Прокламация и подсолнух (СИ) - Сович Мила

– Тоже про охоту думаешь?

– Шапка у меня поизносилась, – Йоргу обстоятельно пригладил усы. – Если Гицэ согласится, надо бы на вабу[65] поохотиться.

– У Михаева хутора об эту осень стая будет, – согласился Симеон. – Надо бы извести, сам он не справится.

Михай, жалуясь за кобеля, особо упирал на то, что следы на пастбище уже видал, а хозяйство его осталось без волкодава. Ладно, тут его Симеон не стал особо слушать – цвет кобеля на способности давить волков никак не отражается. Да и Макарко почти отмыл пса – третьего дня, возвращаясь от Станки поутру, Симеон заглянул к Михаю и увидел, что кобель хоть еще и не обрел прежний цвет, но посветлел до грязно-серого. Повезло Михаеву сторожу, что Штефан сперва краску на собственных усах проверил!

– Жаль, на вабу народу много не возьмешь, – печально вздохнул Йоргу. – Давненько учений не было. Святой Спиридион, вот увидишь – половина уже стрелять разучилась!

– Ну ты пороха еще привез – постреляем, – рассудил Симеон.

Невольно заулыбался, предчувствуя потеху: на вабу охотиться – это не логово раскапывать и не толпой по зиме на цепь гнать. Тут и глаз надо иметь внимательный, и бить только наверняка! Прибылые[66] волчата, конечно, пожива легкая – идут на вой, как телята на заклание, но все-таки ходят тихо-тихо, и чутье у них отменное. Мелькнет в кустах серая тень – стреляй, а промазал – ищи ветра в поле, не вернутся больше. Да и взрослые волки стаю норовят увести подальше, чуя подвох, и тут уж кто кого – они или загонщик...

– Вабить, значит, Гицэ будет?

Йоргу заколебался, подергал себя за ус в сомнениях.

– Я могу, конечно, попробовать, капитан, но упустим стаю – Михай нам спасибо не скажет. Нет уж, пусть нынче Гицэ вабит, у него ловчее получается, чем у меня. Да и стар я становлюсь по горам носиться.

– А я думал, ты боишься, что на тебя опять волчица выйдет, – хмыкнул Симеон. – Ты тогда едва штаны не обмочил!

– Святой Спиридион! – Йоргу зябко передернул плечами. – Верь – не верь, а она улыбалась!

– Ну ты так завывал, что ей, видать, любопытно стало, – поддел его Симеон. – А потом и вовсе смешно!

– Смешно ей, – мрачно пробурчал Йоргу. – Вот угостить ее свинцом, чтоб не улыбалась, стерва! Нет уж, пусть Гицэ вабит, от меня с ружьем пользы много больше будет. Ты да я, да Михай наверняка сам пойдет ради овец своих драгоценных... Может, еще кого молодого возьмем, шкуры обдирать? Кто у нас стреляет получше?

– Подсолнух, – не задумываясь, ответил Симеон.

– Штефан, – долетело недовольно из-под галерейки.

– Ты перемывай знай, – прикрикнул Йоргу. – И помои выносить надо до того, как на пол польются, ясно?

– Ясно, – бодро ответил Штефан. – Только я никогда на волков не охотился. На вабу – это их на вой выманивать, так?

– Так, так, – усмехнулся Симеон. – А волков-то видал когда?

– Видал. Издали, – сознался Штефан. – В детстве в ночное с деревенскими гоняли.

– А тихо постоять сумеешь?

Штефан, похоже, обиделся.

– Уж если Гицэ волков на вой подманить сумеет, то я...

Йоргу потянул себя за ус.

– Гицэ даже матерых приманивать умеет, – сказал с приметной завистью. – А тут прибылых – большое дело! А вот сумеешь ли ты их не спугнуть...

Парнишка вдруг прыснул.

– Если выть не стану – не спугну! Интересно, а Гицэ в деревне за волколака не принимают?

– С чего вдруг? – удивился Симеон. – Если Гицэ волком воет, так волка и слыхать, а волколак, знамо дело, иначе воет.

