Штормовое предупреждение - Джек Хиггинс

«Мораг Синклер» постоянно черпала воду, зеленые пласты прокатывались по ней от носа до кормы, с ошеломляющей силой врываясь в кормовой кокпит. Джанет была напугана. Волны казались такими огромными, что каждый раз, когда она пыталась оценить их, задача казалась невозможной, ибо «Мораг» взбиралась на нее медленно. А когда она внезапно устремлялась вниз по другую сторону гребня, то казалось, что ей больше никогда не подняться.

Но Герике за штурвалом выглядел невозмутимым. И Мердок тоже, стоя за его плечом.

Спасатели на своих судах, как правило, не прицеплялись линями, думая, что они слишком связывают в чрезвычайных ситуациях. Именно поэтому в один момент, когда Лаклан отвернулся от нее, потянулся к поручням и поскользнулся, море ворвалось, подхватило его и перебросило через поручни правого борта. Джанет пронзительно крикнула, но, когда Герике в тревоге поглядел через плечо, спасатель черпнул воду правым бортом и парень чудесным образом вплыл на борт.

Мердок дотянулся и потряс его как котенка.

— Прицепись! — закричал он, — прицепись немедленно!

Он повернулся к Хэмишу Макдональду:

— Всем прицепиться. Это приказ — нравится вам или нет!

Он нагнулся к Джанет:

— Ты тоже, девушка.

Она потянулась к линю, который ей передали и едва прицепилась, когда обрушилось бедствие. «Мораг» воспарила на гребне гороподобной волны, чуть повернувшись боком на спуске. В то же мгновение яростный шквал ветра ударил ее в правый борт. Судно опрокинулось.

Для Джанет мир стал зеленой вонючей водой, заполнившей все, затопив сердце и мозг, она дергалась и боролась в отчаянном желании жить. «Мораг» оказалась почти под водой, но все еще двигалась вперед, винты вращались.

Медленно судно выпрямилось. Джанет увидела, что Герике, вцепившись в штурвал одной рукой, держит ее другой, Мердок встает рядом с ним. Лаклан уцелел, Хэмиш Макдональд, Синклер. Но Фрэнсис Паттерсон исчез.

Начиная с этого момента погода стала такой злой, завеса дождя, мокрого снега и летящей водяной пыли такой непроницаемой, что они совсем не видели места крушения, пока не накренились на вершине огромной волны и различили судно в ста пятидесяти ярдах. Спасшиеся собрались кучкой на квартердеке и размахивали руками.

— Что теперь? — спросил Герике.

— Не спеши, парень — ответил Мердок, — дай поработать мне.

Рихтер пробился через последнюю переборку и взобрался в салон. Там было темно, только бульканье воды и завывание ветра снаружи. Как и все судно, салон был круто наклонен, каюты по правому борту под водой.

— Лотта? — позвал он.

Ответа не было. И не могло быть. Он дурак, думая иначе. Он забарахтался в воде, взобрался по склону туда, где под странным углом свисала дверь ее каюты, подтянулся к входу и поднял лампу.

Она лежала, прижатая к койке, месиво обломков на ногах и животе. Лицо было очень бледным, глаза закрыты, но теперь она медленно их открыла.

— Хельмут — прошептала она. — Я знала, ты придешь.

— Что случилось? Почему ты вернулась?

— Твое кольцо, Хельмут. Я спрятала его под матрацем в уголке койки. Я забыла его, когда нам приказали подняться на палубу. Разве не глупо?

Он попытался поднять балку, напрягаясь изо всех сил, но она отказывалась пошевелиться.

— Как странно — сказала она, — все дни я так сильно мерзла, так мерзла, а сейчас совсем ничего не чувствую.

«Дойчланд» сотряслась и начала двигаться, словно готовясь сорваться с рифа. Он снова бешено рванул балку, потом сказал:

— Я должен позвать на помощь, Лотта. Я скоро вернусь. Я заберу фонарь, но ты не бойся.

— Ты не оставишь меня?

— Никогда. Помнишь мою клятву?

Он пропахал назад, пробираясь из трюма в трюм. «Дойчланд» была в постоянном движении, понемногу смещаясь вперед, все дальше скользя к краю рифа Вашингтон, погрузив нос в воду.

Рихтер взобрался по трапу как раз, чтобы увидеть подходящую «Мораг». Монахини уже переходили из своего убежища в каюте Бергера, матросы с квартердека спускались по трапу.

Раздались тревожные вопли и одна из женщин громко и пронзительно закричала, когда «Дойчланд» снова двинулась с ужасным треском и скрежетом ломающихся досок.

Рихтер мгновение повисел, крепко вцепившись в трап. Потом спрыгнул, оказавшись по пояс в воде, вброд пробрался к дыре в переборке и пролез внутрь. «Дойчланд» теперь была в постоянном движении, вода бурлила вокруг него, но когда он достиг салона, здесь стояла странная жуткая тишина. И когда он взобрался в каюту, она все еще ждала его. Он повесил фонарь и сел рядом.

