Прокламация и подсолнух (СИ) - Сович Мила

Йоргу тяжело вздохнул и присел на валун, служивший им укрытием. Полез за трубкой.

– Где ты его взял?

– Со старого ружья свинтил.

– Так я и знал! Надо было с нового.

Штефан даже приподнялся от возмущения.

– Кто бы мне дал новое испоганить? Вчера у арсенала Мороя гнилой порог выкапывал весь день, много ли радости – по хребту лопатой получить?

– Мало, – печально согласился Йоргу, высекая искру и задумчиво глядя на кремень. – Но без хорошего замка не выйдет.

– Угу, – Штефан тоже вздохнул, перевернулся на живот и осторожно предложил: – Может, этот перебрать и кремень новый поставить?

– Можно и поставить. Собирай.

Вот так всегда с этим Йоргу! И замок найди, и по таблицам рассчитай, и собери, а он только за ус себя потянет и вздохнет печально, мол, я же говорил, я же предупреждал...

– Попробуем, – бодро пообещал Штефан, поднимаясь. Выбрался из-за валуна, сматывая на ходу веревку, двинулся к центру полянки, посреди которой стоял их ненаглядный большой пузатый горшок. И сам не удержался от печального вздоха: – Эх, снова эту дуру обратно тащить!

Очень хотелось пнуть горшок, но Штефан все-таки поостерегся. Без малого восемнадцать фунтов пороху – не кот начхал! Но пнуть хотелось. Из пяти попыток собрать фладдермину[69] почти удачной оказалась лишь вторая. И то, они тогда поосторожничали – мало пороху сыпанули, да и сам порох оказался так себе. Толком и не рвануло, подымило слегка, да пара черепков отлетела. А с тех пор не ладилось – то, как сегодня, замок негодный, то еще какая неурядица, но взрываться мины системы столетней давности наотрез отказывались. Конечно, фладдермина – штука капризная, шеллфугас[70] был бы много надежнее, но где тут бомбу возьмешь, да еще и для опытов?

Не беда. Не взорвалось в этот раз – может, взорвется в следующий. Но вот таскаться со здоровенным горшком, в стенки которого изнутри были заботливо вмурованы гвозди и железный хлам, Штефану изрядно надоело. Йоргу, судя по выражению печальной морды, тоже. Хотя не разберешь, у него морда всегда печальная. Думали – на заставе опасно будет, но кто же знал, что таблицы маршала Вобана[71] ничуть не помогут усовершенствовать систему, древнюю, как аркебуза из Варфоломеевской ночи? Взорвалось бы хоть раз – не так обидно! Хотя, конечно, грех жаловаться. Все интереснее, чем котлы да миски по десять раз перемывать...

Штефан припомнил проклятущие миски и тяжело вздохнул.

Обидно, что ни говори. Не само наказание – подумаешь, большое дело! А вот так глупо себя выдать, да и в глазах капитана дураком предстать – обидно по-настоящему. И ведь не объяснишь. Хотя Макарке, конечно, помочь следовало – все-таки товарищ верный, но котлы начищать и числиться дурнем, для которого озорство важнее дела... А как объяснишь? Симеону Тудор командир, они воевали вместе. Не скажешь же, что тебя в детстве на руках таскали, а теперь вот сидишь и гадаешь, то ли позволят в отряде остаться, то ли выкинут с заставы куда подальше. Впрочем, Симеон и так его едва не выгнал, пожалуй, впервые так крепко рассердился.

Штефан еще раз проверил, надежно ли закреплена мина. Еще не хватало, чтобы эта дура рухнула по дороге и в самом деле взорвалась. Потом взял вьючную кобылу под уздцы, покосился в сторону Йоргу, взбирающегося на своего мерина. Интересно, зачем вообще Йоргу потребовались эти мины? Затем же, зачем пандурам артиллерия? И как разговор-то заводили – сторонкой и ощупью. Сперва про фортификацию, потом про контрминные галереи. А уж потом Йоргу и предложил попробовать собрать фладдермину. А взять его секретные беседы с Симеоном! Карагеоргий, значит, и Сербское восстание... Что же это такое в Романии намечается, для чего Тудору, по словам Симеона, нужны надежные люди?

