Рассказы писателей Каталонии - Пере Калдерс

Сеньора уже прониклась к ним доверием и продолжала:

— Знаете, мне кажется, что он шел и на ходу читал газету. И, наверное, увлекся, бедняга. Конечно, полиция пыталась найти эту газету, потому что обрывок остался у него в руках, но все ее страницы ветер унес в разные стороны, куда-то туда…

И женщина махнула рукой вниз, в сторону моря, где ждал их Жасинт Миро.

Мужчины смотрят на нее с каким-то странным выражением.

— Что с вами? Может, вы мне не верите?

— Что вы, сеньора, конечно, верим, еще бы! Может, в той газете были плохие новости и парень расстроился?

Но женщина уже забыла о них, потому что в эту минуту санитары из Красного Креста проносят большой пластиковый сверток, захлопывают машину и она срывается с места с включенной мигалкой. Тогда оба поезда трогаются, ход их все убыстряется, и вот уже взгляды зевак за окнами поездов смешиваются со взглядами зевак, стоящих на земле. Все кончилось.

Косме и его приятели, спускаясь на пляж, думают о том, что Синтет, наверное, уже кончил разгадывать кроссворд. Хорошо, что его с ними не было.

Ким Монсо

«Уф!» — сказал он

Выпили кофе с тортом. — Уф! — сказал он наконец (потому что до этого рот у него был набит, да и лень было пошевельнуться). Она не соизволила посмотреть на него (стояла така-а-ая жара, а окно, как всегда, было закрыто.. О.-Окно, как всегда, закрыто, — сказала она. Он не ответил (только подумал, чего же еще ожидать в разгар лета, как не жары). — Открой, если хочешь, — сказал он, надо же было хоть что-то сказать. Но она не встала со стула и никак не откликнулась на его слова. Взяла чайник и не спеша нацедила себе в чашку еще кофе (год тому назад у них разбился кофейник, а новый они решили не покупать и с тех пор заваривали кофе в чайнике, так как чай оба не любили). Вокруг остатков торта кружила муха. Он поднял было руку, хотел поймать ее, но тут же подумал, что не так уж им докучает эта муха, чтобы затрачивать на нее столько усилий, и оставил муху в покое. Рука застыла в воздухе, словно задремала на минутку. Затем он медленно опустил ее на стол, — Я думаю, — произнес он с легким вздохом, — что жару приносят мухи. — За окном солнце душило и без того полумертвый плющ, цеплявшийся за единственный свободный кусок грязно-белой стены. Солнечное пятно вот-вот доберется до окна и заползет в комнату, — Да, — согласилась она, глядя на чашку и монотонно позвякивая ложечкой (звяканье было негромким, но раздражающе назойливым). — Ты не могла бы не брякать? — спросил он, когда терпенье его лопнуло. Она уронила ложечку на стол, та издала нежный и тихий апельсиновый звон, — Вот раньше, — продолжил он разговор, — летом, в полдень, жара была поменьше. — Теперь все шиворот-навыворот. В этом они были единодушны. Некоторое время посидели молча, меж тем кричащее, разъяренное солнце припекало головы всем, кто попадался на его пути: прохожим, медленно бредущим по улице, детям, которые валялись на пляже, зажмурив глаза от нестерпимого сияния. Стасовали карты, сняли. Ей выпал «джокер».

Опомнились, когда небо померкло и в комнате наступил полумрак. Включили настольную лампу и собрали карты. Прибором дистанционного управления включили телевизор. На столе лежали неубранные остатки колбасы и остывшие тосты, которыми они подкреплялись. Когда закончились программы, отзвучали гимны и исчезли знамена, экран зашумел дождем, и они оба уснули в креслах. Потом, после полуночи, через окно в комнату проникли розовые голуби, и черные петухи, и золотистые вороны, и лазурные чайки, и канарейки цвета слоновой кости, и плющ всех цветов и оттенков, и смешные гелиотроповые жирафы. Они оставались там до утра, а когда взошло солнце, потихоньку удалились; так что, когда он и она проснулись (солнце уже освещало белую стену за окном), в комнате не было ни животных, ни птиц, ни растений. Он и она выпили кофе с тортом, — Уф! — сказал он наконец (потому что до этого рот у него был набит и он не мог его открыть).

