Отец Джо - Тони Хендра

Девушка обернулась ко мне с выражением скуки в полуприкрытых глазах, окинула оценивающим взглядом и едва заметно, как заговорщица, улыбнулась. Я тут же решил, что работа на этих рейганистов, эту мелкую рыбешку может оказаться гораздо приятнее, чем мне думалось поначалу.

Из всей этой компании неоконсерваторов и монетаристов Кон был самым напористым. Да и сама затея, в отличие от чудовищно (так уж вышло) бесприбыльной пародии «Не „Нью-Йорк Таймс“», на которую равнялись, обещала своим изобретателям неплохой доход. Так оно и получилось, только, как обычно, не для изобретателей проекта. Помимо прочего у Кона имелись некие смутные идеи насчет продвижения дядюшки Мильти и тетушки Рози с трудами всей их жизни. Мне пришлось долго и нудно втолковывать Кону, что в таком случае следовало выбрать в качестве пародии издание, не поддерживающее монетаристскую политику. Трудно сделать смешную пародию на журнал, если не испытываешь враждебности к взглядам, пропагандируемым в этом журнале, и корпоративной политике администрации, которую издание так рьяно защищает.

Кона и его группу объединяла одна любопытная деталь — они видели себя «новой юмористической метлой», маятником, качнувшимся в сторону, противоположную «Пасквилю». Они одинаково одевались, одинаково говорили и гордились своей консервативностью, принимая в штыки либеральных волосатиков, помешанных на мире и любви, — таких, как я. Разница между всеми ними, включая Карлу, и мной составляла пятнадцать лет, и мне было как-то не по себе: впервые я оказался не бунтарем-одиночкой, а перебесившимся старомодным чудаком, с которым имеют дело исключительно из-за его опыта и связей и которого тут же сметут в сторону, как только переймут его опыт.

Ну, а если выражаться проще, то… все они были сынками и дочками богатеньких родителей. Невеста Кона, лучшая подруга Карлы, была дочерью киномагната Эрика Плескова, который стоял у истоков голливудских киностудий — сначала «Юнайтед Артистс», а затем и «Орион Пикчерз», — в чьей гостиной красовались четырнадцать «Оскаров», а на счетах водились соответствующие суммы. И — вот уж поворот в истинно шекспировском духе — магнат этот приходился заклятым врагом Сэму Кону.

Карла была совсем не из богатеньких, да и я тоже. Это первое, что нас объединило; вторым стало подтрунивание над «молодыми барчуками». Одним из достоинств остроумной Карлы была свойственная ей едкая ирония, а еще одним, пожалуй, ничуть не менее важным, умение слушать. Ко всему прочему у нее обнаружились недюжинные организаторские способности — она не дала развалиться огромной работе: двадцать четыре широкоформатных листа без коммерческой рекламы, каждые слово и картинка которых должны были быть написаны, выверены, сфотографированы и подретушированы, размножены и отредактированы, набраны в типографии, исправлены в самый последний момент, оплачены, распечатаны вплоть до мельчайшего кегля, разбиты на пять рубрик… и, само собой, вызывали бы смех. Этот впервые проявившийся талант к управлению позже возвысит ее до уровня топ-менеджеров — она умела добиться результата в условиях огромного стресса, при этом действуя терпением и мягкостью, не раня и не унижая, что было обычной практикой в корпорациях, работавших по принципу «выживает сильнейший». В то время бизнес-леди либо прохлаждались на руководящих должностях низших ступеней, либо балансировали на недосягаемой высоте вроде знаменитой Мэри Каннингем; Карла стала «первой ласточкой» волны преобразований, за два десятилетия изменившей стиль корпоративного управления.

Я также заметил, что, несмотря на свою красоту и ум, Карла не умела принимать комплименты. Она либо начинала уверять в обратном, либо прибавляла что-нибудь самоуничижительное, тем самым ставя под сомнение саму искренность похвалы. Вероятно, неудовлетворенность собой и навыки управленца были результатом жизни в необычайно многодетной семье.

Католическая вера? Разумеется. Однако неожиданный поворот заключался в том, что католиком был ее отец, мистер Майснер, немецко-ирландского происхождения, а вовсе не мать чистейших итальянских кровей. Мать Карлы родилась совсем не в той части Италии, откуда происходили большинство неаполитанских или сицилийских американцев — ее родня в течение многих поколений жила в Пьемонте, — однако воспитание получила в методистской церкви. Она, как в свое время и мой отец согласилась воспитывать детей в католической вере, и вот результат семнадцать беременностей, четырнадцать из которых разрешились успешно.

