Русско-еврейский Берлин (1920—1941) - Олег Будницкий

И еще одна черта объединяет идише-и ивритоязычную литературу, в данном случае прозу: оказавшись в Берлине, писатели обращаются к восточноевропейской действительности. В первом произведении Ш.Й. Агнона, опубликованном в Берлине – рассказе «И распрямится согбенный» («Ве-ѓойо ѓе-окойв ле-мишойр», совр. «Ве-ѓайа ѓе-аков ле-мишор»), – автор помещает события в свой родной город Бучач. Рассказ представляет собой интересный синтез двух противоборствующих тенденций в идишской культуре: повествование насыщено хасидскими мотивами, однако фабула рассказа заимствована у просветительского идишеязычного писателя Айзика Меира Дика (из рассказа «Дер йойред», 1855). Восточноевропейской действительности посвящены и межвоенные берлинские произведения Агнона – «Повесть писца» («Агудес ѓа-сойфер», совр. «Агадат ѓа-софер», 1918), «Отверженный» («Ѓа-нидех», совр. «Ѓа-нидах», 1923), новеллы, на основе которых в 1931 году будет написан роман «Свадебный балдахин» («Ѓахнусес-кале», совр. «Ѓахнасат-кала»)724.

Расцвет русско-еврейской культуры в Берлине, в том числе и культуры на еврейских языках, оказался кратковременным. Резкое вздорожание жизни после кризиса 1923 года привело к ликвидации многих издательских и художественных проектов, по большей части эмигранты – деятели культуры мигрируют дальше – кто на запад, кто на восток.

Многие идишисты – Бергельсон, Кульбак, Квитко, Дер Нистер, Штиф – переезжают в Советский Cоюз. Во-первых, СССР представлялся тогда страной, в которой перспективы развития культуры на идише были больше, чем где бы то ни было еще в Европе. Во-вторых, возвращение на родину происходит под влиянием критики со стороны деятелей идишской культуры, оставшихся в Восточной Европе. Перец Маркиш и Мейлах Равич, находившиеся в Варшаве, обвиняли берлинских идишистов в стремлении к легкой доле и к большим деньгам, в предательстве тех, кто остался создавать еврейскую культуру на родине: «Дезертир тот, кто сидит в “Романишес кафе” и смотрит издалека, как мы здесь тащим телегу нашей культуры» (М. Равич), «Еврейская культура умирает среди бела дня на руках опустевших улиц и разрушенных городов, и последняя стена Храма уже охвачена огнем – что же делают первосвященники? Они едут в Берлин промышлять (“бизнесн”) новый еврейский народ, новую еврейскую культуру, утаптывать новую территорию для еврейского духа» (П. Маркиш)725. Другие уезжают на запад, прежде всего – в соседнюю Францию: Рохл Вишницер, Шагал, Г. Свет…

Место гебраистского центра в середине 1920-х годов Берлин уступает Палестине: туда перебираются Агнон, Бялик, Равницкий, Черниховский, З. Шнеур, двуязычные поэты У.Ц. Гринберг и Д. Гофштейн, З. Рубашов.

Представители русскоязычной культуры отправляются в Советский Союз или в страны Балтии (в зависимости от идеологической эволюции) – или дальше на запад, в ту же Францию.

Настолько «концентрированной», как в берлинскую эпоху, русско-еврейская культурная жизнь в эмиграции уже не будет.

Глава 6

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ АЛЕКСЕЯ ГОЛЬДЕНВЕЙЗЕРА

Одной из ключевых и, на наш взгляд, недооцененных фигур русско-еврейской эмиграции в Берлине, человеком русской культуры и двойного, русско-еврейского сознания был Алексей Александрович Гольденвейзер (1890 – 1979). Его биография не написана, литературное и эпистолярное наследие не опубликовано726, в литературе об эмиграции он упоминается, но как-то всегда между делом, чаще всего в связи с В.В. и В.Е. Набоковыми727, которым он оказывал юридические услуги и с которыми состоял в переписке с 1930-х годов.

Во-первых, это объясняется тем, что большая и наиболее интересная часть его колоссального архива находится в Бахметевском архиве Колумбийского университета в Нью-Йорке. Архив Гольденвейзера был не слишком доступен для российских исследователей и, видимо, не слишком интересен для исследователей иностранных, за исключением набоковедов. Во-вторых, Гольденвейзер, в отличие от многих деятелей эмиграции, мало чем успел проявить себя на родине. Точнее, проявить-то проявил, но не был среди главных героев эпохи. В-третьих, Гольденвейзер был больше «общественником», чем политиком, а такие люди почему-то не в чести у историков. К тому же он был человеком частным, нигде никогда не служил, не рвался как будто на первые роли. Он много печатался, но, как правило, на преходящие темы, да к тому же не всегда в самых популярных изданиях. Гольденвейзер прежде всего был деятелем, одним из тех людей, которые сумели в эмиграции «пробиться», сохранить профессию, обеспечить достойный уровень жизни семье, доказать свою состоятельность. И при этом не забывать о других, о тех, кто нуждается в помощи. И работать в различных благотворительных и профессиональных эмигрантских организациях – без лишнего шума, но по возможности эффективно.

