Moneyball. Как математика изменила самую популярную спортивную лигу в мире - Майкл Льюис

«Знаете, сколько раз Мойеру удалось застать врасплох ребят быстрым мячом, который летит со скоростью всего 130 километров в час? – спрашивает Хаттеберг. – Постоянно. Ему это удается потому, что он подает его так, что его быстрый мяч путают с подачей с переменной скоростью[101], которые он подает со скоростью сто десять километров в час». Хаттеберг быстро перематывает к моменту, где Мойер подает медленный крученый мяч, и далее к еще более медленной подаче c переменной скоростью. «Вот видите, – говорит Хаттеберг, – Вся эта хрень, которую он вытворяет, приводит к тому, что кажется, будто он посылает быстрый мяч на скорости сто пятьдесят километров в час». Он смотрит на то, как Мойер прижимает одного за другим двух отбивающих левшей быстрым мячом со скоростью всего 130 километров в час, и говорит: «То же самое он попытается проделать и со мной. Если ему удастся добиться, чтобы я пропустил два мяча, он попытается послать мяч внутрь страйковой зоны». Затем он еще раз все обдумывает и, улыбаясь, добавляет: «Если только он не будет считать, что я смотрю туда, куда он будет подавать мяч».

Мойер был одним из тех немногих питчеров, который думал о Скотте Хаттеберге так же много, как и Хаттеберг о нем. Мойер знал, что Хаттеберг никогда не будет отбивать первую подачу, и потому мог точно так же сделать первой подачу внутри зоны страйка. Но Мойер так же знал и то, что Хаттеберг знает о том, что ему все известно. Потому Хаттеберг и Мойер в данной ситуации были на равных.

Скотт был по уши погружен в изучение теории игры, в то время как до самой игры оставался всего лишь час. Он пришел посмотреть на запись игр по одной причине: понять, не «повторяется» ли питчер. Иными словами, можно ли рассчитывать на то, что после определенного количества подач питчер делает один определенный тип подачи. Мойер так тщательно перемешивал их, что искать в них закономерность было бесполезной тратой времени. В данном случае запись игр с Мойером понадобилась Хаттебергу для того, чтобы лучше представлять себе, как могут разворачиваться события в игре.

В этот момент в комнату видеотеки зашел Джон Мабри:

– Эй, Хатти.

Хатти подвигается, чтобы Мабри мог сесть с ним рядом перед экраном. Хатти смотрит на Фейни и говорит:

– Если я правильно понимаю, тут кто-то по губам пытается разговоры читать.

– Да ну? – отвечает Мабри.

Фейни чуть краснеет, а у Мабри на лице появляется что-то наподобие улыбки. Между Мабри и Фейни идет что-то вроде незримого спора о том, почему Мабри не выпускают играть. Сразу после того, как он перешел из «Филлиз» в обмен на Джереми Джамби, Мабри был словно огонь. За последние несколько недель, выходя играть от случая к случаю, Мабри удалось заработать процент отбивания выше.400 и полдесятка пробежек домой. Но, несмотря на все это, менеджер не желал ставить его отбивающим основного состава. Мабри спросил у Фейни, почему. Фейни объяснил: потому что в офисе не хотят его там видеть.

Билли Бина беспокоил подход Мабри к отбиванию, который был совершенной противоположностью подхода Скотта Хаттеберга. Когда Мабри становился на площадку отбивающего, он сразу набрасывался на первую же подачу, которая выглядела аппетитно. Мабри пришел к оптимистическому выводу: чтобы продвинуться в команде, отбивающий игрок замены должен проявлять сумасшедшую агрессию. Но Билли меньше всего желал слышать о таких выводах. Билли по причинам, которые он не хочет озвучивать, желает, чтобы Джон Мабри носил форму команды «Эйс», но не собирается заходить настолько далеко, чтобы позволить Мабри играть. Когда Арт Хоу поставил Мабри в нескольких играх в основной состав, чтобы дать отдохнуть остальным игрокам, а Мабри начал отбивать пробежки домой, Билли и Пол отреагировали так, как если бы они зашли в казино, закинули двадцать пять центов в игровой автомат и сразу же получили джек-пот. Им повезло, а теперь пора уходить и уносить с собой выигрыш. «Мабри хороший парень, – накануне вечером заметил Билли, – но рано или поздно судьба постучится в дверь, и ему придется сняться с якоря».

Несколькими днями ранее Мабри жаловался Фейни, что ему не дают играть, и Фейни попробовал ему помочь. «Знаешь, Джон, – сказал он, – может, тебе попробовать пропустить несколько подач?»

В тот вечер Мабри вышел играть – слова Фейни звучали у него в ушах. Во время первого подхода он пропускал первые пять подач до тех пор, пока счет не достиг 3–2. Следующую подачу он попытался отбить со всего размаха и промахнулся, получив аут. Телевизионная камера показывала его лицо, пока он шел к скамейке, где сидела его команда. По губам можно было прочесть: «Хренов Фейни-Эйнштейни». Мабри в итоге заработал две прогулки, одна из которых привела к пробежке и завершила игру победой «Эйс». Тем не менее было неясно, простил ли он Фейни и вообще думал ли над тем, что того надо простить.

