Поверь в свою звезду! - Гульжиан Павловна Садыкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Муж моей знакомой Лидии Пермяковой, имея востребованную специальность электрика, от безнадежности, как и многие другие, решил тоже уехать в Россию, в Барнауле его развернули обратно, а по возвращении домой, он накинул на себя петлю…
То был ужасный период для большинства населения Казахстана, наш Серебрянск рушился и гиб на глазах, из некогда бывшего населения в двадцать тысяч, оставалось чуть менее половины.
Как-то сразу вспомнилось предвещание мамы.
Она давно, еще только начиналась строиться вторая очередь нашего завода СЗНП, под строительство которого сносились казахские могилки, сказала, что это большой грех, не будет покоя на этой земле. Словно сбывались сказанные ей пророчества.
Я очень переживала за больную мать, боясь оставить ее, и вот так запросто уехать в неизвестность с малолетним сыном. Но с другой стороны, понимала, что оставшись без работы, и даже продав холодильник, если не куплю билеты, то денег от продажи хватит лишь на месяц-другой, а что потом – неизвестность, и навряд-ли, будет другой шанс. Отчаяние, боязнь пересудов, наговоров, сплетен и осуждений знакомых, бросить мать в трудную минуту, все то, чего я боялась и предвидела, и поэтому просто плыла пока по течению. Продолжала жить, занималась спортом, худела, любила и хотела быть любимой.
Сама того не ожидая, как-то стихийно помирилась со Светланой, будто ничего плохого не было, не упоминая ссору и обиды, просто заново начали общаться. Но наши отношения стали уже слегка натянутыми, а разговор в общении, более серьезным.
В один из дней меня поставили перед фактом, о сокращении. Искать другую работу не было смысла, ее просто не было. А Светлана к тому времени, наконец-то случайно устроилась на работу, по знакомству, в военкомат, рассказав мне о неприятном «спектакле» у дверей учреждения.
Оказалось, из оглашенного по местному радио объявлению, срочно требовался тех. работник, для уборки служебных помещений горвоенкомата. Наутро следующего дня толпы женщин с высшим образованием, спозаранку стояли в надежде получить хоть какую-то надежду на подработку, созерцая собой жалкое зрелище. А выбрали, как и полагалось одну, первую попавшуюся на глаза. Лицезреть эту сцену было унизительно и неприятно, становилось жаль безнадежно несчастных и упавших духом женщин.
Я разрывалась на части – как же поступить, где правильный путь? На весах противостояли два самых близких мне человека – мама, которая с каждым днем все более угасала, и сынишка, которому здесь я теперь ничего не могла дать. Нам нечем было даже платить за учебу в школе.
По непонятной причине, не известно по чьему указанию, но в тот год директор школы, Яковенко Галина Михайловна, издала приказ об оплате за текущий учебный год, из которого следовало, что документы на ребенка из школы я могу и не получить. Приказ был шокирующим и более чем подозрительным.
А мама совсем занемогла, ей постоянно было холодно. Вновь попросившись пожить к Шолпан, в «теплую комнату», где жила Олеся, словно, это было завороженное место, она почему-то чувствовала себя там более спокойно и чаще спала.
Стояли первые дни мая. Мамуля вновь жила у старшей дочери. Теперь я была более спокойна за нее, зная, что как бы не злилась сестрица, но все же она не такая, как братья, и не выгонит мать на улицу, успокоится, пусть даже горы гадостей будут брошены в мой адрес. Я это уж как-нибудь переживу. А сама тем временем начала развешивать объявления в нашем районе, о продаже своего паласа и маминого холодильника, так как у своего уже давно перегорел мотор, и направлять его не было смысла, да и средств тоже.
Вечером одного дня, находясь с Русланом дома, услышав громкий и настойчивый стук в дверь, я впустила в не угоду себе чрезвычайно разгневанную, озлобленную, словно сорвавшуюся с цепи сестру. То было подобие бушующего вулкана. Такой ее мне никогда прежде видеть не приходилось. Она прямо с порога обрушила на меня водопад грубой брани, ругательств и гадостей, заявляя, что я самая последняя дрянь на Земле, которая прибрала к рукам мамин холодильник, квартиру, а саму мать бросаю на ее попечение. Я, молча, слушала, это была последняя капля, которой мне возможно так не хватало для основательного решения. Иначе говоря, то был подходящий «пинок», в смысле убираться прочь, с глаз долой, подальше ото всех, никого не видеть и не слышать, все забыть и ничего не знать! Да и как ей объяснить, родимой, что уезжаем-то мы от безнадежности, зная, что ни она сама, ни кто другой, нам не в состоянии помочь. Может ей чуточку больше повезло на данном этапе, ее дети сыты и обуты, им всем чуждо понятие недоедания. И дай-то бог, может ты когда-нибудь, да поймешь меня.
Руслан, находясь в комнате, молча, слушал скандал. Выпалив все, что накипело на душе у сестры, она, учащенно дыша и находясь в истеричном состоянии, от души выругавшись, наконец, оставила нас в покое, унося с собой ненависть и злобу. Этот, ее поступок, действительно был последней каплей на чаше весов.
Я подошла к сыну и сказала:
– Все, теперь мы точно уезжаем, завтра я продаю холодильник за любую цену и покупаю билеты. И тебе даже не придется учиться до окончания учебного года!..
Реакция сына была молниеносной, он радостно прыгал и ликовал:
– Ура! Мы уедем отсюда, из этих проклятых мест, у нас, мама, все получится!..
Очень хотелось в это верить.
На следующий день я заказала билеты поездом, на 25 число. Документы из школы нужно было забирать раньше, но табеля успеваемости, почему-то на правах хозяйки выдавались через завхоза, Елкину Людмилу, которая по природе своей всегда вела себя грубо и крайне неадекватно.
В свое время, ей не раз приходилось по роду своей работы отчитываться передо мной по учету материальных ценностей в горОНО. Но конфликтных ситуаций, и даже повода для этого никогда не было. Может просто, в свое время было задето чем-то ее самолюбие. Так что теперь, не имея необходимых средств, для оплаты за табеля успеваемости сына, пришлось нести в школу из дома мебель. Венские стулья, как нельзя, кстати, подошли завхозу по вкусу. Взамен, мне вернули документы Руслана по седьмой класс.
Вечером того же дня я зашла к Светлане,
