Кристальный грот - Мэри Стюарт

Я подождал, пока он съест половину своего пирога, прежде чем начать задавать вопросы. Мне было совсем не по душе ждать далее; по тому, как он прикладывался — невзирая на голод — к кувшину с вином чуть ли не после каждого глотка, я понял, что промедли я еще немного, и связного рассказа о том, что меня интересует, от него уже не дождешься.

Не зная совершенно точно, как здесь обстоят дела, я не мог бездумно рисковать и ступать на почву, способную оказаться зыбкой; при моем происхождении, однако, я мог собрать большую часть нужных Амброзию сведений, просто спрашивая о своих родственниках. На такие вопросы он отвечал охотно.

Начать с того, что с той огненной ночи меня считали погибшим. Тело Сердика было наполовину уничтожено пламенем, а с ним и все то крыло внутреннего дворика, и когда мой пони отыскал наконец дорогу домой, а я исчез, не оставив следов, оставалось подумать лишь одно — я погиб вместе с Сердиком и тело мое исчезло тем же путем. Моя мать и Камлах отправляли людей обыскать окрестности, но те, разумеется, ничего не нашли. О том, что я мог отбыть морем, никто, кажется, не подумал. То торговое судно не поднималось к Маридунуму, а лодку никто не заметил.

Мое исчезновение почти не наделало шума, что неудивительно. Никому неизвестно, что думала об этом моя мать, но она удалилась в обитель Святого Петра вскоре после событий. Камлах, не теряя времени, объявил себя королем и, чтобы соблюсти обычай, предложил Ольвене свою защиту, но поскольку его собственная жена родила уже одного сына и вынашивала другого, ни для кого не было тайной, что королеву Ольвену отдадут поскорее замуж за какого-нибудь безвредного и живущего по возможности подальше вождя… И так далее, и так далее.

Довольно об этих новостях прошлого, которые совсем не были новостями ни для меня, ни для Амброзия. Когда Диниас закончил есть, откинулся на стенку и распустил пояс, расслабленный едой, вином и теплом, я счел, что пришло время направить разговор к более насущным для того момента вопросам. В таверне теперь яблоку негде было упасть, да и шум голосов был такой, что полностью заглушал наш разговор. Одна-две девушки вышли из внутренних комнат, их появление вызвало оживленный смех и грубые шутки.

Снаружи совсем уже стемнело, морось усилилась; входя, люди встряхивались, как собаки, и криком требовали подогретого вина.

Воздух стал тяжелым от дыма горящих торфяных брикетов, тлеющего под решеткой древесного угля, запахов горячей пищи и копоти дешевых масляных ламп. Я не боялся быть узнанным: пришлось бы перегнуться через наш стол и всмотреться мне в лицо, чтобы хоть что-то разглядеть.

— Послать еще за мясом? — спросил я. Диниас помотал головой, рыгнул и осклабился.

— Нет, спасибо. Это было здорово. Я у тебя в долгу. А теперь твои новости. Мои ты слышал. Где ты был все эти годы? — Он потянулся за кувшином и опорожнил его, слив остатки вина в свою кружку. — Эта чертова штука пуста. Пошлем еще за одним?

Я заколебался. Он, кажется, быстро пьянел от вина, а я не хотел, чтобы он напился слишком быстро. Он понял мои колебания по-своему.

— Давай, давай, ты ведь не пожалеешь для меня еще один кувшин винца, правда? Не каждый же день молодой богатый родич возвращается из Корнуолла. А зачем ты вообще туда отправился, а? И чем ты все это время занимался? Давай, юный Мирддин, поведай мне об этом, ладно? Но сначала — вина.

— Ну конечно, — сказал я, и подозвал мальчишку-слугу. — Но если не возражаешь, не упоминай здесь моего имени. Теперь я зовусь Эмрис — пока не станет ясно, куда дует ветер.

Он принял это с такой готовностью, что мне стало ясно — дела в Маридунуме обстоят еще более непросто, чем мне представлялось. Кажется, называть себя здесь было просто опасно. Большинство находившихся в таверне выглядели валлийцами; я никого не узнал, что, впрочем, неудивительно, если вспомнить, какую компанию я водил здесь пять лет назад. Но ближе к дверям сидела группа мужчин, которые, судя по светлым волосам и бородам, могли быть саксами. Я счел их людьми Вортигерна. Пока мальчишка не принес и не поставил перед нами с громким стуком полный кувшин, мы не проронили ни слова. Мой кузен налил из только что принесенного кувшина, сдвинул тарелку в сторону, откинулся назад и вопросительно посмотрел на меня.

— Что ж, давай, расскажи-ка теперь о себе. Что случилось в ту ночь, когда ты исчез? С кем ты уехал? Тебе ведь было не больше двенадцати-тринадцати, когда ты уехал, так ведь?