Ох, уж эта техника…

Сеньорам Жустерини и Бруксу с благодарностью

Едва захлопнув за собой дверь, сеньор Поль почувствовал облегчение. Поездка оказалась утомительней, чем обычно, как будто все сговорились чинить друг другу препятствия, в которых не было никакой надобности. Повесил габардиновый плащ на вешалку (и, заметив, какая она пыльная, вспомнил, что надо бы убраться в квартире), нажал кнопку выключателя, открыл общий водопроводный кран и прошелся по квартире, зажигая всюду свет. В гостиной отдернул занавески — городок, окруженный заснеженными горами, лежал в долине, дома лепились друг к другу как будто без всякого порядка. На этажерке стояла бутылка коньяку. Выпил глоток. Положил на стол портативную пишущую машинку в футляре и чемоданчик с бумагами и книгами, достал из него только пакет с куриными ножками и отнес на мраморный кухонный стол. Он чувствовал себя как осел из басни: ему хотелось и поскорей начать писать, и приготовить себе завтрак. Выйдя на галерею, открыл общий вентиль газа. Попытался включить подогреватель отопительной системы. Три раза пробовал, но ничего не получилось: пламя гасло. На всякий случай (не забыл ли) перечел инструкцию, оттиснутую на пусковой ручке: 1. Ouvrir le robinet d’arret gaz situe au bas de l’appareil. 2. Pousser ce bouton a fond et tourner vers la droite. Allumer la veilleuse. Attendre environ 15 secondes. Pousser de nouveau a fond en tournant vers la gauche puis relacher[93]. Кран газопровода был уже открыт. Поль снова утопил ручку до отказа и повернул против часовой стрелки. Осторожно отпустил. Пламя опять погасло.

Он решил пока что отступиться. Пошел на кухню, расставил по местам банки и включил холодильник. Наполнил водой формочки для льда, поставил на полку пакет с курятиной. Собрал в корзину пустые бутылки. На всем лежала пыль. В гостиной он снял и почистил чехлы с тахты и дивана, прошелся тряпкой по стульям и этажерке. В спальне достал из шкафа чистые простыни, перевернул матрас, застелил постель. Прибрался и в кабинете, стер пыль с книг.

К середине дня Поль спохватился, что, увлекшись наведением чистоты, забыл пообедать. Можно будет к ужину приготовить жамбалайю. Покончив с приборкой, он почувствовал, что не мешало бы принять душ. Пошел на галерею и снова взялся за подогреватель. Утопив ручку, повернул по часовой стрелке, зажег запальную горелку; немного погодя снова нажал на ручку и повернул до исходного положения. Постепенно и мягко отпустил ручку — пламя погасло. Попробовал еще четыре раза, ничего не вышло. Аппарат, судя по всему, был неисправен.

Пришлось принять холодный душ (ну что может быть глупее, когда из окна видишь кругом один снег), после чего Поль оделся, взял корзину, банки, бутылки и пошел в город. Там он купил сливочного масла, молока, ветчины, перцу, помидоров, луку, чесноку, петрушки и хлеба. Уорчестерского соуса нигде не было, придется, наверное, его, как и куриные ножки, привозить из Барселоны. А пока что Поль решил обойтись японским соусом из сои (его было полно в местном универсальном магазине самообслуживания) и уксусом. Зашел в бар перекусить (но главное — он хотел спросить у хозяина, не знает ли тот, кто мог бы починить подогреватель, который никак не хочет работать; подумал, не заказать ли «виши»). Хозяин знал такого человека, но сейчас он в отъезде и вернется только завтра. Но вы не беспокойтесь, мы это уладим: завтра утром к вам придет здешний техник и починит все, что надо.

Возвратившись домой, Поль положил покупки на место. Вынул из футляра пишущую машинку и поставил на стол. Справа от нее положил стопку чистой бумаги. Слева — книги, которые могут понадобиться. За окном быстро смеркалось, снег отливал синевой, небо стало пепельно-серым. Поскольку он перекусил в баре, решил, что ужин можно будет приготовить часам к девяти. Стало быть, два часа он может поработать. И Поль сел за машинку.

Рано или поздно каждый лист, исписанный лишь наполовину, летел в корзину для бумаг. Отодвинув машинку, Поль закурил сигарету. В городке горели редкие огни. Лавки закрыты, видны лишь желтые огни бара и дискотеки. Из-за спины веяло холодом, точно из ледника. Без особой надежды пошел еще раз попробовать, не включится ли подогреватель. Много раз проделал все, что было написано в инструкции. Вспомнил, что, когда он был мальчишкой, отец заставлял работать японский транзистор (первый транзистор, который Полю довелось увидеть) ударом кулака. Может, и с подогревателем, хоть он не японский, а французский, надо обращаться так же? Стукнул по корпусу раз, потом другой, посильнее. Жесть загремела, и Полю показалось, что аппарат фыркнул. Загоревшись надеждой, он повторил все действия. Но, когда отпустил ручку, пламя погасло.

В третий раз бухнул он кулаком по аппарату, на этот раз так сильно, что отлетела пластина с надписью «Chaffoteaux et Maury». Он испугался. На жести осталась вмятина, аппарат зашумел громче. Просияв, Поль повторил попытку, причем в душе его надежда провести ночь, не замерзнув, боролась со страхом, как бы аппарат не взорвался и не снес ему голову.