Марафон нежеланий - Катерина Ханжина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папа… Он всегда хвалил меня, потому что так надо. На самом деле его не очень-то интересовало мое творчество. Он не считает, никогда не считал все это чем-то серьезным.
– Моя мама вообще не знает, что я пишу.
– Почему?
– Не думаю, что поймет то, о чем я пишу. Или прочитает, похвалит, как твой папа, и забудет. «Она у меня еще и пишет. Что пишет? Заметки, что ли… Или рассказы какие-то…»
– Ты бы хотела, чтобы она поняла?
– Не знаю. Наверное, нет. Мне не нравится ее вкус, – я горьковато рассмеялась.
– Мне тоже не нравится то, что любит мой папа.
– А что он любит?
– Старенькие приключенческие романы типа мушкетеров, советские мюзиклы, картины типа «Бурлаков» или «Опять двойка», чтобы сюжет был сразу понятен и чтобы он вообще был. А твоя мама?
– Она любит вообще все картины. Потому что искусство кажется ей чем-то таким далеким, что его творят чуть ли не инопланетяне. Все признанное искусство ей автоматически нравится. Книжки она почти не читает, только детективы иногда в дороге. Представляешь, у нее всего четыре детектива. Она их перечитывает уже лет пятнадцать. Мне кажется, она просто боится всего нового. Еще она смотрит только русское кино. Всего иностранного тоже боится.
– А еще мой папа любит фильмы с Джеки Чаном. И британского «Шерлока».
– Единственный иностранный сериал, который моя мама любит, – это про старушку-детектива. Там она тоже все серии наизусть знает, но все равно смотрит, когда его повторяют. А! Вспомнила! Еще из иностранного она любит фильмы про… Не помню, как они называются, каким-то женским именем. Они еще по любовным романам сняты. Имя еще такое проститутское – Снежана, Альбина…
– Анжелика!
– Точно!
– У меня мама тайком про нее книжки читала. А вслух говорила, что это для неудовлетворенных жизнью теток.
– Я всегда удивлялась, как моя мама не стесняется своих вкусов.
– Может быть, потому что она не считает себя возвышенной? Вот моя мама, сколько я ее помню, считала, что она создана для чего-то большего. У всех на виду она читала французских экзистенциалистов, а в туалете среди папиных газет прятала любовные романы в мягких обложках. Когда она поняла, что никаких талантов у нее нет и ничего необычного с ней не произойдет, что добиваться чего-то слишком сложно и долго, то решила завести меня. Она не разрешала мне смотреть простые советские мультики, только эстетичный «Дисней». Покупала мне вещи с принцессами, заставляла учить их песни. А я обожала рисовку советских мультиков про лес и его животных. Там, где тайга такая реалистичная, все эти елки с бахромой, изящные березки, ивы над темными ручьями. Мне казалось, что лес на самом деле такой, – мы с семьей почти не бывали на природе. Раз уж мы говорим про стыдные любимые вещи, то у меня это – старые мультики про лес с зайчиками, барсуками, медвежатами. А у тебя?
– Я люблю читать произведения сетевых авторов. Специально выбираю поглупее и понаивнее. Сначала я просто цинично смеялась над ними, воодушевляясь, насколько я лучше. А потом мне стало казаться, что я учусь у них, как не надо писать. Это полезно – раз в месяц читать что-нибудь про ванильную любовь или «жесткий секс» в понимании школьниц и домохозяек.
Рита тяжело вздохнула. Как мне показалось, с осуждением.
– Что? Я высокомерная сука, да?
– Это жестоко. Каждый имеет право на творчество.
– Я ведь не осуждаю их. Путь пишут.
– Если хоть один человек приятно провел время за чтением их произведений, то они уже делали это не зря.
– Да-да. Сладких снов!
– Искусство – это наше противоядие от тусклости жизни и отсутствия ее смысла. Да, все это – всего лишь иллюзия, но наша тюрьма – это не тело, а разум. Если мы ограничиваем себя в фантазиях, мечтаем о скудном и банальном, то мы сами загоняем себя в плен. Но когда фантазируем, создаем свою реальность – мы свободны! – Чувствовалось, что Забава заучила этот текст, но ее застенчивость придавала речи туманную мечтательность, что очаровывало и умиляло. – Давайте поговорим о наших мечтах.
После каждого предложения она краем глаза посматривала на Адама, как бы ожидая одобрения. Он почти незаметно кивал.
– Только без мира во всем мире, пожалуйста, – сказал он, посмотрев на Риту. – Ваши эгоистичные, самые откровенные мечты.
Все молчали, а Забава с надеждой заглядывала каждому в глаза. Выбирать первого ей не хотелось.
В итоге она опять обратилась к Адаму. Он раздраженно поднялся к ней на камень и сказал:
– Раз никто не решается, начни ты.
Забава распахнула свои глаза-шкатулки.
– Я мечтаю, – тихо начала она, заправив короткие передние прядки волос за уши. – Я мечтаю петь до звезд.
– Для звезд? – спросил Антон.
– До звезд, – покраснев, шепнула она и занавесилась волосами.
Адам потрепал ее по зеленой макушке, Забава спрыгнула с камня и присела между Венерой и Тимуром. Она почти не общалась с нами, редко вела занятия. Я никак не могла понять – она играет в странноватую девочку или действительно такая трепещущая, пугливая, как птичка, очаровательно-рассеянная. Я все еще удивлялась, почему все парни не влюблены в нее, даже наши, новенькие, ее сторонятся. Мне казалось, что даже я могла в нее влюбиться в те моменты, когда она в темноте сидела на пляжном камне, причесывала свои длиннющие волосы и что-то напевала без слов.
Лера ревниво оглядывала свою конкурентку по винтажной одежде, когда иногда по утрам Забава заходила на кухню в длинной белой комбинации (в ее случае больше подходило слово «сорочка»), которые раньше надевали под платья, и с мягкой ленцой утягивала чей-нибудь круассан или тост. Никто обычно не возмущался, просто потому, что мы не знали, как на нее реагировать – как на блаженную или как на кокетливую дурочку. Только Макс пытался заигрывать, но после его «ты можешь присесть ко мне на колени и съесть все» или «у меня есть чем тебя угостить» она заливалась смехом и убегала на пляж, слегка подволакивая правую ногу.
Если Забава замечала, что ты пристально смотришь на нее, то она запиналась, походка сбивалась с ровного шага, и тогда разница в длине ног становилась заметнее.
«Русалка» – так мы называли ее между собой. Еще дома я читала версию, что
