…Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот некоторые цитаты из карточки.
«26 января 1995 года
Приступ страха в курилке, не может уйти оттуда. Гипервентиляция, спазмы во всем теле. Дышит в бумажный пакет. С помощью персонала его довозят до комнаты на кресле-каталке, там он ложится на кровать. Назначена клизма со стесолидом, 2 шт. по 10 мг».
«18 февраля 1995 года
В 16.00 у Томаса начинается приступ страха. Он сидит в курилке и кричит: „Я не выдержу! Я не выдержу!“
Внезапно Томас вскакивает со стула и выбегает на лестницу, где ударяется головой в стену.
Томас несколько раз пытается удариться головой об пол. […]
Он настолько неустойчиво стоит на ногах, что не может идти и ползком добирается до курилки. Докурив, он хочет вернуться в свою комнату, но идти не может, падает на пол у дверей кабинета. Я и еще один сотрудник прикатываем стул на колесиках, стоящий в ординаторской, и сажаем его туда».
«21 февраля 1995 года, главврач Эрик Калль
В последние дни состояние пациента ухудшилось. Вчера он получил письмо от родителей одной из жертв, которые хотели знать, что случилось с их сыном. Пациент обдумывал, стоит ли продолжать. Однако решил все же продолжить процесс».
Жизнь Томаса Квика превратилась в замкнутый круг с приступами страха, стремлением к смерти, постоянным приемом лекарств и непрестанными разговорами об убийствах и насилии — день за днем, месяц за месяцем, год за годом.
2 марта Биргитта Столе делает резюме терапии за тот период, к которому относятся приведенные выше цитаты из карточки.
«После процесса в Питео мы продолжаем нашу работу по рассмотрению прежних ситуаций и того, как они воплощались во взрослом возрасте. Это происходит параллельно с полицейскими допросами. Возникли новые воспоминания, в которых насилие обращено на взрослых. Эта информация передана полиции и прокурору для дальнейшего изучения.
Томасу заявлено, что он является подозреваемым в убийстве, произошедшем в окрестностях Йелливаре в 1984 году.
Книга брата Стена-Уве о Томасе вызвала мощный резонанс. Одновременно это привело к тому, что сам Томас получил доступ к своим воспоминаниям, в которых брат подвергал его жестокому насилию в течение всего детства.
В течение осени Томас совершил две попытки самоубийства, так как страх и тоска вызвали желание умереть и избежать тех страданий, которые причиняют ему психотерапия и допросы».
Биргитта Столе подчеркивает, что она как психотерапевт «находится в тесном контакте с отделением по поводу его текущего психического статуса». Несмотря на тяжелые приступы страха у Квика, стремление к смерти и прием лекарств, Столе утверждает, что психотерапевтический процесс развивается позитивно.
«Образы и фрагменты воспоминаний, возникающие на сеансах психотерапии, все более проясняются, и обстоятельства убийств становятся все отчетливее. Произошло развитие и углубление способности к контакту — как в отношении собственной жизненной ситуации, так и в том, как он действовал во взрослом возрасте. Идет также развитие более глубокого контакта с тяжелыми чувствами, такими, как ненависть и ярость, а также отчаяние и вина по поводу того, чему он подверг других людей. […]
За счет открытости Томаса и готовности поделиться своими исключительно тяжелыми переживаниями наши психотерапевтические контакты все больше укрепляются».
Через пару часов после того, как Биргитта Столе описала положительную динамику психотерапии, в карточке была сделана более соответствующая моменту запись медсестры.
«19.30. В течение вечера у Томаса постоянные острые приступы страха. Поставлена клизма со стесолидом, 2 шт. по 10 мг ректально.
Говорит, что у него нет сил больше жить.
Назначено круглосуточное наблюдение».
Поздно вечером 12 марта в доме у заместителя начальника полиции лена Бертиля Столе зазвонил телефон. Мгновенно разобравшись, что кто-то из пациентов его жены очень некстати получил номер их домашнего телефона, он крикнул в сторону спальни:
— С тобой хочет поговорить какой-то сумасшедший! Он говорит, что его зовут Эллингтон.
Его жена, протирая глаза, потянулась к трубке.
— Стюре, это Биргитта, — сказала она.
В трубке послышался театральный издевательский смех:
— Это Эллингтон, и я хочу поговорить с уважаемым терапевтом.
Биргитте Столе показалось, что тягучий голос ей знаком.
— Стюре!
Задним числом Биргитта Столе записала этот разговор, снабдив его собственными комментариями в скобках.
«— Стюре лежит в своей кровати и мучается страхами. (Смеется.) Ты веришь в его страхи и его истории. Он просто манипулирует тобой.
