Апостол Смерти (СИ) - Щербинина Юлия Владимировна

Где же Лера? Бедная девчонка, надеюсь, не надумала навестить Демида, пока он там «расслабляется».

Я обошёл все комнаты, вышел в подъезд, спустился на первый этаж и уселся на лестницу. Что делать, если Лера тоже окажется под защитой? Кто ещё может знать, чем занимается этот Сумрак, будь он неладен!

С мысли меня сбил прошмыгнувший мимо чёрный силуэт. Я вытянул шею, чтобы разглядеть того, кто стоит у лифта, и спрыгнул со ступеньки.

— Лера!

Как и Хеллсинг, она тоже изменилась. Верхняя одежда осталась чёрной, но торбу-гробик заменила женственная лакированная сумка. Пирсинга под губой нет, с лёгким макияжем без мертвенной бледности и длинных стрелок на веках Лера стала ещё красивее, чем была.

История повторилась. И снова я как будто бы сунул руку в лопасти вентилятора. Лера тоже была защищена некромантической магией, а значит, я снова упёрся в тупик.

Двери лифта поползли в стороны, Лера зашла в кабину и сразу нажала на кнопку нужного этажа, и я остался один.

Глава 15 «Неприкаянные»

Нас трое. Я, Игорь и Антон. Мы стоим в абсолютно пустом чёрном пространстве, словно запертые в комнате без окон.

Здесь нет света, но мы видим друг друга так отчётливо, как если бы сами светились в темноте. Никого и ничего нет вокруг нас. Три потерянные души без настоящего и будущего, объятые безграничным небытием и жестокой неизвестностью.

Никто из нас не решается заговорить. Я смотрю на своих собратьев и вижу на их лицах одно выражение. Наверное, то же застыло и на моём. В них не страх, вопрос или нетерпение, а понимание того, что мы видим свой последний сон, что откроет нам последние врата. Те, в которые мы так долго стучали без ответа.

Она не заставляет нас долго ждать. Появляется из ниоткуда и медленно, беззвучно шагает вокруг нас.

Подойдя ко мне, ласково гладит по волосам, как любимого сына, и смотрит с особой материнской нежностью. Мне даже кажется, что если я брошусь в её объятия, она крепко прижмёт меня к груди, поцелует в макушку и тихо скажет, что всё обязательно будет хорошо, ведь она так сильно меня любит!

Игорь не удостаивается такой теплоты, но по плечу она гладит его, как самый преданный друг, готовый оказать поддержку и сочувствие. Одно её касание даёт ему понять, что нет никого ближе ему, чем она.

Дальше она не идёт. Стоит между мной и Игорем, касаясь наших предплечий, и смотрит на Антона. Я не могу, да и не пытаюсь понять незримую связь между потусторонней женщиной и неприкаянным духом. Он знает, за какие грехи обделён её любовью, и это не моё дело.

И вот всё меняется.

Мы с Игорем заперты в тесной стеклянной клетке, и не успеваем что-то понять, как начинаем задыхаться. Перед глазами мутнеет, в голове стоит шум, но я всё же замечаю, как по невидимой стене стучит Антон, в попытке нас освободить.

Сознание почти готово покинуть меня.

Я замечаю, что за нашими муками наблюдает Демид. За ним стоит похожая на куклу женщина и держит руку на его плече. На её плече рука адвоката, которого держит за плечо супруга. За ней ещё двое. Вся община стоит за своим предводителем. Скованные одной цепью, они наблюдают за мной и Игорем, как учёные за лабораторными крысами, и ждут результат. Они жаждут его!

Без сил я падаю на колени. Моя голова кружится так, словно я мертвецки пьян, воздуха всё меньше и меньше. На секунду или полчаса я выпадаю из этой реальности и вновь прихожу в себя, открываю глаза и вижу рядом с Демидом её.

Она хватает некроманта за второе плечо, как если бы собирается взмыть в воздух и прихватить свою жертву с собой. Длинные пальцы, подобно когтям хищной птицы, глубоко проникают в плоть, и под полурасстёгнутой чёрной рубашкой растекается кровь.

