Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эти строчки не были точным описанием моих чувств, скорее ожиданием. Я думала, что именно так я буду ощущать себя после «Джунглей».
– Уже закончила?
– Да, больше не пишется.
Адам кивком позвал меня к себе. Я не представляла, как девочки выдерживали с ним ночь разговоров наедине. У меня от мысли, что мы вдвоем сидим на матрасе и обсуждаем самое интимное – творчество, дрожали коленки и немели кончики пальцев. В голове вертелось: «Все на пляже, у нас есть полчаса точно».
Почитав написанное, он сказал:
– Мне так нравится, что ты понимаешь суть «Джунглей». Что ты готова открыться по-настоящему. – Он приобнял меня и медленно погладил по спине.
Кожа покрылась мурашками. Мне страшно было сглотнуть или шумно выдохнуть.
– Большинство приезжает сюда просто за уединением, чтобы сосредоточиться на творчестве. Но как можно творить, если ты не готов нырнуть в свои самые тайные страхи и порочные мысли?
– Я готова. – Я охрипла, и мне показалось, что Адам меня не услышал.
– Рита ведь рассказала тебе, да?
Смотря в его глаза (в дамских романах написали бы «цвета бархатистой ночи»), невозможно было лгать. Я кивнула.
– И что ты думаешь?
– Я думаю, что ей нужно остаться.
– Действительно так считаешь? Или ты просто хочешь, чтобы она осталась?
За прошедший месяц я так привыкла к присутствию Риты. Сначала она мне казалась очень удобной: никаких жалоб, скандалов, всегда внимательно слушает и искренне пытается помочь. Потом я стала прикрываться ею, как щитом. Например, когда мы оставались наедине с кем-нибудь, с кем я еще не нашла общий язык – с Венерой, Забавой, Мишей, Савой. Она всегда превращала неловкое молчание в какую-нибудь светскую беседу. Было что-то американское в ее быстрых разговорах ни о чем, но мне было так спокойно от того, что не надо искать тему. При этом ее речи не были скучными или эгоистичными. С ней всегда интересно было поговорить. Ее всегда можно было послать на ту сторону: за таблеткой от головной боли, уточнить задание, которое не поняли. Но в какой-то момент я начала зависеть от наших с ней теплых разговоров. Как будто бы получала ласку и внимание за все годы с мамой. Как будто бы она была моей сестрой, с которой мы только что повстречались и решили наверстать упущенное. Я зависела не только от ее внимательности (когда-то я ходила к психологу, но это не помогло), но и от того, что я тоже нужна ей. Нерешительно, долго подбирая слова, она рассказывала мне о своих страхах, о детских печалях. Очень осторожно, боясь быть слишком навязчивой или жалостливой. Мне так хотелось показать, что ее чувства тоже важны миру, что это нормально – быть хотя бы чуть-чуть эгоистичной и говорить о себе. Лет с 15 у меня не было настоящей подруги. А позже с парнями мне стало дружить легче, ровнее. Еще ни одна подруга не уходила из моей жизни, не оставив плевок или окурок в моей душе.
– Очень хочу. Она достойна здесь быть.
– Мы здесь не за достоинства, а за недостатки. Она слишком правильная, тебе не кажется?
– Может быть, ей нужно больше времени, чтобы погрузиться на дно?
– Может быть… – Он резко встал и зашагал к двери, но у самого выхода обернулся и сказал: – Останется она или уедет – это в твоих руках. Поговори с ней. Только ты можешь на нее повлиять.
– Ты решила? – спросила я Риту, когда она вернулась с пляжа.
Такая беззаботная, свежая. Только через несколько дней, привыкнув к ней, я разглядела, насколько она красивая. Лицо, красивое добротой, особенно когда она улыбается. Такие люди не бывают некрасивыми, потому что на их лицах не отражаются зависть и озлобленность.
– Да. Наслаждаюсь последним днем.
– Рита!
– Я не могу обманывать других и тем более себя.
– Не обманывай! Просто попробуй то, что предлагает тебе Адам. Вдруг этот опыт откроет тебе что-то новое?
– Он откроет только старое. Я просто хочу жить дальше и рисовать.
В этот момент я так полюбила себя за то, что приняла ее решение! Как бы мне ни хотелось, чтобы Рита всегда была рядом, я еще больше хотела, чтобы она не оглядывалась назад. Чтобы она была счастлива.
– Тогда ты будешь счастлива?
– Я счастлива.
Рита держалась достойно. Адам во вступительной речи спросил, все ли готовы двигаться дальше, все ли ясно понимают цели «Джунглей».
Рита даже не вздрогнула, когда он, спрашивая, несколько раз внимательно посмотрел на нее.
Он закончил речь вопросом:
– Рита, кажется, тебе есть что нам сказать? Почему-то я не вижу твоих картин здесь.
И ядовитый взгляд на меня.
– Я, наверное, не совсем подхожу для этого места. Вернее, я думаю, ощущаю, что мне здесь очень комфортно. Что здесь есть люди, которые меня понимают. Я многому у вас научилась. И… – Она шумно выдохнула. – Очень вас люблю. Я бы хотела здесь остаться, но не ценой того, во что я верю.
Ребята зашептались: «О чем она?», «Что она натворила?».
Антон вопросительно посмотрел на меня.
Адам пересказал их спор и спросил, что же главное для них.
– Оставаться верным себе! – первым горячо крикнул Сава.
«Не бояться смотреть своим страхам в лицо», «Гореть своей идеей», «Опуститься на дно и подняться!» – закричали ребята.
– Я вполне могу вытерпеть общение со снобами, я равнодушен к бесталанным зазнайкам, но не терплю людей, которые боятся выходить из своей зоны комфорта и даже не могут признать этого. Ненавижу, когда люди говорят, что их все устраивает, когда они сидят на своей солнечной поляне, даже не желая заглянуть в дремучий лес.
Рита стояла с густо-красными щеками и правой рукой поглаживала костяшки пальцев на левой руке. Уголки ее губ были опущены, как у виноватого ребенка, а глаза смотрели куда-то в отстраненную даль.
– Я был бы спокоен, если бы такой человек был обычным заурядным существом, нужным нашей планете, только чтобы сейчас обслуживать других людей, а после смерти кормить червей. Но нет! Когда талантливые люди сидят со своим талантом, как с вишневым садом: «Сегодня поем чуть-чуть, завтра, может быть, нет, может, сварю варенье, может
