Открытие Франции. Увлекательное путешествие длиной 20 000 километров по сокровенным уголкам самой интересной страны мира - Грэм Робб

Путешествие Деламбра и Мешена было лишь одним эпизодом великой эпопеи, которая началась до их рождения и продолжалась еще долго после их смерти. Когда они вернулись в Париж в 1799 году, прошло более полувека с тех пор, как жители деревни Лез-Эстабль забили насмерть дубинками молодого геометра из экспедиции Кассини, но карта Франции все еще не была полностью опубликована. И даже на опубликованных листах были участки, которые требовали уточнения. Ничего удивительного: это была первая подробная карта целой страны, основанная на широкомасштабных скоординированных геодезических съемках. Как написал Кассини III[33] в предисловии к первому листу (Париж), который был опубликован в 1750 году, «когда человек представит себе, сколько лет, путешествий, усилий, исследований, инструментов, операций и наблюдений нужно, чтобы точно описать целую страну, для него не будет удивительно, что работа такого размера, основанная на полевых измерениях, продвигается вперед так медленно и осторожно».

Это долгое приключение началось на поле во Фландрии в 1746 году, во время Войны за австрийское наследство. Пока французская и австрийская армии опустошали землю, Сезар-Франсуа Кассини де Тюри отмечал все на красивых картах лагерей и полей сражений. Для него это было обычным семейным делом. Его дед и отец проводили геодезическую съемку меридиана в 1700 году, а сам Сезар-Франсуа занимался работой картографа с детства. Он вырос в Парижской обсерватории, где его дед открыл четыре из спутников Сатурна.

В возрасте 18 лет он участвовал в экспедиции, которая провела перпендикулярную меридиану линию от Сен-Мало на западе до Страсбурга на востоке. В 19 лет он читал в Академии наук лекции о важности геодезических измерений.

Этот человек, который родился в точке пересечения меридиана и линии запад – восток, знал свою страну лучше, чем кто-либо еще. Никто не проходил по ней такие большие расстояния вдоль невидимой геометрической линии, а не по рекам и дорогам. Никто не видел ее со стольких удобных точек наблюдения. С помостов, устроенных в лесах и на равнинах, Кассини видел пейзажи, которых не видел больше никто. Он слышал диалекты, неизвестные лексикографам, и не имел себе равных по знанию особенностей сыров – от овернских сортов (вредных для здоровья) до сортов из Юры (восхитительных).

Когда Людовик XV увидел начерченные Кассини карты полей боев, он признал их важное значение для ведения войны. Кассини попросили принести несколько астрономических инструментов, чтобы развлечь его величество. Молодой ученый не только сумел развлечь короля, но и получил разрешение на такой огромный и дорогостоящий проект, рядом с которым семилетнее путешествие к Сатурну зонда, который носит имя Кассини-деда, кажется очень скромным достижением. Кассини-внук получил официальную просьбу составить карту всего королевства в таком масштабе, чтобы были отмечены даже самые маленькие деревушки.

Теперь, имея денежные средства для составления полной карты Франции, Кассини начал набирать небольшую команду инженеров-географов. Это должны были быть люди сильные духом, хорошо подготовленные физически и, желательно, ничем не связанные. От них требовалось хорошее знание астрономии и тригонометрии, умение рисовать и строить наблюдательные вышки. Поскольку картографический сезон, продолжавшийся шесть месяцев в году, совпадал с сезоном военных действий, они всегда должны были быть готовы работать в любых условиях. Геометры, служившие в армии, должны были «читать и писать на иностранных языках и уметь плавать, чтобы ничто не могло помешать им выполнять срочные и важные задания по разведке местности». Эти ученые-атлеты были для XVIII века тем же, чем астронавты для нашего времени, но с несколькими хорошо заметными различиями: им мало платили, они не ожидали славы для себя лично, надолго оставались без связи со своим центром и не сомневались, что встретят в пути враждебно настроенных чужеземцев.

В свою первую экспедицию (1748 – 1749) Кассини завербовал около десятка молодых людей, которым было чуть больше 20 лет, и снабдил их инструментами уменьшенного размера, которые были не так точны, как нормальные, но достаточно малы, чтобы их можно было пронести на верхушку шпиля или вершину горы. В некоторых провинциях были свои хорошие карты их территории, но значительная часть земель, которые предстояло исследовать команде Кассини, еще никогда не была нанесена на карту. Большинство прежних картографов просто копировали более ранние карты и повторяли прежние ошибки. Существовали карты Альп, на которых была показана равнина среди гор возле Шамони, а гигантский пик Мон-Моди (Le Mont Maudit – «Проклятая гора») показан на 30 миль к западу от своего соседа – Монблана. Даже в 1792 году, когда Савойя была аннексирована Францией и переименована в департамент Монблан, официальная правительственная карта скорее отражала фактические измышления картографов, чем реальную действительность. На ней, например, была показана дорога вокруг подножия Монблана и другая дорога, пригодная для карет, через перевал Коль-д’Изеран, высота которого 9068 футов; настоящая дорога через него была проложена лишь в 1937 году. Так что геометры Кассини начинали с нуля.