Всё превращается в сплошное чёрное пятно, и я просто растворяюсь в безграничной пустоте…

Я ощущаю себя воздухом, затем ветром, дымчатым облаком, тяжёлой тучей, и вот, кажется, снова становлюсь материальным. Я ещё есть! С закрытыми глазами твёрдо стою на ногах и прижимаю к себе что-то большое, тёплое и такое родное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Это Дарья. Цепляется за меня так, будто хочет задушить. Всё вокруг перестало быть безграничным мраком. Клубится густой туман, кругом множество нечётких силуэтов. Мы то ли в лесу, то ли в каком-то городе, хотя это абсолютно неважно.

Моя молчаливая покровительница тоже здесь. Теперь я понимаю, что она всегда со мной, вижу я её или нет. Она часть меня. И теперь она ждёт, пока я попрощаюсь.

— Зачем, Никита?

— Это всё случайность, Дарья. Будь сильной.

— Ты уходишь? Опять?!

— Мне пора.

Я отстраняю её от себя, смотрю в её несчастные глаза и перевожу взгляд на черноволосую женщину. Она отворачивается от нас и уходит, и я без колебаний иду за ней.

Её шаг неспешен и плавен, как течение реки, и расстояние между нами сокращается. Скоро я поравняюсь с ней, и вместе мы наконец уйдём туда, где будет тепло, хорошо и спокойно.

Дарья бежит за мной.

— Никита, подожди!

Она догоняет меня и пытается остановить, но я не могу остаться. Мне нужно идти.

— Не смей снова бросать меня! Не смей оставлять одну!

— Ты не одна. Я здесь, в твоей постели.

— Никита!!!

— Я здесь.

Она что-то кричит, пытается схватить меня за руку, но я уже ничего не слышу и не чувствую. Я иду туда куда должен — навстречу бесконечности.

* * *

Дарью разрывало от тяжёлого кашля. Я лежал рядом и наблюдал как она, свесившись на полтела с кровати, пытается прочистить лёгкие и сделать спасительный глубокий вдох. Внезапное пробуждение для нас обоих и неприятные последствия её вчерашней истерики в лютый мороз.

Откашлявшись насколько возможно, она бессильно упала на подушку, постанывая, перевернулась на бок лицом ко мне и укуталась в одеяло как в кокон. Мне хватило одного беглого взгляда, чтобы определить у неё высокую температуру.

Дарья выглядела неважно. Глаза впали, на лице появилась испарина и залегли лишние тени. Меня очень настораживал её кашель и хриплое дыхание, ведь так недолго заработать пневмонию, которая, кстати говоря, за считанные дни свела в могилу её отца.

Я надеялся, что Дарья уснёт и проспит как можно дольше, но тут она разлепила веки, нахмурилась, точно вспомнив что-то, и села.

— Никита, — прошептала она и окинула меня всего взглядом, — ты здесь?

Я не мог шевельнуться, просто лежал почти вплотную к Дарье и смотрел на неё. Неужели мы видели один и тот же сон? Не знаю, что вдруг сковало меня, заморозило мысли и мешало дать знать о себе. Мне вдруг стало очень тревожно… или страшно?

Дарья скорбно вздохнула.

Как обычно, я не знал, какое сейчас время суток. За окном темнота, а над столом горит дневная лампа. Так было и в полдень, и вечером, так будет и ранним утром, и в разгар дня и поздней ночью, вплоть до кровавых солнечных лучей к концу зимы.

Вчера у меня не было времени и сил обдумывать замысел некромантов и составлять план вмешательства. Я ознакомился со списком потенциальных противников, понял смысл следующей поставленной мне задачи и отложил её решение на завтра. Единственной моей проблемой была Дарья и её горе, с которым она была пока не в силах справиться.

Она больше не плакала, не билась в истерике и не пыталась мучить себя, поедая снег или ещё что-то непригодное в пищу. Переодетая в ночнушку, полночи просидела на полу, облокотившись спиной на шкаф, и в полной тишине пила из горла дешёвое вино.

Я сидел рядом. Иногда она что-то говорила, а я что-то отвечал. Когда бутылка наполовину опустела, Дарья начала рассказывать мне о сыне, о всех подробностях его младенчества, о его привычках и капризах, о радости первых шагов и ужасах первого падения с кровати. Я узнал в деталях о том, как можно перепутать день и ночь за несколько суток и возвращать нормальный режим в течение двух недель. Прочувствовал, как раздирает сердце длительный плач больного ребёнка, а ты отдал бы всё на свете, чтобы забрать себе хотя бы половину его боли, но можешь только бессмысленно качать его на руках и лопотать пустые слова утешения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})