Йоргу вздохнул и укоризненно поколол Симеона взглядом. Ну да, эта придунайская селедка в волколаков и прочую нечисть не верит, видать, поменьше этакой дряни в его Греции. Ладно, то дело Йоргу, а Симеон вот волколака разок видал. Тоже в детстве и издалека, но больше видеть не хотел. Особенно то, что от него осталось, когда его крестьяне изловили... Рука невольно потянулась осенить себя крестным знамением. Хорошо, что у них вокруг заставы с нечистью тихо, свят-свят, не к ночи поминать. А волки – что волки! Красивые звери и умные. Жалко только, скотину режут, черти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Да уж мы слыхали с капитаном, как волколаки-то воют, – вдруг брякнул голос Морои из-за спины, и Симеон едва не подпрыгнул от неожиданности. Оказывается, Мороя с Макаркой притащили Штефану еще и котел для мытья.

– А может, не волколак то был, – прибавил задумчиво Мороя. – Упырь скорее...

– Это ты про войну-то?

– Ну, – усмехнулся Мороя, присаживаясь рядом. – Мы же с тобой тогда охотниками и вызвались. И полнолуние, как на грех, и темнеет по осени рано.

– А церквушку ту молнией спалило, – припомнил Симеон. – Вот и гадай, чего это Господь сподобился освященное место выжигать, и что с тамошнего кладбища подняться может. Местные наотрез отказались идти туда, говорили, там уже немало народу пропало. Ладно, Бог миловал – обошли мы с Мороей то кладбище потихонечку вокруг, чтоб следы посмотреть, а на него не полезли, конечно.

Макарко стиснул ушки котла, смотрел во все глаза и, похоже, читал про себя молитву.

– Избави, Господи... Да нешто вы ночью пошли?

Симеон невольно фыркнул, хоть от воспоминаний о сыром и темном кладбище у обугленных развалин до сих пор по спине проползала холодная дрожь.

– Пошли, конечно, куда бы мы делись? Место для засады знатное. Вот слуджер и велел посмотреть.

– Так боязно же!

Пока Симеон размышлял, как бы половчее объясниться с Макаркой про приказ в военное время, Йоргу вдруг подал голос:

– Что, никак, Тудор в гневе пострашнее волколака выходит?

– Да уж пострашнее, – брякнул Симеон, толком не успев подумать. Перед глазами враз промелькнуло то немногое, что и рассказывали, и сам повидал. Хоть тех же сербов взять, порубленных на Дунае, вместе с едва не прибитым боярином. Несчастного венгра, говорили, Тудор и вовсе голыми руками зашиб. А уж как песни пел перед турецкими атаками да каков в бою бывал – и вспомнить-то страшно! Что слуджер Владимиреску вообще-то бешеный, и если уж взорвется – добра не жди, в войсках шептались, сколько Симеон себя помнил.

А вот Йоргу, видать, тех разговоров не слышал. Или слыхал, да не поверил. Он обстоятельно пригладил усы и преспокойно заявил:

– Из него бы патриарх славный вышел. Всю нечисть в Романии повывел бы начисто!

Миг стояла тишина. Симеон хотел вдохнуть, но хрюкнул по нечаянности. И – прорвало! Хохот поднялся такой, что сонные ласточки заметались в потемках. Мороя утирал слезы. Штефан уронил миску в корыто, облил себе штаны помоями. Макарко басовито взвизгивал.

– Так ведь слуджер прав оказался! Были там турки, точно! – проикал Мороя, давясь и кашляя. – Волколак и помог – как взвыл, так они бежать!..

Симеона снова разобрало.

– Ладно тебе! Мы же тоже бежали!

– Бежали, – согласился Мороя. – Прямо на турок! Но те просто драпали во все лопатки, а Симеон, слышь, налетел на них, как заорет: «Тудор прав был!» – и с саблей вперед, будто ему черт не брат!

– А ты? – хмыкнул Йоргу, теребя усы.

Мороя развел руками.

– Так и я тоже! Пока они туда-сюда повернулись, мы их уполовинить успели!

– Выходит, повезло вам, что Тудор в эти ваши сказки про волколаков не верит, – заключил Йоргу и вновь погладил усы.

Симеон решил все-таки вступиться за слуджера. Оно, конечно, Йоргу с ним дел побольше имеет, но рядом-то не воевал...

– Что ты, окстись! Просто если опасно, слуджеру что турки, что волколаки – надо найти и разобраться, не оставлять же на фланге всякую дрянь! – и прибавил построже, нарочно для молодых: – И не должно бы солдату нечисти бояться, ясно?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Макарко истово закивал, но передавая котел Штефану, украдкой перекрестился и переспросил вполголоса:

– Так чего там, волколак выл-то?

– А черт его знает, – искренне сказал Симеон. – Инженер русский у нас в лагере случился, так говорил поутру, что это в развалинах какие-то завихрения.