Поверь в свою звезду! - Гульжиан Павловна Садыкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечером выходного дня, заканчивая обклеивать стены коридора их квартиры, и напевая что-то себе под нос, обернувшись, обратила внимание на неожиданно вошедших гостей, одноклассников сестры, Сергея и Александра, с которыми была немного знакома «заочно», помня их еще по школе, но они не знали меня совсем. Слегка подвыпившие, друзья долго говорили за столом втроем о разных пустяках. Докончив работу, я приобщилась к их компании, приличия ради. Александр, бегло взглянув в мою сторону и взяв на заметку наши родственные отношения с сестрой, необычно, и чертовски приятно стал вести себя, вызывая к себе симпатию. Интересный собеседник, как бы в шутку и в серьез заявил, что «Галка ему очень нравится, и он непременно на ней женится, даже пить вообще бросит». Вот на такой забавной ноте и рассталась наша веселая компания. Мы с Русланом пошли домой, унося с собой приятные воспоминания о случайной и забавной встрече. Немного подумывая на эту тему, хотелось мечтать и фантазировать. А через несколько дней, услышав стук в дверь, я поспешила открыть ее, в ожидании прихода сынишки, заигравшегося на улице. Словно прочитав мои мысли, на пороге стоял Саша, забавный и уверенный. Чуть позже, он по-свойски повел Руслана на свою дачу за фруктами и овощами, как в порядке вещей, что для меня покажется необычным. Они легко нашли общий язык и понимание. Алекс полностью положительно расположил к себе подростка. Мне была приятна завязавшаяся дружба с Сашей, вел он себя тактично, приходил не часто, но с гостинцами для сынишки, был приятен в общении. Ну а я его просто ждала, верила и надеялась…
Все закончилось очень резко, грубо, и крайне неприятно для нас обоих. Он реже появлялся, задумываясь о причине, я не знала, как реагировать в данной ситуации. А в один из вечеров, открыв ему дверь, ужаснулась, пораженная на повал. Саша еле стоял на ногах, по всему было видно, что буйная пьянка продолжалась не один день, выглядел не лучшим образом, а дурной запах и неопрятный вид, вызывал мгновенное отвращение. На пороге еле держась о косяк, пребывал, совершенно невменяемый в противоположность, мною придуманной сказки, Сашок, словно, его никогда и не было. Разговор был коротким. Выставив за дверь горемычного поклонника, я одним разом поставила точку на наших отношениях, в душе немного страдая, так как почти начала привыкать к этому человеку. Что касается его, то он, конечно же, тоже был в отчаянии, на коленях умоляя о прощении, и даже с ноткой угрозы, в плане того, что либо покончит с собой, либо уйдет на контракт, с «дальнейшими последствиями». Но мне все чаще доводилось видеть его в безобразном состоянии, то лежащего на лестничной площадке, в подъезде моей мамы, то бессознательно гадящего всем и всюду… Отвращение и ненависть вмиг перечеркнули все то, что было миром иллюзий и страстей.
Мама знала о моих случайных встречах и связях, но никогда не лезла в мои личные дела, и не указывала. Лишь изредка пыталась дать по необходимости чуткий и своевременный совет.
Годовщину отца мы провели также, достойно его памяти. Столы ломились вновь от всевозможных продуктов.
А по весне, в апреле, зайдя к маме вечером после работы, я застала ее несколько огорченной. В зале вновь вполне тихо присутствовали Катерина с маленькой Танюшкой. Я спросила маму: «Что случилось?», в ответ она протянула телеграмму из Харькова, где сообщалось о смерти бабушки, прожившей более ста лет и пережившей смерть своего сына ровно на год. Мама знала, что из всех внуков, я более чем кто-либо была к ней привязана и любила ее, поэтому очень чутко отнеслась к очередной беде. Я тихо плакала и причитала, мама, стоя рядом на кухне, сожалела.
Из последующего письма от Зои, мы узнали, что бабушка умирала в полном здравии ума. Она всегда знала то, что ей никто и никогда не говорил, может сердце подсказывало, а может, то природный дар. Зоя, глядя на умирающую мать, просила простить ее, если что было не так. А бабушка лишь спокойно сказала: «вот есть у меня сын, Коля с детьми, и сын Паша, а ведь он уже умер», и еще очень много правильных слов она поведала, перед уходом в мир иной. Было больно и жалко несчастного и очень близкого человека, давили угрызения совести за беспомощность и бессилие, как-то скрасить последние годы ее жизни, ведь она это заслужила. От слез сжимало в горле. Зоя не смогла даже захоронить свою мать. Уехав на Украину, она словно оказалась отрезанной от нас навсегда. Чтобы забрать прах бабушки, необходимы были документы должного образца или определенные денежные средства, что ей было не под силу, и она обратилась с просьбой ко мне.
Напечатав необходимые справки, с указанием захоронения праха покойной на Родине, где проживают ее родные и близкие, заверив их на работе, я отправила документы на Украину. А через какое-то время, Зоя самостоятельно захоронит прах своей матери в Барнауле, рядом с захоронением покойной сестры бабушки, Латифы.
Тем временем, вернувшийся вновь из заключения брат, совсем не желал работать, его устраивала раздольная жизнь тунеядца. На пару с Амантаем они частенько приводили в квартиру матери, своего рода, различный сброд. Проходимцы, пьяницы, неряшливые и чрезмерно неопрятные тетки, практически ежедневно проводили весело и от души там свой досуг. На замечание несчастной матери никто не реагировал. В свою очередь сама она тщательно скрывала от нас, дочерей, свое скверное и незавидное положение. Конечно же, чтоб не расстраивать нас, ну и с другой стороны, опасаясь последствий, зная дурной характер своих бессердечных сыновей.
Ну а я все также продолжала общаться с Людмилой. Иногда заходила к сестре, покупала у нее кое-какие вещи, из закупленных ею с Василием на оптовых рынках, для их коммерческой деятельности.
Отношения на работе с Лидией Михайловной становились более натянутыми и невыносимыми. Кадровик, как могла, выживала с работы одного за другим, вела себя крайне агрессивно, грубо и не тактично. Сколько же проклятий сыпалось ей вслед! Но она была, по сути, неисправима, продолжая свои гадкие действия везде и всегда. Мне, как и многим другим, стало неприятным видеть ее, слышать, и тем более общаться. Оставаться на фабрике уже не было смысла, зарплату рабочие не получали месяцами. Хорошенько все взвесив и обдумав, я подала заявление на увольнение.
А к тому времени Николай, супруг Людмилы, уже обживался в Томске, пытаясь обустроить жизнь и основательно обосноваться в Сибири, ради своего старшего сына Александра, уехавшего тоже туда на учебу.