Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира - Грэм Робб

Охотники – истребители животных были изобретательнее тех, кто истреблял протестантов в Севеннах. Охотники на орлят опускались на качелях из досок сверху на один уровень с орлиным гнездом. Затем огнем факела они отгоняли прочь мать и клали птенцов в сумку. Когда Шатобриан доехал до подножия Мон-Жени в 1803 году, ему предложили купить осиротевшего орленка.

«Крестьянин держал его за ноги… Орленок умер от последствий жестокого обращения, и я не успел отпустить его на свободу. Он напомнил мне о несчастном маленьком Людовике XVII… Как быстро величие превращается в несчастье!»

Во всей Гаскони и во всем Провансе ловили сетями съедобных перелетных птиц. В конце сентября стаи голубей из Скандинавии и Юры летели в Страну Басков, жители пиренейских деревень устанавливали гигантские вышки из трех столбов с крошечной площадкой наверху. С этого наблюдательного поста один из мужчин следил за горизонтом. Остальные ловцы прятались в листве. Человек на вышке держал в руках плоский кусок дерева, вырезанный в форме летящей хищной птицы. Когда стая приближалась на расстояние 100 ярдов, он подбрасывал деревянную птицу в воздух, стая опускалась вниз и попадала в сети. Работу по убийству птиц мужчины оставляли женщинам, которые перекусывали голубям шеи и могли за несколько минут истребить их несколько сотен.

В Провансе рагу из певчих птиц было популярным лакомством, там можно было купить на рынке связанных за клювы соловьев и других певчих птиц. Считалось, что птицы поедают урожай оливок и других культур. До информационных кампаний, проведенных в середине XIX века, и до появления в 1862 году закона, запрещавшего красть птичьи яйца из гнезд и уничтожать гнезда, никто, кажется, не замечал, что птицы едят вредных насекомых. Были люди, которые сажали ягодные кусты возле двери, чтобы высовываться из окна и убивать птиц палкой. Уже в 1764 году Тобайас Смоллет (известный английский писатель-романист родом из Шотландии), проезжая по Южной Франции, заметил нечто вроде экологической катастрофы.

«Можно проехать через весь юг Франции и все графство Ницца, где нет недостатка в рощах, лесах и лесопосадках, не услышав песни дрозда, коноплянки, щегла или любой другой птицы. Повсюду тишина и одиночество. Несчастные птицы уничтожены или улетели искать убежище в других краях от свирепого преследования со стороны людей, которые не жалеют сил, чтобы убивать и ловить их ради своего пропитания. Едва ли хоть один воробей или крапивник, хоть одна малиновка или синица могут уцелеть от ружей и силков этих неутомимых охотников на птиц».

Большинство крупных диких млекопитающих были обречены еще задолго до того, как увеличилась численность людей. Вырубка лесов и суровые зимы выгоняли большие стаи волков из лесов и гор в глубь тех частей Франции, где природа считалась укрощенной, а жизнь цивилизованной. Стая шла цепочкой по одному, след в след, из-за чего было трудно установить ее численность по отпечаткам лап на снегу. Полуостров, образованный изгибом Сены между Руаном и аббатством Жюмьеж в Нормандии, в конце лета 1842 года был так плотно заселен волками, что их вой можно было слышать на холмах над этим промышленным городом.

Рассказы о волках-оборотнях отражали настоящий страх. В «Госпоже Бовари» «волки, которые бегают по полям ночью», – одна из причин, по которой юная Эмма считает деревню «вовсе не веселым местом». Закон, проведенный через органы власти после Французской революции, устанавливал плату за каждого убитого волка. Чтобы получить деньги, охотник должен был показать префекту голову животного. Цена была 20 ливров за волчонка, 40 за взрослого зверя, 50 за щенную волчицу и 150 за известного волка – убийцу людей. В 1880-х годах все еще убивали каждый год больше тысячи волков. Несколько приходов объединялись и организовывали облавы (по-французски battues) – вооружались пиками и дубинами и прочесывали лес, чтобы прогнать прочь волков и кабанов. Эти бойни продолжались и тогда, когда угроза миновала. Они до сих пор остаются важными событиями в жизни местного общества: в Юре осенью можно увидеть, как все мужчины некоторых деревень выстраиваются на одинаковом расстоянии друг от друга вдоль вьющейся среди гор дороги и с ружьями в руках ждут, когда из леса выбежит выгнанный загонщиками кабан.