Их задача была гораздо сложнее, чем триангуляция меридиана, которую выполнил Деламбр. Приходя на новое место, геометр разыскивал священника, дворянина – владельца этой земли или члена магистрата, который был бы представителем местной ассамблеи. На это мог уйти весь день, если нужный человек был в полях или на рынке. Получив доступ на колокольню или башню, он должен был выполнить съемку местности и сделать предварительный набросок. Затем он просил священника, помещика или члена магистрата назвать на французском языке села, деревни и фермы, замки и аббатства, реки и леса и указать местонахождение дорог, мостов, бродов, шлюзов, ветряных и водяных мельниц и виселиц. В равнинных местностях без особых примет, например в Шампани или Ландах, могли быть только крошечные ориентиры – одинокое дерево, брошенный черепичный завод, даже временная пирамида, с которой выполнялись измерения.

Вечером геометр вписывал названия в свою карту и набрасывал на ней горы и долины, стараясь не запачкать бумагу, а местные жители заглядывали ему через плечо или собирались вместе и решали, что с ним делать.

Весь этот процесс был странной смесью точного и приблизительного. Один священник из Берри вспоминал о приходившем к нему картографе: «Он оборудовал для себя три пункта в моем приходе, и я сопровождал его. Он записал все, что видел: деревни, фермы, главные дороги, деревья, шпили и так далее. Чтобы подтвердить свои расчеты, он заставлял своего слугу измерять расстояние до некоторых объектов. Я помню, что у него был маленький шагомер, который однажды показал ему точное расстояние в футах от Иссудена до Грасона (именно так! Вместо Грасе: 15 миль! – Авт.). Правда, кое-что он не мог увидеть, например одно имение, которое находилось в долине; тогда он спрашивал расстояние до этого места от колокольни… Если все инженеры были так надежны в своем деле, как тот, кого я видел за работой, их писцы, должно быть, создали очень правильные карты».

Дать имена всем этим населенным пунктам и ориентирам уже само по себе головоломка. Полного списка городов и деревень не существовало, и не было общепринятого произношения их названий. Многие местные названия никогда не были записаны или уцелели лишь в искаженном виде. Как объяснил Кассини, некоторые землевладельцы увидели в нанесении имен на карту великолепную возможность переделать пейзаж по-своему. Они не видели никаких причин выделять как отдельные объекты никому не известную ферму и разрушающуюся деревушку, которые вот-вот будут поглощены их великолепным новым парком, или средневековые развалины, которые скоро исчезнут, уступив место их новому симметричному замку.

Этим новым объектам надо было дать имена, и землевладельцы считали, что имеют право это делать. Некоторые сеньоры объединяли под одним названием несколько имений или феодальных владений, имевшие каждое свое собственное имя, которым продолжали пользоваться местные жители.

Несмотря на письменные приказы короля, некоторые священники отказывались открыть дверь на колокольню, и ассамблеи некоторых городов отказывались сотрудничать с геометрами. Когда геометры перешли дальше на юг, в Прованс и Лангедок, стало ясно, что им надо иметь рекомендательные письма от тех властей, которые находятся ближе к их месту работы, чем живущий в Версале король. Человек, который работал по воскресеньям и ничего не продавал, мог оказаться сборщиком налогов, шпионом или вором, которого жители соперничающей деревни наняли украсть колокола. Паутина линий и загадочные, как древние руны, символы, которые картограф чертил на своей карте, не всегда были понятны крестьянам. Горцы, которым приходилось видеть холмы и равнины с большой высоты у своих ног, обычно более или менее понимали, что такое топография, но для людей, живущих в низинах или в замкнутых со всех сторон долинах, двухмерное изображение земли, как она выглядит из воображаемой точки в пространстве, было полной загадкой. Сам процесс черчения часто был для них изумительной новостью. Даже через много лет после начала XIX века вокруг путешественников с альбомом для рисования и мольбертом собиралась толпа со всей округи. Проспер Мериме стал самым знаменитым человеком в Везле, когда начал рисовать местную базилику с помощью камеры-люциды – оптического прибора, который художники используют как вспомогательное средство при рисовании с натуры. Во время своей поездки в Бретань в 1818 году английский ученый Чарлз Стотхард начал писать девушку в местном костюме.