Хелот из Лангедока - Елена Хаецкая

– Разумеется, – снисходительно улыбнулся Гарсеран. – Еще как выгодно. Однако сами копи считаются собственностью города Ноттингама…

– Стало быть, заправляет ими шериф, – заключил Гури. – Что ж, неплохо придумано. Рыцарский кодекс рыцарским кодексом, но ведь и кушать хочется, не так ли? – Он мерзко хихикнул.

Греттир поглядывал на Длинноволосого с искренним отвращением. Крайне утомительный тип. «Если он будет мне надоедать, – внезапно подумал Греттир с оттенком мстительного чувства, – я натравлю на него лесную братию. Пусть Робин Гуд с ним разбирается».

Он чувствовал какое-то беспокойство, словно оставил на неопределенное будущее очень важный вопрос.

Между тем Гарсеран уже пустился в правдивые рассказы о своей героической борьбе с лесными разбойниками. Гури, развалившись в кресле с кубком в руках, слушал, склонив голову набок и опустив глаза.

– Вообразите себе, сэр, – вкусно звучал в полупустом зале низкий, хорошо поставленный голос красавца Гарсерана, – и тут я выхватываю свой двуручный меч и поражаю сразу семерых бандитов! За шесть минут с плеч слетело шесть голов! Оставшиеся корчатся на земле и умоляют о пощаде…

Трудно было усомниться в правдивости этого рассказа, глядя в мужественное лицо красавца Гарсерана. Однако Гури Длинноволосый внезапно поднял на него глаза, и Гарсеран смутился и начал врать, вдаваясь в совершенно излишние подробности. А валлиец все молчал и не опускал глаз, п это принуждало наваррского героя изобретать все новые и новые подробности своей истории. Наконец, к великому облегчению вконец запутавшегося Гарсерана, Гури отвел глаза в сторону.

К Греттиру была обращена та сторона лица валлийца, которую не пересекал уродливый рубец, и неожиданно что-то в этом лице показалось Греттиру странным. Но он не успел понять, что именно, потому что Длинноволосый разразился хриплым хохотом, оборвал его, чтобы поковырять в зубах пальцем, а потом с громким чавканьем допил свое вино.

– Жуткая история, в натуре, – заявил он и хватил кубком по столу, оставив вмятину на гладкой крышке стола. – А не пойти ли нам повеселиться, господа? Я жажду новых ощущений!

Глава третья

Дианора ставила на стол глиняные плошки, когда в окно скромного отшельничьего дома постучали. Девушка вздрогнула и бросила на отца Сульпиция умоляющий взгляд.

– Это не Гай, – сказал отшельник. – Не бойся, Дианора.

– А я не боюсь, – храбро ответила она и направилась к двери, чтобы открыть ее.

На крыльце маячила чья-то длинная тощая фигура. Сперва Дианоре показалось, что это кто-то из лесных стрелков явился за помощью – люди Локсли часто обращались к святому с просьбой залечить рану или исповедать умирающего, если тот не вполне полагался на святость отца Тука. Но через мгновение она поняла, что ошиблась, и, отступив на шаг, тихо вскрикнула:

– Морган Мэган!

– Ты меня знаешь, девушка? – Пришелец казался удивленным. – У меня нет друзей в этом мире, как нет и врагов.

– Я Дианора, – сказала она. – Что тебе нужно в святом месте, колдун?

– Впусти меня, – попросил Морган Мэган. – Я не знаю, что значит «святое место» и почему мне нельзя войти на порог, если я замерз и голоден и готов хорошо заплатить за ночлег и ужин.

Дианора посторонилась.

– Входи, – сказала она. – Место это свято, ибо здесь обитает отшельник, человек, посвятивший себя Богу, размышлениям и добрым делам. Денег за ночлег и ужин он не возьмет, ибо Божья милость сама по себе великая награда. Что же касается того, что ты, колдун, можешь осквернить…

– Стоп, – оборвал ее Морган Мэган. – Я буду вести себя паинькой, Дианора, обещаю тебе.