В горах самой большой угрозой для диких животных была не самозащита людей и не склонность к совместной деятельности, а тяга людей к самоуничтожению. Для охотников на серн их занятие явно было чем-то вроде наркотика. «Дикий и изнуренный вид выделяет их в толпе, даже когда на них нет охотничьей одежды. Вероятно, из-за этого злого выражения лица некоторые суеверные крестьяне считают их колдунами» (Соссюр). Охотники на серн рисковали своей жизнью почти даром. Они уходили в горы, как только рассветало, взбирались вверх по ледникам, где лед прогибался и стонал у них под ногами, и старались до восхода солнца подняться выше, чем стада серн. Некоторые уходили на много дней, взяв с собой лишь столько сыра, сколько умещалось в кармане, и немного твердого как камень хлеба, все дальше и дальше в снежную пустыню вслед за убегающими сернами. Часто спуск обратно бывал таким долгим и трудным, что охотник мог принести только шкуру убитого животного.

Каждый год кто-то из них разбивался насмерть, упав с высоты, или погибал во льдах. Тела некоторых нашли через много лет – они прекрасно сохранились. Большинство охотников предвидели, что умрут молодыми. Соссюр встретился с одним охотником из Сикста в Савойе. Отец и дед этого человека умерли на охоте; он называл охотничью сумку своим «саваном». Через два года он упал с обрыва в пропасть. Внизу, в деревне, жены охотников боялись заснуть: существовало поверье, что охотники, умершие в горах, являлись своим любимым во сне и просили похоронить их как положено.

Некоторые дикие животные уцелели потому, что люди хотели, чтобы они остались дикими, или считали их слишком маленькими и беспокойными, чтобы приручать. Так было с черными быками из Камарга, которые стали более выгодным товаром, когда супруга Наполеона III, императрица Евгения, стала оказывать поддержку испанскому бою быков. Так произошло и с маленькими быстрыми белыми лошадьми, которые жили табунами по тридцать или сорок голов в пустынных дюнах Ландов, соленой дельте Камарга и на равнинах возле Фрежюса.

К 1840 году искусственно посаженные сосновые леса и оросительные каналы стали сокращать территорию пустыни, и в Ландах осталось только несколько сотен диких лошадей. Но то ли угроза уничтожения обострила их умы, то ли просто самые умные прожили дольше всех? Конь, которого жители деревень в бассейне Аркашона называли Наполеон, провел два года в неволе, потом бежал на земли между морем и болотами, где на дюнах росла прекрасная нежная трава, и научил лошадей своего табуна тому, чему сам научился у людей. Лошади Наполеона высматривали неприятеля с высоты дюн. Когда охотники приближались, табун перемещался на более высокий гребень, куда не могли взобраться домашние лошади, вес которых увеличивали всадники на спине, а движения замедлял песок. Когда люди окружали песчаную крепость, табун строился клином – жеребята впереди, кобылы сзади – и мчался вниз по склону к самой слабой точке круга.

Больше ничего не известно об этом движении сопротивления животных. Может быть, Наполеон умер в дюнах, а может быть, закончил свою жизнь в каком-нибудь городе. К середине века белых лошадей, которые трудились в армии или везли экипажи-такси в Париже, было больше, чем тех, которые жили на воле в дюнах.

Эти изменения в животном царстве произошли так быстро, что не произвели впечатления на человеческое население Франции. Вместо ужаса от исчезновения видов животных люди испытали постепенно нараставшее медленное разочарование, унылое осознание того, что мир природы был открыт лишь для того, чтобы сразу исчезнуть.

В 1910 году, когда гонка «Тур де Франс» впервые пересекла высокую часть Пиренеев, газетные репортеры предполагали и, можно сказать, надеялись, что медведи повлияют на результат гонки, съев кого-нибудь из участников. Гонщики, подгоняя себя, ехали по каменистым дорогам среди гор, где уже давно не было медведей[29]. В Ниме, на седьмом этапе тура, произошла серьезная неприятность из-за шаловливой собаки, но единственным смертельно опасным животным, напавшим на гонщиков, была медуза в день отдыха в Ницце.

По мере того как уменьшалась коллективная роль животных в человеческом обществе, стали выходить на передний план отдельные животные-герои. Дружелюбное знакомство с другим видом живых существ ушло в прошлое – его заменило очеловечивание животных. Переселение людей в города стало зеркальным отражением переселения животных из городов в сельскую местность. В середине XIX века впервые родились тысячи людей, которые за всю жизнь вряд ли видели живую корову.