Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вообще двери дома Герцена были открыты перед многими изгнанниками из самых разных стран. А поскольку число посетителей все увеличивалось и в доме становилось тесно, Герцен за несколько месяцев до приезда Налбандяна в Лондон переехал в дом побольше — Парк-хауз.
В этом доме Микаэл мог встретить немцев, итальянцев, поляков, сербов, румын, венгров… Не было дня, чтобы в Парк-хаузе садилось за стол меньше двадцати гостей.
О своей лондонской жизни Микаэл оставил лишь несколько строк. Об Александре Герцене, Николае Огареве, Джузеппе Мадзини, Марке Аурелио Саффи он не упоминает. ни единым словом, как, впрочем, и о Михаиле Бакунине, Николае Серно-Соловьевиче и многих других, с кем он познакомился впоследствии. Однако мы, зная дальнейший ход событий, дружбу и сотрудничество деятелей национально-освободительной борьбы с лондонскими пропагандистами, можем представить, какое потрясающее впечатление оказал Герцен на молодого армянина, почти в одиночку несущего непосильный груз национальных забот.
Потребовалось не слишком много времени, чтобы Микаэл Налбандян близко узнал Александра Герцена, который мог видеть «в каждой вещи все ее стороны и сразу находил отношение этой вещи ко всем другим вещам». Именно в этой мгновенной и всеохватывающей способности понимания и крылась сила мысли Герцена. Это был ум глубокий, но не отвлеченный, а жизненный, реальный, схватывающий идеальную и практическую сущность каждого предмета и каждого понятия.
«Для широкой, порывистой натуры Герцена требовался простор, — вспоминал Очевидец. — Требовалась возможность не только мыслить свободно, но и выражать свои мысли свободно… Его личное чувство независимости нуждалось в таких внешних условиях, в которых оно могло бы найти себе удовлетворение, а как таких условий Герцен в тогдашней России не нашел, то он оставил Россию и переселился в Западную Европу…»
…Первые лондонские публикации Александра Герцена появились в 1853 году, когда он приобрел русскую типографию. А издание «Колокола» началось в 1858-м. Лондонские статьи и «Колокол» расходились все шире и с все большим успехом. Именно эти его успехи и огромная популярность и явились причиной того, что каждый русский, приезжая в Лондон, считал своим долгом посетить Герцена. «По своим свободным манерам Герцен походил немного на студента, — сообщает Очевидец. — В разговоре он был такой же, как и в статьях, с той же вечно наготове шпилькой и такой же умный. — И вспоминает далее: —…Разговор его был самый разнообразный, как блестящий калейдоскоп, — и современные вопросы, и освобождение крестьян, и будущие русские реформы, и эпизодический какой-нибудь остроумный анекдот, и Виктор Гюго, и Гёте, и философия, и история, и политика…»
Поселившись в Лондоне, этот исключительно деятельный человек за короткое время стал одним из самых авторитетных личностей, сумев завоевать не только уважение и сочувствие «генералов революции», но и их искреннюю горячую дружбу.
Европа не знала России, Европа и понятия не имела о брожениях в России; все прогрессивные и просвещенные люди Европы видели в России лишь страну грубого и неприкрытого деспотизма, в которой начисто исключалось всякое освободительное движение или любой проблеск свободной мысли. Волею судьбы очутившись на Западе, Александр Герцен видел свое предназначение, свою миссию в том, чтобы представить всему миру передовую русскую мысль, сам русский народ, его национальный характер и стремления.
Еще в 1849 году, сообщив друзьям о своем решении остаться в эмиграции, Герцен в пользу своего решения приводил два аргумента. Главным, разумеется, было желание по возможности ускорить свободным словом освободительное движение в России. А далее, писал Герцен, «для русских за границей есть еще другое дело. Пора действительно знакомить Европу с Русью. Европа нас не знает; она знает паше правительство, наш фасад и больше ничего… пусть узнают европейцы своего соседа; они его только боятся — надобно им знать, чего они боятся…»
И в этом смысле сам Герцен также делил свою зарубежную деятельность на две части. До 1857 года он в основном занимался тем, что знакомил Европу с Русью, Впоследствии, когда после смерти Николая Первого пробудилась и начала искать свободное слово передовая русская мысль, «мы, — пишет Герцен, — оставляя Запад, обратили наше слово к России».
Живущие в лондонской эмиграции «революционные генералы» часто навещали Александра Герцена. Среди его гостей можно было встретить корсиканского революционера Луи Блана и создателя организации «Молодая Италия» Джузеппе Мадзини.
В те самые дни 1859 года, когда Микаэл якобы все свои дни проводил в Британском музее, на Всемирной выставке или в зоологическом саду, Лондон был буквально пронизан духовным присутствием Джузеппе Гарибальди и Феличе Орсини.
…Национальный герой Италии вернулся с далеких берегов Южной Америки на родину и вновь возглавил освободительную борьбу. Однако преследования правительства вынудили его уехать опять, на сей раз в Северную Америку. В Нью-Йорке он зарабатывал на жизнь сначала изготовлением свечей, потом плавал матросом на торговых судах… Снова вернувшись на родину, он поселился на одном из островов и занялся земледелием. Однако новая волна освободительного движения вновь призвала под свои знамена национального героя, и в Лондоне теперь ходили слухи, что он борется за создание единой Италии.
Не только в Лондоне, но и по всей Европе гремело имя еще одного вождя национально-освободительного движения Италии — Орсини, который приговорил к смертной казни душителя Франции и Италии Луи Бонапарта, сиречь Наполеона Третьего. Его отчаянный и самоотверженный поступок был, пожалуй, одним из самых ярких проявлений народной мести и не имел ничего общего с тем явлением, которое назовут потом терроризмом.
«Орсини был поразительно хорош собой: вся наружность его, стройная и грациозная, невольно обращала на него внимание; он был тих, мало говорил, размахивал руками меньше, чем его соотечественники, и никогда не подымал голоса. Длинная черная борода (как он носил ее в Италии) придавала ему вид какого-то этрурийского жреца. Вся голова его была необыкновенно красива… Такие личности, как Орсини, развиваются только в Италии… Они дивят добром, дивят злом, поражают силой страстей, силой воли. Они не дорожат своею жизнию… Людей такой энергии останавливать можно только
