Не может быть мёртв - Иэн Рэнкин

— Адская работа, просто адская, — заметил Эллиот Фоксу, встречаясь с ним взглядом в зеркале. В это время его волосы усилиями гримёра укладывались волосок к волоску, нос и лоб в очередной раз припудривались. Бумажное полотенце, обёрнутое вокруг шеи, защищало воротник сорочки от крупинок пудры. Глаза Эллиота блестели, и Фокс мысленно полюбопытствовал, не закапали ли ему в глаза специальные капли. На нём была сорочка с открытым воротом, чёрный пиджак из стопроцентного хлопка и модно потёртые джинсы, с бахромой на концах штанин.

— Спасибо, что согласились так быстро со мной встретиться.

— Когда закончится съёмка, в нашем распоряжении будет около пятнадцати минут. А потом мне надо пулей возвращаться обратно на студию.

К Эллиоту подошёл режиссёр: лицо у него было озабоченное, в руках он держал сценарий.

— Шеф-повар сказал, что клешни лобстера отсняли как надо, так что опасность миновала.

— Вот она, чарующая магия телевидения, — сказал Эллиот, встречаясь взглядом с Фоксом и ослепляя его белозубой улыбкой.

Сначала была репетиция, после чего потребовалось три дубля, чтобы отснять материал так, как того требовал режиссёр. Потом были непонятные сюжетные вставки, смены ракурсов и освещения и тому подобные тонкости, о которых Фокс имел весьма смутное представление. Полтора часа съёмок, а в итоге — три минуты экранного времени. Эллиот, промокая лицо влажной салфеткой, шагал через зал по направлению к Фоксу. Оборудование спешно убирали, столы и стулья возвращали на их законные места. Одна из постоялиц отеля, дама бальзаковского возраста, перехватила Эллиота на полпути и, протянув ему меню завтрака, попросила автограф.

— С удовольствием, — сказал он. Фокс заметил, что, пока Эллиот расписывался на листке меню под пристальным взглядом дамы, по её лицу пробежала едва заметная дрожь.

— И часто у вас так? — спросил Фокс, когда наконец получил возможность пожать ведущему руку.

— Лучше уж такие фанатки, чем оскорбления, которые градом сыплются на меня на Сокихолл-стрит[35] после закрытия пабов. Давайте сядем здесь. — Эллиот указал рукой в сторону низенького диванчика у стены в баре свободной планировки. — Итак, — начал он, усаживаясь и хлопая себя ладонями по коленям, — моё бесславное прошлое всё-таки настигло меня…

— Значит, это не тайна, не так ли?

— Вся моя жизнь — это достояние общественности, инспектор.

К ним подошёл официант с вопросом, не желают ли они сделать заказ. Эллиот заказал чай с мятой, но затем передумал и выбрал минералку с газом. Фокс сидел, обхватив руками чашку с холодным кофе.

— Вы по-прежнему интересуетесь политикой? — спросил он, когда официант ретировался.

— Вопрос в другом: я вообще когда-нибудь ею интересовался?

— Но ведь вы едва не угодили в тюрьму…

Эллиот задумчиво кивнул.

— И всё же… Как знать, сколько в этом было ребячества, бравады? Сами понимаете, бурные времена, студенты… к сожалению, мы далеко не всегда могли до конца понять ход наших мыслей.

— Что же это тогда было — способ покорять сердца сокурсниц?

Эллиот криво улыбнулся.

— Возможно. — Он поёрзал на диване, устраиваясь поудобней. — А если вы про тот судебный процесс… Цирк, да и только. Из нас пытались сделать каких-то моджахедов, а мы были просто дети, заигравшиеся дети, вот и всё. — Он слегка округлил глаза, вероятно, в надежде, что Фокс с ним согласится. — Захват правительственного автомобиля? Взятие министра в заложники? — Он покачал головой. — Кстати, в качестве выкупа предполагалось проведение референдума по вопросу суверенитета Шотландии… Можете себе представить всю степень безрассудства?

— Вы полагаете, ваш план с самого начала был обречён?

— Ну конечно, а вы как думаете? В суде люди смеялись нам в лицо — сидя в общей галерее, они утирали глаза, когда мы во всех подробностях излагали им нашу тактику. Прокурор с пеной у рта доказывал, что всё было «тщательно спланировано», но мы со своей стороны заявили, что всё так называемое планирование свелось к паре-тройке вечерних попоек в пивнушке и нескольким ничего не значащим каракулям на обороте бумажной салфетки…

— Это отчасти объясняет, почему никто из вас не получил реальный срок.

— Нас даже не потрудились вытурить из университета — вот как «серьёзно» восприняли окружающие нашу эскападу.