– Ты нечист сам по себе, – возразила она. – Что бы ты ни сделал, как бы себя ни вел, во всяком твоем деянии будет скверна.

– Ты узколобая фанатичка, – сказал Морган Мэган.

Кряхтя, святой Сульпиций поднялся со своего места и направился к выходу.

– Проходи в дом, добрый человек, если ты замерз и голоден, – приветливо сказал отшельник. – Если девица сия показалась тебе излишне суровой, то прости ее: она добродетельна и не прощает другим, если те, по ее мнению, недостаточно добрые христиане. Это от молодости и невинности.

Дианора вспыхнула.

– Отец Сульпиций, вы не знаете, кто он, – сказала она.

Морган Мэган вошел в дом и поежился.

– А вечера у вас здесь довольно свежие, – заметил он и с любопытством огляделся по сторонам.

Простой, чистый дом, видимо, понравился ему, а отшельник, разглядывавший пришельца с веселым любопытством, был удостоен почтительного поклона. Морган Мэган кланяться не умел, но проделал это чрезвычайно старательно и едва не своротил с поставца горшок с рассадой.

Подхватив горшок, отшельник проворчал:

– Пожалуйте в трапезную.

Дианора поставила на стол третью плошку. Морган Мэган повертел ее в руках, понюхал тушеную фасоль, потыкал в нее пальцем, после чего принялся есть, хватая еду зубами из миски, как животное. Дианора, красная от возмущения, отвернулась. Отшельник долго сдерживал смех и наконец расхохотался так, что слезы потекли по его щекам. Морган Мэган поднял лицо и, встретив взгляд святого, застенчиво улыбнулся.

– Простите, – сказал колдун. – Я не знаю ваших обычаев, о чем уже сообщал суровой и добродетельной девице по имени Дианора, которая так негодует на меня. Я голоден. Не знаю, как у вас принято вкушать подобную пищу…

– Ничего страшного. – Отшельник махнул рукой. – Какие только дикари тут не обедали и не ужинали… Я же отшельник, служитель Господа. Моя дверь должна быть открытой для каждого.

– Замечательный обычай, – одобрил Морган Мэган. – А чудеса вы творить умеете?

Святой Сульпиций пожал плечами:

– Я стараюсь это делать по мере возможности.

– Понимаете… – Морган Мэган обтер лицо и придвинулся поближе к отшельнику. – У меня на руке гноится язва, не к столу будь сказано. До сих пор гноится. Я пытался ее вылечить, добрался даже до Урд… Вы знаете, что такое Урд?

Отшельник покачал головой:

– Мои познания, сын мой, весьма скудны и ограниченны, и чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь в этом.

Морган Мэган пошевелил бровями, а потом пояснил:

– Это источник Судьбы. Там сидят три перезрелые девки-Норны и прядут нити Судеб. Чаще всего препоганейше прядут, между нами говоря, скручивают нити кое-как, свивают через пень-колоду. Так и тянут – в узлах, в комках… Все криво, косо, смотреть тошно. Их и замуж-то потому никто из нормальных богов не берет, а ненормальные боги – кому они нужны? Они даже Норнам не нужны. Надоест им с такой загубленной нитью возиться – возьмут да и оборвут. Совершенно не думают о том, что это всякий раз чья-то жизнь обрывается. Безответственные, ленивые, глупые девки. Ну, я пришел туда со своей раной. Они, конечно, обрадовались моему появлению. Еще бы, можно покамест не работать, языки почесать. Думали, наверное, что я свататься пришел. Морды умильные скроили, неряхи. Я и говорю: так и так, девицы прекрасные, ранка на руке у меня уже столетий пять как гноится, нельзя ли залечить. Говорят, если прополоскать в источнике Судьбы, то само затянется. Они сразу взъелись: и работать-то я им помешал, и источник Урд не для того, чтобы его всякий беглый каторжник грязнил своими ранами… Словом, выгнали меня. Так вот и хвораю до сих пор, ищу чудотворца…