Мабри тоже сегодня играет. Он смотрит на запись с Мойером и хочет обсудить его игру.

– К поединку с этим парнем подготовиться сложно, – говорит Мабри. – Он подминает молодых парней, потому что пользуется их горячностью.

– Он не похож на всех остальных, – замечает Хатти. – Ты уж приладился отбивать подачи на большей скорости, а тут почти что школьную игру вспоминать надо.

– Он прямо кормится агрессией своих жертв, – со слов Мабри, Мойер предстает настоящим вампиром. – Он заставляет свою жертву думать, что подачу можно отбить, в то время как до мяча даже не дотянуться.

– Если мяч подан вне зоны страйка, насколько тяжело его отбить? – спрашивает Фейни. Он до сих пор смотрит на втором экране игру с Алексом Родригесом.

– Это очень тяжело, – отвечает Мабри. На экране кажется, что Мойер не столько подает мяч, сколько просто его бросает. – Я видел мячи, брошенные по меньшей дуге, во время первых показательных подач.

– Просто игнорируй плохие подачи, Джон, – говорит Фейни, немного подначивая Мабри.

– Фейни, – раздраженно отвечает Мабри. – Ты разве стоял хоть раз на площадке отбивающего? Как только ты перестаешь отбивать его подачи, он посылает тебе три страйка.

– Да, парню ума не занимать, – соглашается Хатти, пытаясь замять разгоревшуюся ссору. – Здесь сложно что-то спланировать.

Мабри пристально смотрит на Фейни, а тот упрямо не замечает его взгляд:

– Фейни, ты когда-нибудь играл против питчера Главной лиги?

– Нет, Джон, – отвечает раздраженно Фейни. – Я не играл против питчеров Главной лиги.

– Я так и думал, – говорит Мабри. – Я так и думал, что Фейни никогда не приходилось играть против питчеров Главной лиги.

Казалось, что словесная перепалка на этом закончилась. Но в этот момент входит Дэвид Джастис. Он замечает, что все смотрят запись игр с Мойером, и мгновенно понимает, что только что происходил спор. Они спорили о цене, которую платит отбивающий за жадность. Единственной надеждой отбивающего во время схватки с питчером, который умеет обыгрывать во время подачи зону страйка так, как Мойер, говорит Джастис, состоит в том, чтобы не думать о том, как разбогатеть, а довольствоваться тем, что вы уже зарабатываете.

– Вам кажется, что вы можете отбить мяч, – говорит Джастис, – а вы даже ударить по нему не можете.

– Точно, – поддакивает Мабри.

– И поэтому не надо даже пытаться отбить такой мяч, – не унимается Фейни.

После этих слов Мабри встает и выходит. Когда они остаются одни, Хаттеберг рассуждает о том, почему все не готовятся к игре с Джейми Мойером так, как он: не смотрят записи, не пытаются представить, как может развернуться игра, не решают, чего ждать от Мойера и какие подачи они никогда не будут отбивать.

– Некоторые из ребят, которые играют лучше всех, самые недалекие, – говорит Хаттеберг. – Я не имею в виду, что они тупые. Я имею в виду, что у них нет никаких суждений. Никакой системы.

– Тупость – это актив?

– Так и есть. Никто не знает, чего от вас ждать. У вас нет никакой системы. Вы даже не помните свой последний выход на биту, – Хаттеберг смеется. – Самонадеянность – тоже актив. Тупость и самонадеянность: у меня нет ни первого, ни второго. И я из-за этого мучаюсь.

В скором времени Хаттебергу приходится перестать рассуждать об игре и выйти на поле. Во время игры он, как обычно, привередливо выбирает подачи для отбивания, словно покупатель в магазине, который копается в корзине с яблоками, чтобы выбрать самые спелые. В первый выход все плоды никуда не годятся. Хаттеберг просто смотрит на первые четыре подачи, которые проносятся в миллиметрах от площадки отбивающего, и, заработав прогулку, занимает первую базу. Во время второго выхода Хаттеберга Мойер подает мячи в зону страйка. Хаттеберг пропускает первые два мяча и отбивает за линию фаул третий. С двумя страйками на счету Хаттеберг ожидает, что Мойер пошлет подачу внутрь его зоны страйка, и так на самом деле и происходит. Хаттеберг отбивает мяч ударом «линия» в правую сторону внешнего поля вместо первой базы и успевает осуществить единственную в этой игре пробежку домой. Во время своего третьего выхода на биту он отсылает мяч далеко к границе левого внешнего поля, на мгновение ему кажется, что мяч ушел, но защите все же удается поймать его на узкой полосе земли перед самой оградой.