Младший брат - Кори Доктороу

— Но, кстати, до сих пор еще не сделал. Не надейся увильнуть. С нами, женщинами, такие номера не проходят.

— Я люблю вас, Энджи Карвелли, — сказал я.

— И я люблю вас, Маркус Йаллоу.

Мы принялись целоваться, обнялись и прижались друг к другу, я запыхтел, Энджи тоже, и тут в дверь постучали.

— Энджела, — послышался голос ее мамы, — не пора ли твоему гостю домой?

— Да, мам, сейчас! — выкрикнула Энджи. Потом страшно округлила глаза, сделала рубящий жест рукой, и пока я торопливо надевал носки и кроссовки, сказала: — А соседи после будут судачить: «Кто бы мог подумать — Энджела, такая хорошая девочка, все время маме помогала, точила томагавк во дворе».

Я засмеялся.

— Это еще что! Мои предки ни за что не оставили бы нас наедине у меня в комнате до одиннадцати вечера.

— До одиннадцати сорока пяти, — поправила Энджи, посмотрев на часы.

— Черт! — не удержался я, лихорадочно завязывая шнурки.

— Беги, — сказала Энджи, — резвись на свободе. Не забывай посмотреть в обе стороны, переходя через улицу. Пиши свои сочинения. И не вздумай даже обнять меня на прощание. Если на счет десять вы еще будете здесь, мистер, вам несдобровать! Один. Два. Три…

Я бросился на кровать, навалился сверху на Энджи и заткнул ей рот поцелуем, так что в итоге она оставила попытки считать дальше. Удовлетворенный одержанной победой, я затопал вниз по лестнице с иксбоксом под мышкой.

Внизу меня поджидала ее мама. Мы с ней и виделись-то всего два раза. Она выглядела как двойник Энджи, только постарше и повыше (Энджи упоминала как-то, что ее отец был низкого роста), и вместо очков носила контактные линзы. Видимо, миссис Карвелли авансом занесла меня в категорию порядочных людей, и я был признателен ей за это.

— Доброй ночи, миссис Карвелли, — поздоровался я.

— Доброй ночи, мистер Йаллоу, — ответила она. Этот обмен любезностями стал нашим маленьким ритуалом еще с первой встречи, когда я назвал ее «миссис Карвелли».

Неожиданно для себя я неловко замялся возле двери.

— Что? — спросила миссис Карвелли.

— Хм-м… Спасибо за гостеприимство, — помычав, выдал я.

— Всегда рады видеть вас в нашем доме, молодой человек.

— И спасибо за Энджи, — добавил я, ненавидя себя за косноязычие. Но миссис Карвелли широко улыбнулась и чуть обняла меня.

— На здоровье! — сказала она со смешинкой в голосе.

Сидя в автобусе, я всю дорогу до дома мысленно переваривал кашу из событий и образов сегодняшнего вечера — пресс-конференция, обнаженное и податливое тело Энджи со мной в постели, ее мама, с улыбкой провожающая меня до двери.

Моя мама не спала, дожидаясь загулявшего сына. Она принялась расспрашивать меня о фильме, который мы с Энджи якобы смотрели, и я пересказал ей своими словами рецензию, заранее вычитанную мной из «Бэй Гардиан».

Улегшись в постель, я снова вспомнил о пресс-конференции и вдруг словил такой кайф, что выше крыши. Круто все-таки, собрал — в игре! — всех этих надутых журналистов, толкнул им речь, а они слушали и меня, и тех, кто думает так же, как я. Короче, не помню, как я отрубился, но наверняка с улыбкой на лице.

Этого следовало ожидать.

Лидер икснета: Я мог бы пронести в самолет металлический предмет. ДНБ правит без моего согласия. Юные икснетовцы: США, вон из Сан-Франциско!

И это только хорошие заголовки. Народ услужливо слал газетные статьи, чтобы я мог разместить их на своем блоге, но заниматься этим мне хотелось меньше всего.

Я все-таки облажался. После моей пресс-конференции журналисты пришли к выводу, что икснетовцы либо террористы, либо пособники террористов. Самой вредной оказалась ведущая выпуска новостей канала «Фокс», очевидно, решившая в конце концов почтить нас своим присутствием. В десятиминутном комментарии она рассказала телезрителям о нашей «преступной измене». На всех открытых мною информационных сайтах цитировался ее патетический завершающий пассаж:

«Они говорят, у них нет имени. Думаю, у меня найдется подходящее имя для этих избалованных подростков. Назовем их „Каль-Каида“ по первым буквам их родного штата, потому что они выполняют за террористов их работу дома, в Калифорнии. И когда — не если, а именно когда — в Калифорнии вновь прогремят взрывы, вина ляжет на этих выродков в не меньшей степени, чем на саудовскую династию».