А может, прав Симеон, и зря он тогда так испугался? Может, и правда, нужны?

– Плащом накрой, – посоветовал Йоргу, печально потянув себя за усы. – А то нанесет по дороге какого арнаута.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это по тропке-то на высокогорное пастбище «нанесет»? Штефан не удержался:

– Сколько тут живу – ни одного не видал! Климат им, что ли, не тот?

Йоргу откинул голову и неожиданно загоготал на все горы.

– Климат! Ну, Подсолнух! – потом вдруг посерьезнел. – По-доброму-то их сюда не принесет, а уж если принесет – всяко добром не кончится. Но тряпкой все-таки накрой. Знаешь, сколько народу на случайностях засыпалось? – он вздохнул. – В нашем деле оно как... Каждая удача – песня, каждый промах – рудники.

Штефан уже привык, что Йоргу порой начинает делиться подробностями своей замечательной жизни. Печальный контрабандист тогда становился изумительно поэтичен, а от красочных описаний штормов и сражений екало сердце. Но вот про свое малопочтенное ремесло Йоргу заговаривал нечасто.

– Ну, сколько мы уже народу переловили – пока без рудников обходилось, – осторожно подговорился Штефан. – А Кости вон со своими подсолнухами до сих пор ездит, как почтовая карета – по расписанию.

Йоргу хмыкнул.

– Кости осторожный. Мы меру знаем, австрияки то ли тоже берут, то ли не раскусили его еще. Всяко, через знакомое окно вару таскать куда сподручнее, чем каждый раз нитку рвать[72].

– Говоришь – через пост сподручнее, а сам ведь тогда через границу попробовал, – вспомнил Штефан. – А почему?

– Да у меня-то вейс-шварц[73] был, а у Григоровских ребят – откуда бумаги? – Йоргу печально потянул себя за ус. – Но тут, в горах, никакого интересу нет. То ли дело – к Одессе с моря подходить! Стоишь, значит, собачью вахту[74] на носу, баранже[75] пробирает, на палубе – ни огонька, кливер в черный выкрашен... То ли тебя такой же черт своей шаландой в потемках бортанет, то ли на берегу засада встретит, – он вдруг оборвал воспоминания и махнул рукой. – Эх, теперь там лафа настанет! Нынче у нас Одесса – порто-франко[76], дай-то Бог здоровьичка государю императору Александру Павловичу!

– Чего-чего? – переспросил Штефан, недопоняв половину.

– Того! Местечко там выделили, чтобы торговать беспошлинно! Как раньше в Феодосии было. Хочешь там продать – торгуй спокойно, хочешь дальше протащить – уже изволь платить. Только под всей Одессой катакомбы старинные... Эх, Подсолнух! На одной стороне улицы ведро вина – пять копеек серебром, а перейдешь – уже двадцать две!

– Кажется, это древние эллины поговорку придумали, про «не пойман – не вор», да?

Йоргу усмехнулся с едва заметным самодовольством.

– Может, и эллины.

Удержаться было трудно, и Штефан все-таки съехидничал:

– А ведь в господарях у нас тоже эллины, можно сказать, а ты им в карман залезаешь и арнаутов опасаешься.

Грек сперва оторопел. Потом обиженно встопорщил усы.

– Это ты меня к фанариотам приписал, что ли?

Упряжная кобыла замотала головой – Штефан от изумления дернул поводья. Чем это греку Йоргу не угодили вдруг его же соотечественники?

– Н-нет... Но ведь ты тоже не местный.

– Попал пальцем в... небо, – буркнул Йоргу. – Я хоть и не местный, а всего добра – портки да сабля. Лучше б тебя ваши господари со всей их свитой беспокоили, да турки, что их сюда назначили!

Штефан вздохнул. Конечно, Йоргу прав: который век княжества под османами, кто ж не знает здесь, сколько бед от пришельцев? Значит, верно угадал – собираются пандуры снова драться с янычарами за свою землю. И то сказать – ведь совсем недавно еще уходящие гарнизоны жгли поместья и деревни! Вот только если вспомнить, кто пожег усадьбу Тудора...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Про турок я понимаю, – сказал он примирительно. – А греки почему должны меня беспокоить? На лапу берут да тащат, что фанариоты из свиты господаря, что местные бояре, одинаково.