Правда о Порт-Артуре. Часть II - Евгений Ножин

А вы? малодушничаете!

Стыдитесь!

Спрячьте ваше самолюбіе и работайте.

Но повторяю: если хотите ѣхать — поѣзжайте.

Александръ Михайловичъ, вы дадите соотвѣтствующее разрѣшеніе — обратился Смирновъ къ присутствовавшему при этомъ разговорѣ полковнику Хвостову…

. . . . . . . . . . . . . . . .

…Ѣду вечеромъ въ редакцію. Встрѣчаю завѣдующаго типографіей г. Томаровича.

— Вы слышали послѣднюю новость?

— Нѣтъ.

— Газета закрыта на одинъ мѣсяцъ.

— Поздравляю — только и могъ я отвѣтить. Прихожу въ редакцію.

Секретарь, разглаживая свою окладистую бороду, сосредоточенно ходитъ изъ угла въ уголъ.

Помощникъ редактора, покойный уже Веревкинъ, сидитъ и жжетъ папироску за папироской.

— А гдѣ Петръ Александровичъ?

— Уѣхалъ къ Стесселю.

Жизнь въ редакціи замерла.

Машины въ бездѣйствіи. Наборщики разбрелись. Китайцы о чемъ-то шушукаются.

Пришелъ Левитовъ (сотрудникъ) и никакъ не можетъ понять, за что можетъ быть закрыта газета. Всѣ молчатъ, не возражаютъ. Пришелъ метранпажъ и тоже молчитъ. Догадались наконецъ зажечь лампу. Ну, вотъ и самъ Артемьевъ. Видъ разстроенный.

— Стессель ничего не хочетъ слушать. Газета закрыта на одинъ мѣсяцъ. "Своихъ приказаній не отмѣняю."

Наступила тяжелая тишина.

— Господа, ничего не подѣлаешь. Будемъ терпѣть до конца. Идемте ко мнѣ ужинать. Тамъ поговоримъ и все обсудимъ — сказалъ Артемьевъ, взявшись за фуражку и портфель.

ПРИКАЗЪ

по войскамъ Квантунскаго укрѣпленнаго раіона.

Августа 26 дня, 1904 года. Кр. Портъ-Артуръ.

№ 579

Въ виду того, что, несмотря на неоднократныя указанія, въ газетѣ "Новый Край" продолжаютъ печатать не подлежащія оглашенію свѣдѣнія о расположеніи и дѣйствіяхъ нашихъ войскъ, изданіе газеты прекращаю на одинъ мѣсяцъ.

Генералъ-адъютантъ Стессель.

"…Послѣдовало неостроумное распоряженіе Стесселя о прекращеніи выхода "Новаго Края" якобы за то, что въ немъ печатаются свѣдѣнія о вылазкахъ, развѣдкахъ и проч., могущія пригодиться японцамъ. Это совсѣмъ дико: газета проходила двойную цензуру — командира порта и штаба крѣпости; и вдругъ лишить насъ, по одному лишь капризу и изъ-за видимаго желанія сдѣлать косвенную непріятность коменданту, единственнаго источника свѣдѣній и извѣстій извнѣ…"

Несмотря на всевозможные хлопоты, даже просьбы уважаемаго всѣми егермейстера Балашева — генералъ Стессель былъ твердъ въ своемъ рѣшеніи.

Въ особенности неистовствовалъ генералъ Никитинъ.

Онъ былъ крайне недоволенъ, что съ газетой и ея сотрудниками такъ мягко обращаются.

— Мало закрыть газету — всѣхъ этихъ писакъ перевѣшать слѣдуетъ.

Генералъ Стессель былъ гуманнѣе своего друга. Онъ ограничился лишь закрытіемъ газеты.

Генералъ Никитинъ, котораго Стессель величалъ въ своихъ всеподданнѣйшихъ телеграммахъ "истиннымъ героемъ и помощникомъ", въ дѣйствительности, которую подтвердитъ, какъ непреложную истину, каждый Портъ-Артурскій артиллеристъ — никакого отношенія къ крѣпости и ея оборонѣ не имѣлъ.

Спеціализировался генералъ Никитинъ исключительно на всевозможныхъ интригахъ и на травлѣ флота, который непонятно ненавидѣлъ всѣмъ своимъ существомъ.

По должности своей онъ былъ начальникомъ артиллеріи 3-го сибирскаго армейскаго корпуса и попалъ въ Артуръ совершенно случайно, пріѣхавъ явиться своему командиру корпуса — въ то время генералу Стесселю — но, за отрѣзанностью сообщенія непріятелемъ, такъ въ немъ и остался.

Прежде всего, Никитинъ старый товарищъ Стесселя и съ нимъ на "ты" [13].

Это было главнымъ поводомъ къ той извѣстности и къ тѣмъ наградамъ, которыми, не въ примѣръ прочимъ, старался наградить своего "товарища" Стессель. Какъ человѣкъ хитрый, Никитинъ сразу сумѣлъ оріентироваться въ своей обстановкѣ: онъ смотрѣлъ въ глаза Стесселю и громко вторилъ ему въ тонъ.

Этого было вполнѣ достаточно, чтобы создать себѣ карьеру, будучи въ сторонѣ отъ всякаго дѣла.