Руководители антивоенного движения объявили нас «отщепенцами». Один из них выступил по телевидению с «разоблачением» департамента национальной безопасности, который, по его словам, инспирировал наше возникновение с целью дискредитировать пацифистов.

Дээнбисты на собственной пресс-конференции обещали удвоить усилия по обеспечению безопасности в Сан-Франциско. Они принесли с собой надыбанный где-то арфидный клонер и продемонстрировали прессе, как с его помощью можно угнать автомобиль. В завершение они призвали всех граждан к бдительности, а также просили обращать внимание на подозрительных молодых людей, особенно тех, кто прячет руки.

Они и не думали шутить. Я дописал свою работу по бит-поэзии и взялся за сочинение о «лете любви» 1967 года, когда десятки тысяч участников антивоенного движения и хиппи собрались в Сан-Франциско. В городе имелось немало архивов и экспозиций, где я мог найти материалы на эту тему, в том числе музей хиппи на улице Хейт — его открыли учредители компании «Бен-энд-Джерриз», в прошлом сами хиппи.

Но перемещаться по городу было не так-то просто. На протяжении недели копы останавливали меня в среднем четыре раза на день, обыскивали, проверяли документы, спрашивали, почему я шляюсь по улицам средь бела дня, тщательно изучали мою справку из школы об отстранении от занятий.

Мне повезло, меня ни разу не арестовали. Но другие икснетовцы оказались менее удачливыми. Каждый вечер дээнбисты возвещали по телевидению об очередной поимке икснетовских «зачинщиков» и «агентов», раскладывали перед камерами конфискованные арфидные сканеры и прочие девайсы, обнаруженные у ребят в карманах. Задержанные якобы уже начали «давать показания», называть имена «сообщников», раскрывать «организационную структуру икснетовской сети». Объявлялось также о предстоящих вскоре новых арестах. Часто упоминалась «кличка главаря» M1k3y.

Все это приводило отца в восторг. Мы смотрели новости вместе — он злорадствовал, а я потихоньку съеживался от нехорошего предчувствия.

— Ты знаешь, какую методику применяют против этих ублюдков? — восхищенно делился со мной папа. — Мне самому довелось наблюдать. Поймают парочку и начинают сверять списки адресов, с которыми они связываются в Интернете, и содержимое их мобильников. То же проделывают с другими задержанными, находят совпадения и ниточки, которые ведут к новым подозреваемым. В конце концов всю эту сеть распустят, как старый свитер!

Я отменил визит Энджи к нам домой, зато все чаще наведывался в гости к ней. Ее сестра, Тина, даже стала называть меня «постояльцем». Это звучало примерно так: «А постоялец к ужину спустится?». Мне нравилась Тина. Ей ни до чего не было дела, кроме танцев, вечеринок и парней, но в ее компании не соскучишься, и в старшей сестре она души не чаяла. Однажды вечером, когда мы вместе закончили мыть посуду после ужина, Тина вытерла руки и сказала как бы между прочим: «Знаешь, Маркус, ты вроде бы нормальный парень, мне, во всяком случае, нравишься, а Энджи по тебе с ума сходит. Однако имей в виду: если ты ее обидишь, я тебя из-под земли достану, возьму за мошонку и натяну ее тебе же на голову. Учти, мало не покажется».

Я заверил ее, что скорее сам натяну свою мошонку себе на голову, чем обижу Энджи, и Тина удовлетворенно кивнула: «Ну, вот и договорились».

— Убойная у тебя сестричка, — заметил я Энджи, опять лежа вместе с ней на кровати и просматривая икснетовские блоги. Мы только этим в основном и занимались: валяли дурака да лазили по икснету.

— Она, случайно, не произносила свою коронную фразу про мошонку? Это отвратительно. Знаешь, ей почему-то нравится слово «мошонка». Но ты не обращай внимания, тут ничего личного.

Я поцеловал Энджи. Мы стали читать дальше.

— Ты только послушай, — сказала Энджи. — «В грядущие выходные полиция рассчитывает осуществить от четырехсот до пятисот арестов в ходе предстоящей самой широкомасштабной на сегодняшний день операции против икснетовских диссидентов»!

Меня чуть не стошнило.

— Нельзя этого допустить, — сказал я. — Знаешь, есть ребята, которые сейчас джамят еще больше, просто желая доказать, что им море по колено. Ну не дурдом ли?

— А я считаю, что они молодцы, — ответила Энджи. — Пусть знают, что нас не запугать.

— Что? Нет, Энджи, нет! Мы не можем дать им повод бросить за решетку сотни ребят. Я сидел в тюрьме и знаю, что это такое. Там гораздо хуже, чем ты думаешь. Ты даже не представляешь, как там паршиво.