Прокламация и подсолнух (СИ) - Сович Мила

Йоргу только глаза закатил.

– Святой Спиридион! Тебя в райском корыте, что ли, стряпали, что ты не от мира сего вышел?! Какие они греки, эти турецкие подпевалы?! Сволота – она и есть сволота, но когда она пришлая, это еще хуже, чем своя!

– Почему?

– Ну во-первых, потому, что туркам выгодно сюда пришлых назначать. Их и менять можно часто да задорого, и главное – никакой опасности, что они из повиновения выйдут, потому как для местных что они, что турки – на одной доске с чумой, – Йоргу вдруг сощурился подозрительно: – А у тебя, никак, семья-то из фанариотов и есть?

– Местная, – отрубил Штефан, вспоминая сейчас не столько отца, сколько князя Григория Гику, заговорщика против господаря. Какие причины были у того заговора, и точно ли князь Григорий просто трон хотел занять? Задумавшись, он не удержался от вопроса: – А почему ты говоришь, что фанариоты хуже местных бояр?

Йоргу фыркнул в усы и ответил раздраженно, будто возмущенный глупостью:

– Да потому, что пришлым тут не жить! Вот и норовят урвать все, что можно, а после – хоть трава не расти. Сменится господарь, одни уедут, так новые приедут, и опять – только б нагрести побольше, пока времечко не вышло. А местный боярин, даже если он распоследняя сволота и по три шкуры сдерет, всяко подумает, стоит ли драть четвертую! Пахать да сеять кому-то надо, а с дохлого вола всяко больше одной шкуры не слупишь. Да и то, это какой еще попадется боярин! Вон и чудушко навродь тебя может вылупиться...

Смысл слов Йоргу дошел до сознания далеко не сразу, зато внезапно и очень обидно дернуло – боярин! Так, значит, все-таки боярин? Все, что сделано, – неважно, важно только, кем родился?

– А тебе есть дело, откуда я вылупился?! Будто не вместе у рогатки торчим!

– Вот и закройся тогда про эллинов, – буркнул в ответ Йоргу. – Нашел фанариота!

Штефан очень хотел бы услышать продолжение – но, увы, смертельно разобиженный грек нахохлился на своем мерине и умолк, как камень. Наверное, что-то личное. А все-таки интересно знать, что Йоргу делает здесь, среди пандуров. И что у него за дела с дядькой...

Но Йоргу так и молчал до самой заставы. Сгрузив неисправную мину в сарай, Штефан повел лошадей на конюшню и едва не нос к носу столкнулся с понурым Макаркой, который как раз закончил обихаживать своего вороного. После истории с кобелем приятель вроде повеселел, тем паче, Симеон убедил вредного пастуха, что в кобеле заслуга одного только Штефана, а Макария вовсе ни при чем. Одно время Макарка вообще глядел именинником, и Штефан уже порадовался, что дело пошло на лад, но последние дни тот снова ходил, словно в воду опущенный.

– Михай опять?

Макарко мрачно кивнул.

– Рассказывай, что ему опять не слава богу. Я думал, вы договорились.

– Да я с ним и не говорил. Все одно, слушать не хочет, – Макарко тяжело вздохнул и вдруг просительно взглянул исподлобья. – Помоги, а?

Вот же! Ну чем тут поможешь? Штефан развел руками.

– Так Михай меня на дух не переносит. Мне к нему и не подойти.

– Да я не про то. Михая-то я переупрямлю, но дело небыстрое, – Макарко настороженно огляделся, ухватил Штефана за рукав и потянул в укромный закуток с седлами. – Я за Анусей соскучился, сил нет.

– Неужто не видитесь? – удивился Штефан. В деревне убирали урожай, пятого дня состоялась большая облава на волков, и Макарко мотался в деревню с телегой всякий день, когда они с Йоргу не забирали упряжную. Как это он с Анусей не виделся?

– Запер, что ли, Михай Анусю?

Макарко замахал руками.

– Нет, что ты! У Станки на подворье встречались, а вот на хуторе...

Штефан его не понял.

– Это с каких пор ты к Михаю на хутор зачастил?

Макарко внезапно потупился, что-то буркнул под нос, вовсе неразборчиво, и Штефана осенило:

– Обошли батьку, да? – он не удержался – фыркнул, ткнул приятеля локтем. – И когда успели!

– Так волки ж... Михай при отаре...