Сначала Стессель придумалъ ему назначеніе начальника всей полевой артиллеріи, когда она находилась еще на передовыхъ позиціяхъ. Здѣсь было много дѣла, и много пользы можно было принести, но, какъ бездарный и безличный человѣкъ, Никитинъ не могъ ничего сдѣлать (ранѣе онъ командовалъ мортирнымъ полкомъ и о матеріальной части, не только нынѣшней скорострѣльной, но и прежней поршневой, не имѣлъ ни малѣйшаго понятія). Никто никогда не слышалъ отъ него ни одного распоряженія по части артиллеріи.

А я добавлю, что, если онъ и выѣзжалъ впередъ, то очень рѣдко, да и поѣздки эти были лишь веселымъ пикникомъ въ ночное время.

Продолжаю характеристику Никитина по оцѣнкѣ одного изъ начальниковъ отдѣльной части въ Артурѣ:

"Во время осады крѣпости, когда вся артиллерія перешла въ вѣдѣніе Бѣлаго, Никитинъ ни къ какому дѣлу пріуроченъ не былъ, отчасти по его болѣзненности; онъ сидѣлъ большую часть времени дома за стаканомъ "добраго вина" да изрѣдка навѣдывалъ Стесселя. Иногда, въ качествѣ гастролера или туриста, какъ онъ выражался, пріѣзжалъ на нѣкоторыя позиціи и… уѣзжалъ обратно на покой.

Подъ конецъ Стессель придумалъ для него довольно комичное назначеніе: повѣрять и слѣдить, чтобы ночью не спали на позиціяхъ.

Вотъ вся его дѣятельность.

Все свободное время генералъ этотъ на чемъ свѣтъ стоитъ ругалъ флотъ, не стѣсняясь даже присутствіемъ нижнихъ чиновъ…"

Характеристика, даваемая г. Саперомъ, вполнѣ отвѣчаетъ дѣйствительности.

Спрашивается — Георгіевскій крестъ, который онъ носитъ на своей груди (3-ей степени), не понижаетъ ли въ арміи значеніе этого высокаго ордена?

Имѣетъ ли онъ право его носить? Нѣтъ [14]!

Орденъ этотъ не заслуженъ, и ордену этому не мѣсто на шеѣ у этого генерала.

Георгіевскій кавалеръ долженъ быть безупреченъ!

Онъ гордость и надежда арміи!

Что же мы можемъ ожидать отъ генерала, подобнаго Никитину?

Какую пользу онъ можетъ принести арміи, которая жаждетъ обновленія, стремится стать тѣмъ, чѣмъ она быть можетъ?

Никитинъ и ему подобные, георгіевскіе кавалеры, не подлежатъ увольненію отъ службы.

Они вѣчные для арміи.

Грянетъ громъ войны, и ихъ, непремѣнно ихъ, какъ испытанныхъ героевъ, пошлютъ въ первую голову.

Что они въ состояніи будутъ сдѣлать?

Что они могутъ вдохнуть въ живой, здоровый и сильный организмъ войсковыхъ массъ?

Ничего или растлѣніе.

Начертывая эти строки, я далекъ отъ пристрастія.

Тогда, когда видишь, что армія наша, великая и сильная, несетъ на себѣ позоръ проигранной кампаніи — не мѣсто ошибкамъ въ оцѣнкѣ дѣятельности ея генераловъ.

Я страдаю вмѣстѣ съ арміей.

Я жажду ея обновленія.

Я вѣрю въ ея великое будущее. Оно возможно, но при условіи, если она будетъ избавлена отъ такихъ генераловъ, какъ Фокъ, Рейсъ, Никитинъ, Савицкій и т. д.

Придавая блестяще парализованнымъ августовскимъ штурмамъ огромное, доминирующее значеніе въ дѣлѣ всей дальнѣйшей обороны крѣпости, я позволяю себѣ еще разъ вернуться къ нимъ.

8, 9 и 10-го августа комендантъ Артура переживалъ тревожныя минуты.

Ясно было, что противникъ готовитъ послѣдній ударъ генеральнаго штурма.

Но куда онъ направитъ???

Фронтъ крѣпости 25 верстъ.

Гдѣ будетъ диверсія, куда устремятся главныя силы?!?

Шара въ крѣпости не было.

Неоткуда было наблюдать, гдѣ сосредоточивается противникъ [15].

А мѣстность кругомъ извилистая, сотни лощинъ, долинъ, овраговъ, балокъ, не скошенный гаолянъ. Они скрывали намѣренія японцевъ.

Теперь еще, словно я вотъ сейчасъ вижу, какъ японцы бѣгутъ, прячась въ гаолянѣ, какъ по одиночкѣ, открывая себя на секунды, прыгаютъ въ оврагъ.

Батареи наши открываютъ шрапнельный огонь. Движеніе стихаетъ, опять начинается, снова стихаетъ. Днями это продолжалось. Въ особенности 8, 9 и 10-го.

Подъ вечеръ 10-го августа комендантъ, выѣхавъ на Большую гору, долго и внимательно рекогносцировалъ расположеніе противника.

Пули непрерывно пѣли. Нѣжныя нотки ласкали слухъ, упорно, настойчиво напѣвая пѣсню невидимой смерти.

Въ бинокль мы ясно различали большое движеніе въ оврагахъ Дапалиджуана и Уцзяфана. Противникъ энергично сосредоточивался.

Смирновъ, сдвинувъ густыя брови, не отрывалъ сверкающихъ глазъ отъ бинокля.

Мы лежали кругомъ, притаивъ дыханіе, не смѣя потревожить его вопросомъ.

Только пули продолжали пѣть свою отрывистую пѣснь; онѣ никого не стѣснялись.