— Ты вернулся?

— Конечно.

— Что будет Хельмут?

— Они придут за нами, Лотта. Они в конце концов придут сюда.

Он взял ее руку и крепко сжал.

Для Мердока, обсуждавшего наилучший способ подойти, этой внезапной дрожи, когда «Дойчланд» заскользила к краю, оказалось достаточно.

— Она уходит, парень, она уходит! — Он хлопнул Герике по плечу — Выжми все, что можешь, полный вперед и прямо на поручни. Две минуты — все, что у нас есть.

Герике добавил мощности, «Мораг» рванулась вперед, вызвав изумление даже у тех, кто столпился на квартердеке, срезав поручни и носом уткнувшись в палубу.

Не было необходимости тратить слова, монахини, ведомые Штурмом, уже спешили из каюты Бергера, а Прагер, Рив, Джего и все остальные были готовы быстро покинуть квартердек.

«Дойчланд» снова сотряслась и люди закричали в страхе, сестра Кэт, пронзительно вскрикнув, упала у поручней. Джанет дотянулось до нее, затащила к себе и втолкнула в каюту кокпита.

— Она утащит нас с собой, парень! — закричал Мердок. — Готовься к заднему ходу! — Он помахал рукой и яростно крикнул — Быстрее, черт побери! Она уходит!

Началась последняя безумная суматоха, люди в панике прыгали через поручни. Бергер был последним, судовой журнал и личный дневник в клеенчатом пакете под мышкой. Герике дал полный ход назад, когда «Дойчланд» снова осела, и «Мораг» отпрыгнула.

Сестра Анджела скорчилась в уголке маленькой каюты. Она попыталась встать, глядя в лица толпившихся вокруг.

— Лотта? — спросила она, — где Лотта?

Ответа не было — и не могло быть. Она повернулась, крепко схватила Джанет за руку и сказала по-английски:

— Здесь нет Лотты и господина Рихтера. Они, наверное, еще на борту.

Джанет выбралась из каюты в кокпит. Рядом с Джего скрючился Рив, тут же стояли Герике и Мердок. Она подергала руку Джего:

— Кто-то еще остался на борту.

Казалось, что ему трудно выговорить слово:

— Невозможно.

Она протянула руку и дернула плащ Герике:

— Пауль, кто-то остался на борту.

Он пораженно глянул на нее. В то же мгновение «Дойчланд» начала соскальзывать с рифа.

У Бергера, стоявшего у перил правого борта, на глазах выступили слезы. Когда вода вокруг судна закипела, его рука поднялась в коротком салюте. Еще мгновение была видна главная топ-мачта, потом она тоже нырнула и не осталось ничего — лишь то, что не приняло море. Немного досок, путаница веревок, кружащаяся бочка.

Герике с мрачным лицом повернул штурвал, уводя «Мораг» от Вашингтона по большой кривой, готовый начать медленный и болезненный путь по гороподобным волнам к Фаде.

Баркентина «Дойчланд», 25 сентября 1944 года. В три склянки послеобеденной вахты, оставив позади тонущую «Дойчланд», шестнадцать спасенных из первоначального экипажа были выхвачены с Вашингтон-рифа спасательным судном — Мораг Синклер. При этом коксвейн Мердок Маклеод и корветтен-капитан Пауль Герике показали замечательный пример морского товарищества. После этого они переправили нас на соседний остров Фада по исключительно бурному морю. Я был потрясен, узнав, что тем или иным образом, но еще семь человек отдали свои жизни, чтобы спасти ниши. Впервые за все время слова отказывают мне. Итак, я заканчиваю этот судовой журнал.

Эрих Бергер, капитан.

16

Рив налил себе большую дозу скотча и медленно выпил. Он предельно устал, более чем когда либо ощущая свой возраст. По крыше коттеджа замолотил ветер, и он вздрогнул.

— Пожалуйста, больше не надо — прошептал он. — Все — значит все.

Он с болью похромал к столу. Больше всего ему нужен сон, но вначале надо сделать работу. Он взял ручку и открыл дневник. В дверь постучали и вошел Харри Джего, с трудов закрыв дверь на ветру. Лицо опухло, кожа порезана в дюжине мест. Казалось, что ему, как и Риву, трудно ходить.

— Вы не слишком хорошо выглядите, Харри.

Адмирал пододвинул к нему бутылку скотча:

— Наливайте сами.

Харри прошел в кухню и вернулся со стаканом. Заговорил он очень медленно:

— Я чувствую себя ходячим мертвецом.

— Понимаю, что вы имеете в виду. Как Джанет?

— Нерушима. Фада-хаус похож на полевой госпиталь, и она не присела с тех пор, как мы пришли.

— У нее была большая практика. Это долгая война — сказал адмирал. — Снаружи все еще гнусно?