Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова

всей внешней политики Спарты в той форме, в какой она сложилась после 407 г., или же его действия определялись только неприятием Лисандра? Видимо, справедливо первое. Надо думать, что за Павсанием стояла та умеренная, если не сказать, консервативная часть спартанского гражданства, которая выступала против создания спартанской державы в том виде, в каком она была задумана и организована Лисандром. Они должны были ратовать за уничтожение системы гармостов и дарование завоеванным полисам автономии. Это, по сути дела, означало возвращение к традиционной спартанской внешней политике, замыкаемой чаще всего на Пелопоннес. Павсаний и его сторонники справедливо опасались, что агрессивный и жесткий внешнеполитический курс Спарты в конце концов приведет к отчуждению традиционных союзников и развалу Пелопоннесской лиги.

Во внутриполитических делах партия Павсания должна была выступать на стороне тех, кто уже в 404 г. с большим опасением смотрел на приток денег в Спарту, считая, что отступление от принципов Ликурга в данном пункте может привести к открытому расколу спартанской общины. Этим, как их называет Плутарх, «наиболее проницательным из спартиатов», видимо, удавалось так корректировать новые законы, чтобы ослабить их радикализм. Они сумели свести на нет революционный по своей сущности закон, разрешающий хождение золотой и серебряной монеты, сопроводив его важной оговоркой, согласно которой это право оставалось исключительной монополией государства (Plut. Lys. 17). При первом же удобном случае данный закон был обращен против друзей Лисандра: в 403 г. был обвинен в его нарушении и казнен друг и сподвижник Лисандра Форак (Plut. Lys. 19). Такое отношение властей к новой аристократии, созданной Лисандром, послужило сигналом к ее фактической эмиграции. Поэтому часть спартиатов новой формации предпочли подолгу оставаться за границей и вести жизнь командиров наемных отрядов.

В Афины Павсаний прибыл, очевидно, с твердым намерением положить конец гражданской войне и уничтожить тот тиранический режим, который существовал там благодаря усилиям Лисандра. Все его действия были проникнуты явной симпатией к пирейским демократам и лидеру их Фрасибулу[277]. Военных действий против демократов, находящихся в Пирее, Павсаний старался не вести. Однако — возможно, провоцируемый Лисандром, — царь не сумел избежать стычки с ними. В результате он потерял нескольких видных спартиатов и в их числе двух полемархов (Xen. Hell. II, 4, 30–34). Подобные потери оказались настолько чувствительными для спартанской общины, что дали повод Лисандру по возвращении на родину привлечь Павсания к суду.

Но, несмотря на сомнительные военные успехи, политические результаты афинской экспедиции Павсания были впечатляющими: он сумел остановить Лисандра, добился значительного отхода Спарты от нового имперского курса и, наконец, сделал примирительный жест в сторону союзников. Как верно заметил Эд. Мейер, «умиротворение партий в Афинах… было вместе с тем и открытым отказом от Лисандра и его политики»[278].

Почти сразу же по возвращении из Афин Павсаний был обвинен в государственной измене и привлечен к суду. Процесс проходил зимой 403/402 г. Эта дата достаточно точно установлена благодаря указанию Плутарха (Mor. 749f), что примирение граждан имело место 12 боэдромиона, то есть в конце сентября – начале октября. Следовательно, Павсания судил уже новый комитет эфоров, который приступил к своим обязанностям в августе – сентябре 403 г. Павсаний, автор «Описания Эллады», рассказывает о суде над спартанским царем: «Когда он (Павсаний. — Л. П.) вернулся из Афин после такого бесплодного сражения, его враги призвали его на суд. В суде над лакедемонским царем заседают так называемые геронты, двадцать восемь человек, вся коллегия эфоров, а вместе с ними и царь из другого царского дома. Четырнадцать геронтов, а также Агис, царь из другого царского дома, признали, что Павсаний виновен; все же остальные судьи его оправдали» (III, 5, 2). Нет сомнения, что суд был инспирирован Лисандром и его сторонниками и являлся их ответной, хотя и запоздалой реакцией на действия Павсания в Афинах.

Царя оправдали с перевесом в четыре голоса, которые все принадлежали эфорам. Последовательная поддержка, которую оказывали Павсанию эфоры из двух разных коллегий (404/3 и 403/2 гг.), удивительна. Как правило, эфоры находились в оппозиции к царям, пресекая их излишнюю самостоятельность. Возможно, что вражда эфоров и царей была несколько преувеличена древней традицией, но в целом традиция верна: эфоры нередко преследовали и предавали суду тех царей, которые, по их мнению, из-за своих чрезмерных амбиций представляли опасность для спартанской общины. В данном случае их явная поддержка, оказанная царю, легко объяснима: эфоры голосовали не столько за Павсания, сколько против Лисандра. Тем самым они открыто поддержали все действия царя в Афинах. Не отличающийся особыми талантами Павсаний для них был более предпочтительной фигурой, чем Лисандр, герой Пелопоннесской войны и самый авторитетный на тот момент греческий политик. Как верно заметил И. Е. Суриков, «эфоры более терпимо относились к слабым царям. Уж очень дружным фронтом встал эфорат на защиту Павсания»[279]. Консолидированная позиция эфоров в деле Павсания — пример редкого для Спарты единения эфората и царской власти. Такая коалиция была возможна только при наличии общего врага, каким для большей части спартанской аристократии с ее традиционно консервативными установками стал Лисандр. Можно утверждать, что в Спарте к концу Пелопоннесской войны оформился антилисандровский блок во главе с царем Павсанием.

Вернемся, однако, к суду. Что удивляет и требует дальнейших объяснений — это голосование царя Агиса за осуждение Павсания. Ведь несколькими месяцами ранее, летом 403 г., он поддержал решение о посылке Павсания в Афины. Гипотетически можно предположить, что причиной враждебности Агиса к Павсанию было нарушение последним их принципиального соглашения, заключенного перед афинской кампанией. Видимо, не случайно на всех действиях Павсания в Афинах лежал налет таинственности. Ему приходилось скрывать свои планы не только от Лисандра и его сторонников, но и от Агиса. Очевидно, Павсаний в Афинах действовал вопреки предварительной договоренности. Агис был готов поддерживать Павсания, но до определенного предела. Коллегу Павсания скорее всего не устраивало восстановление демократии в Афинах, которое произошло благодаря поддержке Павсания. Доказательством того, что на Павсания в 403 г. нападали именно за его внешнюю политику, является второй суд над ним в 395 г., когда восемь лет спустя Павсанию снова инкриминировали его либерализм по отношению к афинской демократии (Xen. Hell. III, 5, 25). Такое радикальное расхождение во взглядах правящей элиты на судьбу Афин — знак того, что Спарта уже начала погружаться в полосу политической нестабильности. Налицо конфликт, затронувший все властные структуры. Даже в герусии не было единства. Она раскололась ровно пополам в вопросе о виновности или невиновности Павсания.

В чем были принципиальные расхождения участников конфликта? Лучше всего мы представляем себе позицию Лисандра. Во внутренних делах Лисандр и его сторонники выступали за