— Сегодня всё могло обернуться совсем иначе, — предположил Фокс.

— Уж это наверняка.

— Ваш университет находился в Стерлинге? — Эллиот кивнул, а потом поблагодарил официанта за принесённый заказ. К заказу прилагался и счёт, но телеведущий направил официанта к съёмочной группе.

— Вы хоть иногда встречаетесь с кем-нибудь из прежних друзей? — поинтересовался Фокс.

— Крайне редко.

— И что, ни один из них не проявляет политической активности?

— Политической активности? Вы хотите спросить, не замышляет ли он заговор с целью свержения правительства? Нет, ни один из них не проявляет прежней активности. — Он пил воду мелкими глотками, подавляя отрыжку. — Мы были молодыми дураками. Что называется, без царя в голове, инспектор.

— Это правда? Вы сейчас не лукавите?

— Вы что, хотите изобличить во мне революционера-подпольщика?

Фокс не мог не улыбнуться в ответ на улыбку Эллиота.

— Вовсе нет. Но вы человек публичный, это неплохой пиар для вас — попытаться умалить роль «боевого» прошлого, обратить всё в шутку, свести к «студенческим попойкам» в пабе…

— Как знать, быть может, вы и правы.

— Ведь в те времена всё было совсем по-другому.

— Это да.

— К тому же, насколько я могу судить, у спецподразделения «Чёрная жатва» были более чем серьёзные цели. Если вы хотели просто посмеяться, сомневаюсь, что они стали бы с вами церемониться.

Эллиот немного потемнел лицом.

— «Чёрная жатва» — это чересчур для меня. Даже тогда, — признался он.

— И всё-таки вы посещали их собрания?

— Ну да. Бывал пару раз.

— Значит, вы были знакомы с Дональдом Макайвером?

— Бедняга Дональд. В конечном счёте его всё-таки упекли за решётку. Даже умудрились признать невменяемым после того, как он напал на своего сокамерника. Сейчас он сидит в сумасшедшем доме.

— И вам никогда не приходило в голову навестить его?

— Нет. — Похоже, вопрос Фокса привёл Эллиота в замешательство.

— Хотя, он, вероятно, был близок к Фрэнсису Верналу…

— Просто уму непостижимо, что кто-то этим до сих пор интересуется, — сказал Эллиот.

— В смысле?

— Никто из нас ни секунды не сомневался, что Фрэнсиса убили — британская контрразведка давно внесла его имя в свой расстрельный список. Когда он погиб, казалось, будто этого никто не заметил — ни вам полицейского расследования, ни полсловечка в газетах… — Он отпил ещё глоток воды из стакана. — Но как бы там ни было, его смерть сделала своё дело.

— То есть?

— Целый ряд группировок отлично всё понял и мигом расформировался — они вовсе не горели желанием разделить судьбу Фрэнсиса.

— Насколько хорошо вы его знали?

— Я вообще его не знал.

— Неужели вы никогда не встречались с ним на собраниях?

— Пару раз мы сидели с ним в одном зале. Но кто был я? Мелкая сошка, один из многих. А он восседал за столом президиума.

— Он был человек со средствами, не так ли?

— Ещё одна причина, по которой распались все эти многочисленные группировки — когда Фрэнсиса не стало, иссяк денежный источник. Не то чтобы кто-то пользовался банковскими счетами. У «Чёрной жатвы» не было собственной чековой книжки.

— Надо полагать.

Эллиот встрепенулся, внезапно что-то вспомнив.

— Как-то раз, на одном собрании вдруг разгорелись страсти. Соколиному Глазу срочно потребовались деньги. Фрэнсис вышел, а через пару минут вернулся с пачкой пяти- и десятифунтовых купюр.

— Где это было?

— В одной пивнушке в Глазго — как правило, мы заседали в задней комнате. Плевки на полу, опилки, патриотические песни…

— Выходит, деньги вполне могли лежать у него в машине?

— Видимо, да.

В машине, которую Гэвин Уиллис спрятал у себя в гараже. Для чего? Чтобы обчистить? Если так, то откуда он мог знать про деньги? И если они там и вправду были, как он с ними поступил?

И почему все эти годы он хранил эту машину?..

— А кто такой Соколиный Глаз? — спохватился Фокс.

Эллиот пожал плечами.

— Никогда не знал его настоящего имени. Он не принадлежал к числу тех, кто обычно посещает собрания; мы все его немного побаивались.

— Неужели?

— Он определённо не просто играл в радикального оппозиционера. Не сомневаюсь, он был замешан в двух или трёх вооружённых ограблениях. Мы предпочитали обсуждать его за глаза — он был нашим Робин Гудом. Да и взрывчаткой он тоже не брезговал.