Ну, Макарка! Казалось бы, еще с год будет ходить кругами и вздыхать. Ан нет! Только случай выпал – так к Анусе в окошко! И, видно, не один раз...

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Вот даешь! – восхитился Штефан. – И не боязно тебе было по ночам той тропочкой шастать, волки ведь и правда близко подходили!

Он невольно припомнил крупного лобастого хищника, бесшумно возникшего из кустов шагах в тридцати. Волк, конечно, не улыбался, потому как Гицэ и вправду выл – не отличишь, но от немигающего взгляда желтых глаз мороз подирал по коже и как-то сразу припоминалось, что в ружье всего один заряд... Штефану еще повезло – на него вышел всего-навсего переярок, да и ружье оказалось в исправности, а вот на Томаша навалился матерущий волчара, не вдруг ножом одолеешь, и если бы Симеон его прикладом не огрел, еще неведомо, как бы повернулось. А Макарко мимо стаи без ружья, выходит, каждую ночь мотался?

– Так волки у отары, а я, знамо, не без сабли. Да и чего мне те волки-то? – немного застенчиво сознался Макарко и залился краской до ушей.

Царапнула зависть: сам-то увлекся волками и минами, сколько дней уже не бывал на пасеке у Григора, а Радованку и вовсе попович какой-то замуж позвал. Волка бы ей на воротник подарить, только шкуры поганые – не зима еще... Зато понятно, чего Макарко последнее время светился, как начищенный медный таз! Но стоило извести волков, так и Михай дома ночевать стал, а не при отаре, чем ввел Макарку в немалое расстройство.

Тот тем временем набычился, показал Штефану кулак.

– И неча тут! Я ж не Гицэ! Я, все одно, на ней женюсь.

Штефан подавил очередной смешок. И вправду нехорошо получается: самому-то смешно, а для Макарки дело серьезное. Благо, друг не обиделся, только зыркнул еще разок хмуро и оттаял.

– Так что? Придумаешь чего?

Ввязываться в очередную историю не следовало – Симеон явно был зол еще за прошлый раз. А ну, как и вправду с заставы выкинет? Но смотреть на печальную физиономию друга тоже сил не было. Штефан кивнул и пообещал:

– Придумаю. А ты крестить позовешь!

И дернул же черт! Пришлось отбиваться, а потом еще долго просить прощения и собирать развалившуюся упряжь. Да и что положено делать с вероятным крестником – Штефан толком пока не знал.

- 8 -

– Да, неладно вышло, – Михай покрутил в руках шапку. – Этак думаешь, сладили, а они вона чего...

– Да говори ты толком, – рассердился Мороя. – С кем там сладили-то, и кто – они?

– Да волки же, будь они неладны!

– Какие волки? – изумился Симеон. – Ладно врать-то!

Пастух стукнул себя кулаком в грудь.

– Вот те истинный крест! Опосля облавы тихо стало, а третьего дня к вечеру снова завыла холера какая-то! И слышь, близко воет да под ветер заходит – не чует мой кобель и следа не взял!

Капитан полез в затылок, а пандуры недоуменно переглянулись, собираясь вокруг. Даже Мороя выбрался из арсенала и подошел к Симеону.

– Быть того не может! Неужто вы какого переярка[77] упустили?

– Мог и уцелеть, почему нет? – равнодушно откликнулся Гицэ, заламывая шапку. – Но один переярок – не стая, а в деревне и собаки, и ружья теперь имеются.

Симеон нахмурился.

– Эй, Гицэ!

– Чего, капитан?

– А того, что это твоя недоделка.

Гицэ обиделся.

– Я тебе чудодей, что ли, в бога душу мать, чтобы прямо всех до единого выманить да перестрелять? Ежели у кого глаза на заднице, и вы какого волчару прошляпили – разве я виноват?

– Да я не к тому, капитан, – поторопился вмешаться Михай. – С одним-то мы сами справимся, ты только порохом поделись, а то у нас начисто вышел.

Симеон хмыкнул и укоризненно посмотрел в сторону Морои, который с чего-то расщедрился и отвалил Йоргу целый бочонок на неведомые цели. Мороя независимо задрал подбородок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Да на этих стрелков косоруких не напасешься! Может, лучше мы у них собак возьмем?

Пандуры восторженно загомонили, предвкушая развлечение: в прошедшей охоте участвовали далеко не все, а если загон устраивать, то чем больше народу – тем лучше.