Тот момент - Линда Грин

— Когда позже придет врач, тебе нужно рассказать ему, как ты себя чувствуешь.

— А как я себя чувствую? — спрашивает Терри.

Я вздыхаю и возвращаюсь к нему.

— В каком ты состоянии? О крысах и всем таком.

— О кричащих девочках и шоколадной стружке, — отвечает он. Брат что-то помнит, хотя вряд ли понимает.

Я приседаю перед ним, чтобы ему не приходилось задирать голову.

— Они кричали из-за того, что ты сделал, Терри.

— Я спасал их от крыс.

Я качаю головой.

— Нет. Не было там крыс, Терри.

— Ты так говоришь, потому что стала одной из них. Мэттью говорит, что ты перешла на темную сторону. Тебе на меня наплевать.

Я чувствую, как напрягаются мышцы шеи, и подхожу ближе к нему.

— Ты полез под дверь кабинки, когда там была двенадцатилетняя девочка. Ты напугал ее и ее подруг до смерти. Вот почему они кричали.

Выпрямляюсь и снова иду к окну, все еще качая головой. Долгое время царит тишина. Я знаю, что не должна была огрызаться. Знаю, что это не его вина. Знаю, что на самом деле брат меня не ненавидит. Я знаю все это, но иногда чертовски трудно удержать себя в руках.

Я оборачиваюсь. Терри хмурится. Мне хватает мозгов понимать: он не раскаивается в том, что произошло. И не будет, пока снова не поправится. Он не может уяснить, почему я на него рассердилась. Возвращаюсь и кладу руку ему на плечо.

— Прости. Знаю, у тебя был страшный день. Просто у меня тоже. Вот почему я сорвалась. Мне плохо, что я не могу тебе помочь. Как будто мне дали очень тяжелое задание, а я не знаю ответов. Иногда я даже вопросов не понимаю.

Терри мгновение молчит, а затем выдает:

— Если ты дома пьешь чай, а вокруг больше никого нет, используете ли ты и твой муж салфетки иногда, всегда или никогда?

Я на секунду закрываю глаза. Мы целую вечность не играли в шарады. С тех пор как объявили, что ведущий передачи, Дерек Бейти, умер. Я наклоняюсь и целую Терри в лоб.

— Никогда. Кто вообще держит дома салфетки?

Потом иду в город, в центр занятости. Я не стала звонить, потому что у них нет местного номера, а я не хочу висеть на проводе с каким-то незнакомцем из кол-центра, который не знает, о чем я говорю или кто такой Терри. В любом случае я хочу увидеть Дениз. Я хочу рассказать ей, что произошло на самом деле, прежде чем она услышит другую историю от своей фирмы.

Внутри толчется множество людей. Я оглядываюсь и замечаю за столом Дениз, она разговаривает с парнем в джинсовой куртке. Ко мне подходит женщина с блокнотом.

— У вас назначена встреча?

— Да, на пятницу, но я не смогла прийти, поэтому мне пришлось приехать сегодня.

— А вы нас предупреждали?

— Нет, не смогла. Сначала решала семейную проблему, а потом вы уже закрылись.

— Но вы не назначали новую встречу на сегодня?

— Нет. Я просто приехала, как только смогла.

— Боюсь, так не получится, — говорит она.

У всех этих людей такой снисходительный тон голоса и толика власти. Они это прекрасно знают, и им нравится господствовать над тобой: я лучше тебя. Мне хочется сказать им, что они в любой момент могут потерять работу и тогда будут такими же, как и все мы. Может, тогда они относились бы к нам чуть более по-человечески.

— А я боюсь, что получится именно так. Если спросите ее, — указываю я на Дениз, — она вам расскажет, как послала моего брата на работу, хотя у него шизофрения, а ведь я предупреждала, что он не справится. Только она не стала слушать, и именно поэтому в пятницу днем я сидела в полицейском участке, а не здесь, а сейчас только что навещала брата в психиатрическом отделении.

Женщина кривится, будто учуяла дурной запах.

— Как ваше имя? — спрашивает она.

— Каз Аллен, а Терри Аллен — мой брат. Если поговорите с вашей Дениз, она расскажет о нем.

Женщина подходит к Дениз и что-то говорит ей на ухо. Они обе смотрят на меня, затем женщина с планшетом возвращается.

— Она постарается принять вас в перерыве между встречами, но придется немного подождать.

— Все нормально. Если вы не заметили, у меня нет работы.

Плюхаюсь на один из фиолетовых стульев. Интересно, сколько они потратили на это место. Мы купили за десятку два стула у какого-то старичка, который засунул карточку в витрину магазина на углу. С ними все в порядке. Разве что они грязно-бежевые, а не фиолетовые, мать их, дизайнерские.

Я почти дремлю, когда примерно через час слышу, как зовут меня по имени. Подхожу к Дениз и сажусь.

— Вы слышали, что случилось? — спрашиваю я.

— Мне сегодня утром первым делом позвонил работодатель вашего брата, — говорит она, не глядя мне в глаза.

— Я же предупреждала, не так ли? Сказала, что он не справится. Но вы же не послушали.

— Насколько я понимаю, мистер Аллен был арестован в связи с инцидентом с девушкой. Очевидно, у нас не было причин думать, что подобное может произойти.

— Не делайте из него какого-то гребаного педофила, — говорю я.

Дениз смотрит на меня. Ее лицо ожесточается.

— Мисс Аллен, если вы снова используете подобные выражения, у меня не останется иного выбора, кроме как попросить охрану удалить вас из помещения.

— А я говорю вам, что брат полез под дверь кабинки, потому что слышал крыс, тех же самых крыс, которых он искал, когда был здесь. Мой брат не извращенец и не преступник. Он просто болен.

Она делает паузу.

— Ему придет письмо, в котором сообщается, что его трудоустройство по программе прекращено.

— Хорошо. Значит, ему не придется работать.

— Но поскольку он потерял место из-за грубого проступка, его подвергнут санкциям на тринадцать недель и вычтут часть пособия, когда он получит деньги.