— А кто ты?
— Я Эллингтон, мы встречались пару раз. (Смеется.)
(Здесь у меня возникает ощущение, что звонит Стен-Уве. Я привыкла общаться со Стюре, а со Стеном-Уве — нет. Он сообщает о своем презрении к Стюре, который слабак, мучается страхами. И к терапии — тем, что называет меня терапевтом.)
Эллингтон продолжал:
— Я расскажу о поездке в Норвегию.
(Теперь я понимаю, что это Стюре в образе Эллингтона. Я намерена выслушать, что он хочет мне сказать, и попытаться установить контакт со Стюре.)
— Патрик и я. Мы едем в Осло. Поблизости, незадолго до… (Снова начинает смеяться.)
— Я манипулирую им, и мне удается (триумф в его голосе по поводу собственной силы и власти) заставить Патрика выйти из машины. (Снова смеется.) Он выходит из машины, и он убивает мальчика. Это он убивает мальчика! Он сам этого хотел. А я заставляю его это сделать.
(Переходит на тихий плач. Я слышу, как Стюре шепчет в трубку: „Биргитта!“ Понимаю, что я должна установить контакт со Стюре, помочь ему стать четче, сильнее в своих отношениях с Эллингтоном.
Голос Эллингтона рычит на заднем плане, а Стюре начинает говорить со мной, и я вижу, что он вернулся в самого себя.)»
Прочтя записи Биргитты по поводу этого телефонного разговора, Маргит Нурель пришла в восторг от того, что Эллингтон проявился за пределами психотерапевтического кабинета. В рукописи книги о Томасе Квике она анализирует содержание этого странного события.
«Когда Эллингтон вливается в конкретный образ и пытается, хотя и безуспешно, вернуть себе власть путем презрения к Стюре и его слабости, происходят две вещи. Во-первых, Стюре впервые в жизни достигает постоянства объекта. „П“ и Эллингтон — одно лицо. Вполне понятная потребность, существовавшая до этого: сохранить „П“ как образ того, кому Стюре нужен, для кого Стюре все же что-то значит и кто временами мог защитить Стюре от еще более опасной „М“, — все же именно спасительная рука „П“ вытащила Стюре из полыньи. В отношении к „П“ вплоть до убийства Симона существовали некие рамки предсказуемости, которые описывает сам Стюре. Из опыта ему была хорошо известна последовательность событий, и он мог заранее предсказать, когда у „П“ настанет семяизвержение, боль прекратится и „П“ снова станет добрым: уронит несколько сентиментальных слезинок, похлопает Стюре по животу, скажет о том, как любит своего мальчика, пойдет на кухню и даст Стюре брусничного варенья, молока или еще чего-нибудь. С момента убийства и расчленения зародыша — как выяснится потом — эти рамки предсказуемости полностью рухнули. Стюре не без оснований стал испытывать невыносимый страх, что „П“ может поступить так же и с ним самим. Само собой разумеется, что именно так Стюре воспринял ситуацию, когда мать напрямую обвинила его в смерти плода: „Смотри, вот результат того, что ты наделал!“ Однако еще один момент, который происходит, когда Эллингтон полностью обретает контуры законченного образа, — его власть нарушается. Он записал номер телефона Биргитты, психотерапевта Стюре. Он звонит ей, и после нескольких минут разговора с Эллингтоном Биргитте удается установить контакт со Стюре и объединиться с ним против Эллингтона. […] Вскоре после этого „М“ — Нана — также обретает форму. Правда, это более жуткое впечатление, так как она с младенчества Стюре воплощала в себе злобу, а впоследствии — смерть. Единственный период, когда это было не так, — период пребывания в матке, где Стюре к тому же был не один, поскольку у него была сестра-близнец».
Последний из могикан
18 марта 1995 года Томас Квик сидел в своей комнате в Сэтерской больнице, когда по второму каналу шведского телевидения показывали документальный фильм о Мессауре.
Место, где Томаса Квика якобы высадили после убийства голландской пары, расположено в 37 километрах от Йоккмокка. В этом месте в 1957 году «Ваттенфаль АБ»[37] начала строить гигантскую гидроэлектростанцию на реке Стура Люлеэльв. Проект должен был создать 1300 рабочих мест на пять лет. В дикой местности с редко разбросанными хуторами возвели полноценный городок с улицами и площадями, жилыми кварталами, магазинами, почтой, церковью, школой, Народным домом, полицейским участком, медпунктом, кафе и прочими необходимыми заведениями. К началу 60-х в городке постоянно проживало более 3000 жителей.
