Сторож брату своему - Ксения Медведевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лавка Садуна, ночь
На базарной площади было светло, как днем, от факелов, ламп и свечей. Люди ликовали, приплясывая и размахивая светильниками:
– Всевышний велик! Нерегиль брошен в темницу!
Жители квартала аль-Нисайр шатались от радости, как пьяные, и разбрасывали детям монеты, сушеный изюм и орехи.
– Всевышний отомстил за гибель Нисы-на-холме! Всевышний велик!
Фархад едва не снес стоявшего в дверях Джамшида – айяр шарахнулся от бренчащей браслетами тени в ярком шелке, словно от шайтана.
Семеня в узком хиджабе, юноша протопотал в заднюю комнату:
– Господин! Господин! – хватаясь за грудь, выдохнул он.
Садун ибн Айяш медленно поднял на него глаза.
– Дело сделано, господин, – широко, во все набеленное лицо, улыбнулся Фархад и плюхнулся на ковер.
Сабеец медленно положил калам на инкрустированный перламутром столик. И поднял ладони в благодарственной молитве:
– О Син! О звездный бог, владыка судьбы, поворачивающий созвездия! Благодарим тебя, о, благодарим!
Фархад тоже благоговейно воздел ладони.
– Нужно будет принести богатые жертвы яркому Сину и декану Овна, под надзором которого наше дело пришло к благоприятному завершению, – тихо и торжественно объявил Садун.
– Декану?.. – отшатнулся Фархад.
– Тебе еще многое предстоит узнать, дитя мое, – улыбнулся старый лекарь. – Поверь, страшные легенды о деканах созвездий рассказывают, дабы отпугнуть глупцов и несведущих от слишком сильных заклятий.
Юноша лишь поежился. Садун тепло улыбнулся: птенец. Он еще сущий птенец. Но какой любознательный. И какой умный. Благодарю тебя, о звездный бог, за то, что ты привел в мой дом толстопалого торговца, желавшего заработать на оскоплении мальчика… Воистину, ты управляешь судьбой, посрамляя наши ожидания! Ни одна из рабынь так и не понесла – несмотря на все снадобья, и вот, когда он, Садун, уже отчаялся – этот мальчик…
– Купить двух овец? – осторожно поинтересовался Фархад.
Сабеец задумчиво поднял руку: не сейчас, мол.
И тихо спросил:
– Ты положительно уверен, что нерегиль под замком?
– Я стоял в толпе у ворот аль-касра, – твердо ответил юноша. – И слышал, как кричал глашатай: Тарик за оскорбление халифа взят под стражу и брошен в зиндан – в назидание всем ослушникам!
Лекарь задумчиво покивал:
– Очень хорошо. Очень хорошо. Теперь дело за малым.
– За чем же? – заломил от волнения пальцы Фархад.
– Джунгары хотят играть свадьбу в Харате… – протянул Садун. – А наша госпожа, в великой мудрости своей, велит нам всячески воспрепятствовать этому событию.
– Как же мы это сделаем? – широко раскрыл глаза юноша.
– Все просто, дитя мое. Я напишу великой Ситт-Зубейде, что здешний климат вреден ее сыну. Умм Мухаммад всполошится и прикажет родственникам невесты ехать в Мадинат-аль-Заура. Халиф должен сыграть свадьбу в столице.
– Почему обязательно в столице?
– Как ты не понимаешь, – наморщился сабеец. – Нужно выманить его из города и отправить в путь.
– Аждахак, – понимающе покивал Фархад.
– Именно.
– Говорят, джунгарская ханша… эээ… способна на многое… – осторожно заметил юноша.
– Да, – кивнул лекарь. – Именно поэтому нам нельзя позволить ей стать супругой здесь, в Харате. Она попытается убедить халифа…
– …выпустить Стража? – ахнул Фархад.
– Да, – нахмурился Садун. – Выпустить нерегиля. Так что пусть охмуряет аль-Амина в столице. За сотни фарсахов от Харата… и от тюрьмы аль-касра. А вот мы – мы будем поблизости. И когда задуманное свершится, и мы вытащим тварь из ямы, гадина будет помышлять лишь о мести. Так что пусть посидит на цепи – злее будет, когда вылезет…
– Скоро начнется? – сверкнул глазами Фархад.
– Да, дитя мое, – не смог удержаться от улыбки старый лекарь. – Время близко. Однако, – тут Садун поднял палец, – мы перечислили дела неотложные и забыли одно. Какое, дитя мое?
– Девка, – бестрепетно ответил Фархад. – Девка в хариме. Она не сумеет держать язык за зубами. Я это вижу, как Соломенный путь в безоблачном небе.
– Ты весьма смышленый юноша, о Фархад… – пробормотал лекарь и отвернулся.
Глаза Садуна увлажнились, но он не хотел, чтобы мальчик видел это. Еще не время, еще не время. Хотя вольную он подготовил еще неделю назад…
Кашлянув и сморгнув непрошеную влагу с ресниц, лекарь строго спросил:
– Что, думаешь, надо делать?