— Я пристроился к паре торговцев, они направлялись на юг, — ответил я. — Заплатил за проезд одной из брошей, которые мне подарил мой дед… Старый король. Они довезли меня до Гластонбери. Тут мне немного повезло — я встретил купца, ехавшего на запад, в Корнуолл, со стеклянными изделиями с Острова, и он взял меня с собой. — Я опустил глаза, как бы избегая его взгляда и начал вертеть в пальцах кружку. — Он хотел выдать себя за благородного и считал, что этому поверят скорее, если при нем будет мальчик, который умеет петь и играть на арфе, а также читать и писать.

— Хм. Похоже на правду.

Я знал, что он может подумать о моем рассказе, и в самом деле, в голосе его звучало удовлетворение, будто его отвращение ко мне получило наконец основание. Оно и к лучшему. Меня не заботило, что он обо мне подумает.

— А потом? — спросил он.

— О, я провел с ним несколько месяцев, и они были довольно щедры, он и его друзья. Я даже неплохо подработал на стороне.

— Играя на арфе? — спросил он, приподняв губу.

— Играя на арфе, — подтвердил я мягко, — а также чтением и письмом — вел его счета. Когда он отправился назад, на север, то пожелал взять меня с собой, но я не хотел возвращаться. Не смел, — добавил я с обезоруживающей прямотой. — Найти место в монастыре оказалось совсем несложно. О нет, я был слишком молод, чтобы быть кем-то кроме мирянина. Сказать по правде, меня это вполне устраивало; жизнь была такой спокойной. Я помогал им делать копии исторического сочинения о падении Трои.

Выражение его лица чуть не заставило меня рассмеяться, и я снова перевел взгляд на кружку. Она была отличной самийской керамики, с глянцем, и отчетливо различалась метка мастера, А. М., Амброзий мастер, вдруг почудилось мне, и я нежно провел по буквам большим пальцем, заканчивая между тем для Диниаса отчет о пяти безвредных годах, проведенных его кузеном-бастардом.

— Я работал там, пока не начали приходить слухи из родных краев. Поначалу я не обращал на них особого внимания — слухи всегда ходят. Но когда я узнал, что Камлах и вправду погиб, а затем и Вортимер, я стал спрашивать себя, что могло случиться с Маридунумом. И понял, что должен еще раз свидеться с матушкой.

— Собираешься здесь остаться?

— Вряд ли. Мне нравится Корнуолл, и у меня там что-то вроде дома.

— Значит, станешь священником?

Я пожал плечами.

— Пока не знаю. В конце концов, меня все время прочили в священники. Какое бы будущее меня ни ожидало, здесь мне места нет — если даже и было когда-то. И я, конечно, не воин.

При этих словах он ухмыльнулся.

— Точнее, ты им никогда и не был, разве не так? А война здесь еще не кончилась, она едва лишь начинается, можешь поверить. — Он доверительно наклонился через стол, но при этом так толкнул кружку, что та покачнулась и вино плеснуло через край. Диниас неуклюже подхватил ее и поставил на стол. — Чуть не пролил, а вино опять почти уже кончилось. Неплохая штука, а? Может, еще один?

— Если угодно. О чем ты хотел сказать?..

— Корнуолл, вот. Мне всегда хотелось поехать туда. А что там говорят об Амброзии?

В нем уже заговорило вино. Он уже не заботился о том, чтобы говорить доверительно, голос его звучал громко и, я заметил, одна-две головы повернулись в нашем направлении.

Он ни на что уже не обращал внимания.

— Да, уж наверное ты слышал что-нибудь новенькое, если вообще у тебя говорят о нем. Слух идет, что высаживаться он будет там, у тебя?

— О, — сказал я непринужденно, — об этом все время болтают. И болтают уже много лет — ты ведь знаешь. Пока еще он не высадился, так что наши догадки стоят любой другой.

— А хочешь, поспорим? — Он сунул руку в висящий у пояса кошелек и вытащил пару игральных костей, которые тут же стал перебрасывать с руки на руку. — Или давай сыграем?

— Нет, спасибо. Во всяком случае, не здесь. Диниас, слушай что я тебе скажу, давай возьмем еще бутыль вина, если хочешь, можно и две, пойдем домой и выпьем их там?

— Домой? — Обмякший рот его скривился в презрительной усмешке. — Куда это? В пустой дворец?

Он по-прежнему говорил громко, и я заметил, что за нами кто-то наблюдает с другого конца комнаты. Людей этих я не знал. Двое в темных одеждах, один с бахромистой черной бородой, другой с тонким лицом, рыжими волосами и длинным лисьим носом. Судя по их виду, они были валлийцами. На табурете перед ними стояла бутыль, а в руках у них были кружки, но уровень вина не понизился за добрые полчаса ни на волос. Я глянул на Диниаса. К этому моменту он, кажется, достиг стадии, на которой либо изливают дружески душу, либо затевают шумную ссору. Настаивая на немедленном уходе как раз и можно вызвать эту самую ссору, и если за нами следят, а та толпа у дверей и вправду люди Вортигерна, лучше остаться здесь и спокойно поговорить, а не тянуть кузена на улицу, рискуя быть выслеженным. В конце концов, действительно помянули имя Амброзия, так и что из того? Да о нем все тут говорят, и если — как мне показалось — слухов стало ходить больше обычного, то каждый, будь он Вортигерну друг или враг, обсуждает их.