Такая многодетная семья представлялась в своем роде демографическим подклассом, в котором можно было обнаружить какие угодно трагедии, комедии и трагикомедии современной американской жизни. Один из братьев Карлы воевал во Вьетнаме, одна из сестер совершенно бессмысленно погибла в дорожной катастрофе, частом явлении среди подростков, у другой сестры обнаружилась лейкемия, еще двое стали пламенными сторонниками униженных и угнетенных: государственным защитником и юристом по правам иммигрантов, один выучился на педиатра, другая — на медсестру. Двое братьев служили в воздушных силах, но не столько из-за любви к военному делу, сколько ради бесплатного обучения в колледже — в конце концов один окончил военно-воздушную академию, а другой стал гражданским пилотом. Один брат работал на Уолл-стрит, другой, скрипач, играл на концертах, третий, винодел в Калифорнии, поставил дело на широкую ногу. Единственной областью, которую семейство обошло своим вниманием, был шоубизнес и средства массовой информации. Этот пробел мог легко восполнить я.

Чем ближе я знакомился с семейством Майснеров и все растущим числом невесток и зятьев, тем очевиднее становилась их непохожесть на стандартную американскую семью, на обычную династию — с одной стороны, это были несносные эгоисты, неизменно восхищавшие, с другой стороны — люди бедные, но прямо святые, неизменно вдохновлявшие. Нельзя сказать, чтобы они были такими уж богатыми или бедными, до противного успешными или образцовыми неудачниками. Это были средние американцы, деятельные во многих видах деятельности, добрые, великодушные, в меру скромные, шумные и смешные, нейтральных политических взглядов, терпимые к чужим странностям и с отличным образованием — почти все девочки в семье, не исключая и Карлы, играли на фортепиано, причем вещи непростые. Хотя большинство родились и выросли на северо-востоке, в Коннектикуте, все же многие в конце концов очутились на юге. Почти все, что приключалось с членами этого немаленького семейства, одновременно было типичным для многих американских семейств и в то же время слишком непохожим или даже уникальным, чтобы быть отнесенным к «типичному».

Не все дети имели такую итальянскую внешность, как Карла, хотя всех девочек отличали глаза матери, огромные, как у Мадонны; достаточно было копнуть совсем немного, чтобы обнаружить — именно итальянское происхождение матери и ее древние корни объединяли их всех, сохраняя как семью.

Именно это, но никак не католическая вера. Чадолюбивый прародитель воспитал их добрыми католиками, но семейство Майснеров отказало Церкви в успешном исполнении ее тайного плана по контролю за рождаемостью, заключавшегося в заселении Земли католиками. Лишь двое соблюдали обряды, причем один отдувался за всех остальных.

Мне нравилось, что Карла — итальянка, итальянка во всем; мне нравилось, что она умна и изобретательна, красива и юна. Мне нравилось, что она когда-то тоже исповедовала католичество. Короче, она мне очень нравилась.

Мой брак к тому времени напоминал высохший колодец; мы с Джуди могли за целый месяц перекинуться всего парой-тройкой фраз, да и те оказывались пустыми формальностями. Старшая дочь уехала учиться в Колледж Барнарда, младшая скоро должна была отбыть в Колледж Сары Лоренс — дома их совсем не увидишь. Наша просторная квартира в Сохо, одном из районов Манхэттена, походила на заброшенную станцию подземки, через которую иногда проплывали тени давно умерших поездов в поисках того, что потеряли еще двадцатилетними.

Мне начало казаться, что у Джуди растет нос.

Служебные романы не в моих правилах — я здорово обжегся в «Пасквиле» и видел, как поджаривались другие. Но слово за слово, и когда пародия «В сторону от „Уолл Стрит Джорнел“» вышла и стала хитом, у меня уже появилась смешливая и чувственная любовница, которую я брал на модные вечеринки, с которой я летал по стране и которая помогала мне опустошать запасы шампанского в минибарах номеров-люкс провинциальных гостиниц.

Первые месяцы нашего знакомства не запомнились ничем, кроме одного момента. Как-то мне пришлось поехать с Джуди на выходные в наш загородный дом в Нью-Джерси — надо было уладить кое-какие дела. Хотя к тому времени наш брак еще не распался, все, что бы мы ни делали, принимало угрожающие очертания конца — мы как будто все завершали, действуя по неписаному соглашению. Я обещал Карле позвонить утром, но мне было стыдно делать это из дома. И вот я доехал до какого-то обшарпанного строения, у которого стоял платный таксофон. Было дождливое зимнее утро, таксофон стоял рядом с продовольственным магазинчиком под названием то ли «Поп-н-Стоп», то ли «Чик-н-Чек» — в общем, что-то вроде. Я набрал номер, и после долгого ожидания трубку сняли. Карла говорила еле слышным, прерывистым голосом — я ее разбудил.