Древняя Спарта и ее герои - Лариса Гаврииловна Печатнова

Царь Агис IV: трагедия мечтателя и реформатора

Инициатором реформирования спартанского общества был царь Агис IV (правил с 244 по 241 г.), сын Евдамида II из династии Еврипонтидов. Об его реформах мы узнаем главным образом из биографии, написанной Плутархом. Остальные источники к данным Плутарха не добавляют практически ничего. От степени доверия к Плутарху зависит во многом и общая оценка всех тех событий, которые происходили в годы правления Агиса. Общепринятым является мнение, что для Плутарха главным источником при написании биографии Агиса был Филарх, современник царей-реформаторов, хорошо осведомленный о спартанских реалиях и давший хоть и пристрастный, но вполне достоверный рассказ о произошедших в Спарте событиях. Чувствительно-романтический стиль Филарха как нельзя лучше соответствовал стилю самого Плутарха, у которого Агис — идеальный герой, рыцарь без страха и упрека, руководствующийся в своих действиях исключительно высшими соображениями. Насколько этот романтический ореол соответствовал действительности, может подсказать только анализ текста Плутарха. Однако в целом материал Плутарха с поправками на известную тенденциозность его информатора и своеобразие жанра исторической биографии представляется нам вполне добротным.

Агис IV стал первым царем Спарты, который попытался восстановить ее военную мощь самым радикальным путем — созданием многочисленного гражданского ополчения. Эту задачу невозможно было решить без значительной перестройки социально-экономической структуры общества. Бездействие могло привести не только к потере независимости, но даже к исчезновению Спарты как государства. Требовался совершенно новый подход к критериям, определяющим гражданскую полноправность, чтобы вернуть маргинальным группам гражданского населения их прежний статус. Необходимо было уничтожить ту систему при определении гражданских прав, которая в Афинах, например, была отменена еще на рубеже классики и архаики. Таким образом, в основе реформ Агиса, Клеомена, а затем и Набиса лежала одна вполне прагматичная задача — создать боеспособную спартанскую армию для восстановления гегемонии в Пелопоннесе. Так понимал цель реформ Плутарх, так понимают ее, как правило, и современные исследователи[291].

Проблемы, которые встали перед царем-реформатором, не были только феноменом III в. Они возникли гораздо раньше. Процесс, который привел эллинистическую Спарту к демографическому коллапсу, стал набирать обороты с конца V в. А к III в. Спарта из-за огромного дисбаланса в распределении земли между богатыми и бедными и долгового вопроса оказалась примерно в том же состоянии, в котором большинство греческих полисов пребывало в эпоху архаики. Огромной проблемой стала и катастрофическая убыль гражданского населения.

Об олигантропии (доел, «малолюдство»), то есть сокращении гражданского населения и концентрации земли в руках немногочисленной спартанской элиты, писал еще Аристотель в 30-х годах IV в. (Pol. II, 6, 11–12, 1270а). История военной организации Спарты позволяет проанализировать с большей или меньшей точностью ход и скорость развития этого хорошо известного процесса. Все полноправное население Спарты в начале V в. составляло 8–10 тысяч граждан призывного возраста (Her. VII, 234). В 418 г. их оставалось уже не более 5 тысяч (Thuc. V, 64; 68; 74). Убыль граждан продолжалась в течение всего периода Пелопоннесской войны и спартанской гегемонии. В спартанском войске, сражающемся при Левктрах, насчитывалось уже не более семисот спартиатов (Xen. Hell. VI, 4, 17). Поражение Спарты в этой битве Аристотель объясняет малочисленностью собственно граждан: «Одного вражеского удара государство не могло вынести и погибло именно из-за малолюдства» (Pol. II. 6, 12, 1270а, 34–35). Ксенофонт в «Лакедемонской политии» называет Спарту одним из самых малонаселенных городов (1. 1). Аристотель, говоря о состоянии современной ему Спарты, заявляет, что она не могла выставить и тысячи гоплитов (Pol. II, 6, 11, 1270а).

Резкое сокращение числа полноправных граждан вряд ли можно объяснить только внеэкономическими факторами. Длительность и постоянство самого процесса олигантропии свидетельствуют о наличии глубоких кризисных явлений в социально-экономической сфере. Бесспорно, существовала известная связь между упадком гражданского сословия в Спарте и кастовым характером ее социальной политики. Упорное нежелание правящей корпорации расширить круг спартанских граждан или хотя бы положить конец превращению полноправных спартиатов в гипомейонов привело Спарту к катастрофическим последствиям: за полтора века количество граждан призывного возраста снизилось с 10 до 1 тысячи. А к эпохе Агиса эта цифра еще более сократилась. По словам Плутарха, «спартиатов было теперь не более семисот, да и среди тех лишь около ста владели землею и наследственным имуществом, а все остальные нищею и жалкою толпой сидели в городе, вяло и неохотно поднимаясь на защиту Лакедемона от врагов…» (Agis 5,6–7).

Цифры, приведенные Плутархом, нуждаются в объяснении. Он утверждает, что всего спартанских граждан оставалось семьсот человек, и только сто из них были крупными землевладельцами, которые, кроме собственного наследственного клера, владели еще другой, «приобретенной землей» (Agis 5, 6–7). Чем владели остальные шестьсот спартиатов, не ясно. При этом они скорее всего вовсе не участвовали в принятии решений, поскольку эфорат, куда прежде имел шанс попасть любой, даже самый бедный гражданин, теперь, судя по его составу, стал органом правящей олигархии.

Кем же были эти шестьсот человек, которых Плутарх называет «толпой нищей и жалкой». Эта толпа людей, «пораженных в правах», очень напоминает гипомейонов Ксенофонта (Hell. III, 3, 6). Плутарх в отличие от знатока спартанских реалий Ксенофонта или не знал, или не желал отягощать своих читателей чисто местными лаконскими терминами, прилагаемыми к подобным маргинальным группам, тем более «что нищая и жалкая толпа» явно была неоднородна. Она состояла из разных категорий неполноправного населения, хотя основной ее костяк составляли скорее всего именно гипомейоны. Внутри спартанского гражданства гипомейоны, то есть «младшие», «худшие», «умаленные в правах», в качестве граждан «второго сорта» противопоставлялись полноправным спартиатам, называвшим себя гомеями, то есть «равными». Подобные «говорящие» термины прекрасно определяют статусы двух неравноправных групп внутри единого гражданского тела. Первые, прокламируя свое аристократическое единство, называли себя «равными», а для своих менее удачливых и разорившихся сограждан придумали достаточно унизительный термин — «несколько меньшие», «более худшие» граждане. Последние скорее всего никакой земли не имели и сохраняли за собой, может быть, только право участвовать в народном собрании. Кроме гипомейонов, «толпа» Плутарха могла состоять и из других маргинальных групп — например, вольноотпущенников-неодамодамов. Плутарх не употребляет всех этих специфически спартанских терминов. Однако среди тех, кого Агис собирался наделить землей, он называет иностранцев (ксенов), «получивших достойное воспитание, хорошей наружности и в цветущем возрасте» (Agis 8,3–4).

Все эти категории спартанского населения были свободными людьми, но не были полноправными гражданами. О степени их недовольства есть прямое свидетельство Плутарха: они пребывали «в постоянной готовности воспользоваться любым случаем для переворота и изменения существующих порядков» (Agis. 5,7). Такая армия недовольных, конечно, страшила правящую элиту, и поддержка, которую оказали Агису некоторые из ее представителей, во многом