– Убивать во дворце нельзя – слишком рискованно, – вздохнул Фархад, теребя серьгу. – Халиф шарахается от каждой тени, а смерть любимой невольницы окончательно выведет его из равновесия. Убийство будут расследовать и спуску не дадут никому.
Старый лекарь с улыбкой кивал каждому его слову. Воодушевленный Фархад закусил губу – и выпалил:
– Я тут… подумал… и…
– Говори, мой мальчик, – ободряюще кивнул сабеец.
– Нужно сделать так, чтобы девка сама выбралась из дворца. Сначала отобрать у нее перстень. Халиф ее тут же забудет.
Садун снова кивнул:
– Правильно говоришь…
– И тут появлюсь я! – воскликнул Фархад.
– Сколько денег тебе понадобится, дитя мое?
– По сто динаров на подкуп двух евнухов.
– Что же у тебя на уме, о сын хитрости? – засмеялся Садун.
– Я тут читал «Нишапурские ночи», о господин… – зарделся Фархад.
– Зебб ладошками не натер? – с насмешливым участием осведомился лекарь. – Насколько я помню, у меня прекрасное парсийское издание, с миниатюрами через каждые пять страниц…
Юноша сжался и стыдливо опустил глаза.
– Будет тебе, – снова рассмеялся сабеец. – Что естественно, то не стыдно. Справишься с делом – куплю тебе рабыню.
Воодушевленный Фархад заулыбался и быстро спросил:
– Господин, помните историю про Ганима ибн Айюба?
Садун с мгновение подумал – и широко улыбнулся:
– Иногда мне кажется, о юноша, что мать родила тебя от лисы-оборотня!..
Фархад прыснул, и они весело засмеялись.
* * *Дворец Харата, неделя спустя
Кабиха безутешно рыдала и сморкалась в смятый мокрый платок. Страшная мордочка без белил и басмы казалась еще уродливее.
За решетчатыми дверями настырно колотил дождь.
– У меня все отобра-ааааали-ииии… – жалостно подвывала девка. – Служанок, одежду, драгоценности – все-ооооо… А устад Бишр запер в этой ужасной комнате-ееее…
Да уж, из покоев любимой наложницы Кабиху выпихнули в нищенский закуток – темный, без окон в сад и голый – только старый ковер на полу да выцветшая занавеска, отгораживающая угол с постелью.
– Как же так вышло, о девушка? – участливо поинтересовался Фархад.
Невольница всхлипнула и ответила:
– Я потеряла кольцо, которое ты мне дал! Клянусь Всевышним, в ночь, когда халиф вошел ко мне, оно было у меня на пальце! А когда я проснулась среди шелков и занавесей – его уже не было!
– Это все завистницы, – убежденно кивнул Фархад. – Да отсохнут руки, убившие твое благосостояние, о девушка!
– Да, да! – затрясла косичками Кабиха. – Меня уже который день в баню не пускают, ааааа…
И она снова некрасиво распялила рот и заревела.
– А что же эмир верующих? – стараясь не морщиться, поинтересовался юноша.
– Прогнал прямо утром! Как только увидел!
И Кабиха расплылась сущим озером слез.
Дурная девка, конечно, не знала, что такое «обратные последствия». Откуда ей? Но каждый использующий приворот должен знать: когда предмет силы покидает владельца, приходит время платить за нарушение естественной связи причин и следствий. Те, кого талисман неодолимо тянул к человеку, испытают к нему необъяснимое отвращение. Так что наутро аль-Амин вполне мог свернуть Кабихе шею – жаль, что этого не случилось…
– Что же мне дела-ааать?..
Надо было решаться.
Фархад оглянулся на сидевшего за деревянной решеткой Масуда, и тот кивнул: приступай, мол. Сто динаров евнух уже получил. И долго цокал языком: вай, какой хитроумный юноша, вай-вай, о такой любви я читал лишь в сказках и слушал в историях базарных слепцов, вай-вай! Кто я такой, кивал Масуд, чтобы стать на пути двух влюбленных сердец! Клянусь: сто динаров – не конечная цена этой девушки, но я удешевлю ее ради твоей пылкости, о юноша, и опасностей, которым ты подвергался, проникая в харим в женском платье. Сто динаров сейчас – сто динаров потом. Фархад, естественно, с легкостью пообещал вторую сотню.
– Кабиха… – осторожно позвал он рабыню.
И положил свою ладонь на ее.
Она резко вскинула голову.
– Я… побил тебя… тогда… – Фархад сглотнул и опустил глаза. – Я побил тебя из ревности, о девушка.
Кабиха выдернула ладонь и вся подобралась. Дождь стучал по крышам, тревожно шелестел сад.
– К моему сердцу подступала такая ярость, когда я думал – владычицу моего сердца обнимает другой мужчина… целует другая женщина…
И он схватил ее за руки:
– Я не живу, а умираю! Я гибну от безумной страсти к тебе, о Кабиха!