И, наконец, последнее, но для историка, может быть, наиболее важное: Гольденвейзер, не ставя себе такой цели, невольно сыграл роль хроникера русско-еврейской эмиграции. Его огромная переписка, по меньшей мере десятки статей отражают труды и дни, надежды и разочарования странников ХХ века – российских беженцев – на протяжении почти 60 лет. Возможно, Бог не дал Гольденвейзеру большого таланта, но, несомненно, дал ум и наблюдательность. Его размышления о реалиях немецкой и американской жизни всегда интересны. Не менее интересен анализ того, что происходило на родине. Это был предмет, занимавший эмигрантов до последних дней, даже тогда, когда они уже понимали, что обратно им никогда не вернуться.

А теперь – по порядку.

Алексей Гольденвейзер прожил долгую, почти 90-летнюю жизнь. Ему пришлось пережить три революции, две мировые войны, две эмиграции. Жизнь выходца из известной киевской еврейской семьи распалась как бы на три части – российскую (1890 – 1921), германскую (1921 – 1937) и американскую (1937 – 1979). Алексей Гольденвейзер известен гораздо меньше, чем его отец и старшие братья – родные и двоюродный. Между тем для историка русско-еврейской интеллигенции вообще и русско-еврейской эмиграции в особенности именно жизнь и деятельность Алексея Гольденвейзера, адвоката, журналиста и «общественника», представляет наибольший интерес. Настоящая глава посвящена «берлинской остановке» на пути Гольденвейзера-младшего из Киева в Нью-Йорк.

А.А. Гольденвейзер родился в семье известного киевского адвоката, выпускника Петербургского университета Александра Соломоновича Гольденвейзера (1855 – 1915). А.С. Гольденвейзер считался одним из лучших цивилистов России, многие годы возглавлял киевскую адвокатуру, опубликовал ряд научных работ, участвовал в международных юридических конгрессах. Александр Соломонович отдал немало сил борьбе за равноправие евреев, в частности, выступал в печати против процентной нормы для адвокатов-евреев. Он пользовался огромной популярностью среди евреев Киева, ибо неоднократно брался защищать соплеменников по гражданским искам728. Преуспевающим юристом был и дядя Алексея Гольденвейзера, юрисконсульт банка Полякова Моисей Соломонович Гольденвейзер (1860-е – после 1920). Моисею Соломоновичу принадлежал также доходный дом в Гранатном переулке в Москве, где одно время снимали квартиру из шести комнат родители будущего академика-диссидента А.Д. Сахарова. М.С. Гольденвейзер, как и его старший брат, был известным библиофилом, увлекался историей, этнографией, историей литературы729.

Старшие братья Алексея Александр Александрович (1880 – 1940) и Эммануил Александрович (1883 – 1953) совсем молодыми, в 1900 и 1902 году соответственно, эмигрировали в США. Оба сделали там блестящую карьеру. Александр Александрович Гольденвейзер окончил Колумбийский университет (1902), защитил там же докторскую диссертацию (1910). Он стал выдающимся антропологом, изучал эскимосов, индейцев-ирокезов, некоторые другие племена, преподавал в ряде университетов, выпустил классические труды «Ранняя цивилизация» (Early Civilization, 1922) и «История, психология и культура» (History, Psychology, and Culture, 1933)730.

Эммануил Александрович Гольденвейзер учился в Колумбийском и Корнеллском университетах, также получил докторскую степень (1907), с 1907 года служил в различных правительственных учреждениях. В 1919 году поступил на службу в Федеральную резервную систему, где с 1927 года возглавлял исследовательский отдел. Опубликовал ряд научных работ, был одним из разработчиков положений о Международном валютном фонде и Всемирном банке731.

Наконец, двоюродным братом Алексея был знаменитый пианист и композитор Александр Борисович Гольденвейзер (1875 – 1961).

Алексей Гольденвейзер учился в киевской Первой гимназии вместе с будущим профессором богословия В.Н. Ильиным, сыном философа и публициста кн. Е.Н. Трубецкого Сергеем и будущим министром иностранных дел петлюровского правительства А.Я. Шульгиным. Любопытно, что в гимназическом кружке элитной киевской гимназии в 1905 – 1906 годах только молодой князь Трубецкой, по его позднейшим воспоминаниям, и Гольденвейзер были противниками социализма732. Возможно, впрочем, что Сергей Трубецкой не все знал о политических симпатиях своего соученика. Или же Алексей Гольденвейзер в студенческие годы изменил свое отношение к социализму. Сам он туманно писал уже в годы эмиграции в статье о Л.Н. Толстом: «Весть о смерти Толстого застала меня в необычной обстановке: в камере для арестованных при полицейском участке. Я был тогда студентом – а кто из русских студентов не был хоть раз арестован?»733