Осоковая низина - Харий Августович Гулбис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опасаясь, что, пока будет ходить с циркуляром, она опоздает к доению и снова рассердит Петериса с Лизетой, Алиса теперь пресекала долгие разговоры. Но в последнем доме она снова задержалась.
На дворе ее встретила сгорбленная бабуля с озабоченным лицом, которая тут же отмахнулась:
— Я-то что! Я-то что! Ступайте к Паулине!
— Так скажите, пожалуйста, куда мне идти?
— В поле она.
За плугом шла пожилая женщина. Широкие, сутулые плечи, большие мужицкие сапоги, длинная домотканая юбка, низкий зычный голос, понукающий лошадь, еще издали говорили о женщине, закаленной в житейских невзгодах. Но как изумилась Алиса, когда, разглядев лицо, признала в пахаре молодую девицу, свою ровесницу. Только крупный нос и шрам через все лицо не могли окончательно развеять первое впечатление.
— Бог в помощь, — поздоровалась Алиса.
— На бога надейся, да сам не плошай, — бросила девица и, осадив лошадь, криво улыбнулась: шрам исказил улыбку.
— «Озолкалны»? — все-таки спросила Алиса, хотя и знала уже название усадьбы.
— Они самые.
Алиса взглянула на лачугу. Ровное, охваченное с трех сторон кустами и лесом поле постепенно спускалось к болоту.
— Глухое место.
— Это так. Змей и комаров в избытке. Зато подлецов меньше, чем в другом месте. Как я понимаю, вы новые арендаторы Дрониса. Давайте знакомиться. Паулина Галдынь.
Алиса тоже назвалась, они разговорились. Паулина рассказала, что год тому назад помер отец и они с матерью остались вдвоем.
— Тяжело женщине мужскую работу делать.
— Чем же мужская работа тяжелее бабьей? Дети, скотина, муж, — всех обиходить, обстирать, накормить. А мужику что? Дрыхнет без задних ног, пока жена очертя голову носится.
— Для мужской работы силы нужно побольше.
— Кнутом помахивать да плуг дергать баба может тоже.
— Ну, все не то.
— А что же у мужиков иначе? Висюлька между ног? Извините за грубость. Вы, видать, человек образованный.
— Ну что вы.
— Не скажите! Уж очень от остальных здесь отличаетесь.
Еще немного поговорив, Алиса простилась и побежала домой.
Сколько интересных людей она сегодня перевидела, теперь хотелось обо всех подумать. А Паулине она завидовала. В этой женщине есть то, чего так не хватает ей, — сила и решимость.
Петерис с раннего утра корчевал кусты. Он занимался этим в любую свободную минуту до или после всякой другой работы. Где корни не резала лопата, он рубил их сквозь землю топором. Лопата и топор, попадая на камни, быстро тупились и зазубривались, их часто приходилось точить. Кинув на куртку напильник, Петерис глянул в небо. Стояла пасмурная теплая погода, мог полить дождь. Поля только недавно засеяли, дождь был бы очень кстати. Но вдруг Петериса осенило, что неплохо бы сейчас и картошку посадить. Петерис собирался это сделать на будущей неделе, но к чему откладывать. Как полагается, к субботнему дню все что следует будет в земле. На счастье, пришла теща и, надо думать, не откажется пособить. Вчера они вместе с Алисой возились на огороде, копали грядки и даже цветы посадили — бабам без этого баловства не обойтись. Захотелось есть, и Петерис отправился домой завтракать.
Эрнестина разогревала на сковороде кашу. Алиса сидела на кровати, бледная и слабая, по утрам ее мутило. Лизета, как была одетая, легла на кровать — женщины, наверно, опять поцапались.
— Чего дома торчите, картошку перебирать не идете? — не стерпел Петерис.
Картошки было мало, но нужно было еще раз перебрать и порезать на половинки, чтобы посадить побольше.
— Разве надо еще перебирать? — опасливо спросила Алиса и встала с кровати.
— А как же! Вот-вот испортится погода.
— Но ты не говорил, что сегодня…
— Завтрак не готов?
Петерис не хотел ссориться с женщинами, но его разбирала невольная досада.
— Сказали бы заранее, к какому часу проголодаетесь, — съязвила теща.
Петерис, умывая лицо, притворился, что не слышит. Ему в самом деле не хотелось ссориться.
Алиса схватила нож, ведро и вышла. Покорность Алисы вообще-то была Петерису по душе, но именно сегодня эта подчеркнутая покорность почему-то раздражала.
— Куда побежала голодная?
— Мне не хочется есть.
— Ты должна есть! — вмешалась Эрнестина.
— Мамочка, я не могу.
И «мамочка» эта тоже сердила Петериса. Он ел молча. Только крикнул лежавшей на кровати матери:
— У тебя что? Пост?
Лизета, повернувшись спиной, засопела, но ничего не ответила.
После завтрака Петерис зашел в хлев, где Алиса сортировала и резала картошку. Завидев мужа, Алиса быстро отвернулась, провела тыльной стороной ладони по глазам. Петерис сказал как можно мягче:
— Чего хнычешь-то?
— Я? Нет, я…
— Что? Опять не поладили?
— Почему?
— Мать опять молчит.
— Должно быть, недовольна, что мама пришла. Но мама уйдет.
— Могла бы и остаться, картошку помочь посадить.
— Сказать, чтоб осталась?
— Мне-то что? Как хочет…
Петерис недавно смастерил соху и только вчера прикрепил выкованные кузнецом сошники, Новенькая соха белела посреди двора, прислоненная к валуну, Петерис пошел за лошадью. Максис был привязан в лощине, щипал едва пробившуюся травку. Завидев Петериса, лошадь тихо заржала.
— Ну, Максис, потрудимся! Посадим картошку и отдохнем.
За месяц сева конь привык к Петерису, ткнулся мордой в плечо, ожидая ласки.
Максис понял так, что его хотят привязать в другом месте, но, увидев, как Петерис пошел за валявшейся на меже уздой, прижал уши и кинулся бежать.
— Ну, плут!
Беглеца остановила цепь — пришлось примириться с неизбежным, с хомутом и сохой.
Провести первую борозду всегда трудно. Максис прямо не шел,
