были самими кардиналами, чтобы вселить в папе отвращение к Италии. Тем не менее буря улеглась, и граждане витербские с раскаянием изъявили покорность. Невзирая на это, интердикт, который Урбан вынужден был наложить на столицу Патримониума, когда едва успели замереть радостные клики при его встрече, и отвратительные зрелища воздвигнутых виселиц должны были глубоко его огорчить и отнять чувство безопасности.

14 октября тронулся он, наконец, из Витербо под эскортом маркграфа Николая д'Эсте, которого поджидал. После трехдневного перехода папский поезд достиг Рима. Это было утром 16 октября, в субботу. Когда Петрарка убеждал Урбана V к возвращению домой, то сказал, что сами ангелы встретят его у ворот Рима. Но если бы небесные духи и прилетели для присутствования при торжественном въезде Урбана, то тотчас бы и удалились благодаря воинственному грохоту литавр и труб и зрелищу длинных рядов закованных в латы рейтаров. Наместник Христов въезжал в город как собравшийся на бой и войну военачальник или как король-завоеватель — во главе целой армии. Не беремся изображать чувства, преисполнившие душу Урбана, когда вырос перед ним маститый веками собор Св. Петра, когда узрел он стены, башни, руины Вечного города. Навстречу ему устремились народ римский, магистраты, клир, дабы пальмами, цветами и знаменами, пением священных гимнов приветствовать вернувшегося наконец супруга искручинившегося Рима. Граф Амадей Савойский, Николай д'Эсте, Рудольф де Камерино, Малатесты, бесчисленное число баронов и рыцарей, хоругви многих городов сопровождали, открывали и замыкали с двумя тысячами рейтарами и с большим числом пехоты духовный кортеж. Папа ехал на белом иноходце, которого поводья держали итальянские князья, над головой же его держал синьор Камерино развернутое знамя церкви. При нем находились одиннадцать кардиналов, в большинстве мрачно и подозрительно озиравшихся вокруг. Более 2000 епископов, аббатов, приоров, клириков всех степеней предшествовали или следовали за ним. Казалось, что после долгого пленения папа вел обратно к Св. Петру христианский клир. Вступили в святой собор. С молитвой повергся Урбан у мощей апостола и занял затем место на кафедре, на которой в течение 63 лет не восседал ни один папа. Он въехал в Ватикан. Дворец этот скудно был реставрирован для приема его; он, как Св. Петр, как весь Рим, представлял картину безотрадного упадка.

Глава II

1. Петрарка приветствует Урбана V. — Франция и Италия. — Состояние Рима в эту эпоху. — Урбан упраздняет правление бандерези и ставит консерваторов. — Приезд в Италии» Карла IV. — Въезд его и папы в Рим. — Постыдный выезд императора из Италии. — Перуджия непокорна папе. — Император византийский в Риме. — Урбан возвещает свое решение возвратиться в Авиньон. — Пораженность римлян. — Святая Бригитта в Риме. — Аттестация папы о добром поведении римлян. — Посадка на суда в Корнето. — Кончина Урбана в Авиньоне, 1370 г.

Возвращение папы в Рим явилось в глазах тогдашнего мира великим событием и религиозным делом. «Когда вышел Израиль из Египта, дом Иакова — и. ч чужого народа», — так начинал 114-м псалмом поздравления свои Петрарка к Урбану, только теперь ставшему наместником Христовым и преемником св. Петра и в один день загладившему грехи пяти предшественников и 60 лет. Пламенный итальянец еще раз принял защиту своего отечества. Он говорил, что хотеть вообще сравнивать Францию и Италию — ребячество, ибо все дивное, чем обладает мир, искусство и науки, — изобретение итальянцев; величайшие поэты, ораторы, философы и отцы церкви — происхождения латинского, и как цезаризм, так и папство происходят от латинского корня. В то время французы уже называли Италию страной мертвых; но при всем том, если Петрарке с болью и приходилось сожалеть, что войнами и долгим отсутствием императоров и пап Рим обращен был в руину, то с гордостью мог он указывать на морское владычество современной ему Италии и на цветущую силу Флоренции, Болоньи, Венеции и Генуи. Теперь он убеждал папу, прекраснейшее, что, по выражению Вергилия, когда-либо освещаемо было солнцем, — восставить из упадка, населить, сделаться восстановителем города и водворить в нем также к прежние достопочтенные нравы.

Поэты той эпохи изображали Рим в образе горестно стенящей во прахе и пепле вдовицы, Урбану же V одичавший дух города представлялся, быть может, в еще несравненно мрачнейшем виде. Когда он из пустынного Ватикана бросал взор на Рим, даже когда в процессии проследовал через этот город, то с ужасом должен был от него отшатываться и подтверждать ненавидящие отзывы своих придворных. Рим времен Урбана V мог быть уподоблен тому, каким был город во времена Григория Великою или же являл даже erne более неприветный облик. Ибо к руинам древности присоединились и христианские, к разрушенным храмам — разрушенные церкви. Св. Петр находился в запустении, Св. Павел целые годы уже лежал на земле; Латеран снова истреблен был в 1360 г. пожаром. Почти все базилики и монастыри сгнили и обитаемы были немногими лишь духовными. Болота и мусор безобразили площади и улицы, в которых растрескавшиеся башни, сожженные дома и всякого рода опустошения являли ужасающую хронику всех войн, перенесенных в XIV веке городом. Несомненно, что в том же веке иные знаменитые города имели такой же вид. Изображение Петрарки состояния Болоньи после мира с Бернабо или Парижа, по возвращении из английского плена короля Иоанна, являет столь мрачную картину запустения, какую только когда-либо мог представлять Рим. Но Рим был столицей мира, величие же древности представляло беспрерывно масштабы, по которым приходилось измерять бедственность настоящего. Когда с роскошными своими придворными двигался папа по узким и сырым закоулкам, то мертвая тишина города наводила па него страх, а еще более того — вид народа, наружность и манеры которого свидетельствовали о моральном одичании и о нищенской бедности. Некогда столь многочисленное духовенство исчезло, некогда столь блистательная аристократия — также. Бароны обитали теперь, по большей части, в Кампанских своих замках; Колонны жили в Палестрине, Генаццано, Палеано и Олевано; Анибальди — в Каве и Моляре, Конти — в Вальмонтоне, Орсини — в Марино, Гаэтани в Сермонете и Фунди, Савелли — в Альбано и Аричии. Долгое отсутствие курии явилось неопровержимо сильнейшей из всех причин, поведших к столь глубокому упадку Рима. Следует, однако, опровергнуть преувеличения, сделанные относительно состояния города позднейшими историками. Ни население Рима не падало до 17 000 человек, ни народ римский, как ни подавлен должен был быть усобицами, кровавой местью и бедностью, не опускался до такой степени, чтобы уподобляться бесправной орде. Город по-прежнему все еще составлял республику, оказывавшуюся в силах вооружать собственное войско и воевать с городами и власть которой признаваема была до самых границ прежнего римского дукатства. Строй ее при реформаторах и хоругвеносцах оказался даже вполне целесообразен, одолел аристократию и положил препоны фамильным войнам. Малая сила римлян и ничтожество политических их тенденций возбуждали, правда, иронию флорентийских историографов, но народоправное правление, которое себе дал и долгие годы удержал город, явилось доказательством, что он сохранил еще способность к самостоятельной политической жизни.