Охота на свиней - Биргитта Тротциг

Личная нацеленность подарка свидетельствует о заботливости дарителя и придает дару ценность, превосходящую его денежную стоимость. Личная нацеленность в данном случае совершенно очевидна. Речь идет обо мне.

Обо мне и ни о ком другом.

Если я кто-то другой, если бы я мог быть кем-то другим, если бы я с таким же успехом мог быть кем-то другим, то с таким же успехом я могу быть мертвым, а кто-то другой пусть будет кем-то другим.

Но если я жив, то неизбежно должен быть кем-то, кем угодно, и могу с тем же успехом быть кем-то другим. Следовательно, я с тем же успехом мог бы быть мертвым.

Ковер показывают крупным планом, как я вижу на мониторе. Подходящая заключительная виньетка.

«Ты прожил богатую жизнь», — говорит ведущий. Я серьезно подтверждаю это. Тем не менее представление еще не окончено. Ведущий выкатывает небольшой столик с пишущей машинкой. Я мгновенно узнаю ее. «Smith Premier № 10».

5. ВО ПРАХЕ

Неровный асфальт с трещинами и выбоинами, заполненными пылью, ноги прохожих, ноги сидящих, чугунные ноги, деревянные ноги, окурки и крошки и бестолковое метание муравья, органический и неорганический детрит в швах бордюрных камней — уличное кафе в полуподвале.

Наверху подают кофе с водой, бренди с водой, когда посетитель встает из-за стола, официант выливает оставшуюся воду на асфальт. Образующиеся реки текут вслепую, пока хватает воды. Потом река умирает, всасывается землей или испаряется, невидимо взмывая в горные выси.

Цель реки — самая нижняя точка на каком-то расстоянии от истока в какой-то стороне. Река не знает своей цели, не видит ее, она бессознательна, слепа, ее разум немощнее разума дождевого червя, не говоря уж о моем интеллекте там, наверху, за коньяком. Ведь я вижу ее цель, я определяю ее. Но достигнет ли река ее? Доберется ли, прежде чем иссякнут силы?

Сперва сил довольно, и жидкость стремительно бежит по артерии. Первый импульс задает направление. Подобно дождевому червю и картофелю, река способна различать верх и низ. Поворачивая вправо, поворачивая влево в зависимости от того, по какому основанию она течет, река продолжает свой путь. Но не всегда направление вверх-вниз служит достаточным руководством. Тогда река останавливается в нерешительности. Жидкость собирается в лужицу, удерживаемую поверхностным натяжением и расширяющуюся в поисках дороги. В какой стороне низ? Наконец, выбор сделан, поверхностное натяжение лопается, и река устремляется дальше. В той степени, в какой отсутствуют критерии, и причинная связь настолько сложна, что не поддается обозрению, выбор по определению происходит случайно.

Выбор не всегда бывает правильным. Одна возможность может, например, означать яму, слишком большую, чтобы заполнить ее целиком, или горку пыли, где сила реки поглощается заболоченной землей, лишая ее надежды когда-нибудь достичь цели. Я-то со своей высоты вижу, каков правильный выбор, но река слепа. Множество раз, когда надо было бы собрать все силы, чтобы выпутаться из беды, река делится на рукава. И внешние опасности, не подвластные никому, способны в любой момент продемонстрировать свою власть. Сколько их, молоденьких ручейков, бодро мчится к цели, но вдруг сверху опускается нога Официанта и раздавливает их артерии. Вот так и разлетаются капли по щебню — следствие чумы и войны, вот так над беспомощными устремлениями праха издевается высшая сила.

Мне бы ничего не стоило вмешаться. Когда река замирает в нерешительности перед развилкой двух дорог — спасительной и гибельной — и лишь песчинка определяет ее выбор, я мог бы взять бумажку, которая представляет собой счет за мой заказ, наклониться и, прорвав краем бумажки пленку жидкости, направить реку по нужному руслу. Однако мое возвышенное положение слишком возвышенно для такого дела. Я наблюдаю.

Вдобавок принципиальные последствия вмешательства были бы слишком далеко идущими. Если бы высшая сила постоянно протягивала руку помощи миру праха, куда бы делась свободная воля? Ведь никто же не выберет уничтожение и гибель, если он видит эти последствия и его к тому не принуждают. Предпосылками свободного выбора служат плохие мыслительные способности и недостаток информации. Предпосылкой ада на небесах, как и на земле, служит свободный выбор. И если бы всевидящая сила сняла бы эту ответственность, наступило бы всеобщее счастье, и каждому было бы уготовано спасение. Такие последствия можно назвать далеко идущими.

С моей точки зрения, игра, кроме того, потеряла бы увлекательность. Ведь это я определяю цель и определяю ее так, чтобы дать реке честный шанс достичь этой цели до того, как она умрет. Я очень честный человек, и я не мухлюю. Сильная река, имеющая хорошие предпосылки, может испортить свои возможности. Тому, кто попал в безвыходное, на первый взгляд, положение, на самом деле удается добраться до цели.

Поскольку я с доброжелательством отношусь даже к простейшим процессам в природе, я определил цель так, что многие, может быть, даже большинство, добираются. Они добираются, достигают своей цели, а когда доходят, их силы исчерпаны. Несколько капель той крови, что недавно пульсировала столь бодро, медленно стекают в долину исполненности, и все уже безразлично.

Эта игра с тем, что происходит во прахе, глупая игра, детская игра.

Игра ребенка.

6. ПРАВЛЕНИЕ МИНОТАВРА

МИНОТАВР:

Неистовость — моя суть. Никому из тех, кто увидит меня, не придется в этом сомневаться. Никому, кто увидит мою мускульную силу, мою ловкость, мой тяжелый затылок и мои острые рога. В следующем месяце я вступаю в права правления. Я ждал достаточно долго.

Достаточно долго позволял я воспитывать себя в этом лабиринте. Хоть я и нетерпелив по природе, я покорился, ибо понимаю ценность самообладания. В тех случаях, когда меня отпускали на волю, я все же увидел немало такого, что требует изменений. Что меня ошеломило и возмутило в первую очередь, так это наивная уверенность в поведении людей привилегированных и руководящих. С этой уверенностью я покончу. Они сломя голову побегут по улицам, преследуемые моими рогами. Все эти, сидящие в кафе и потягивающие узо, пока их женщины и батраки работают, быстро сгонят с себя жир, убегая от преследования моих рогов. Всякий, кто берет проценты, давая взаймы серебро или зерно, увидит собственные кишки в водосточной канаве, ибо я не отличаюсь долготерпением и чувство справедливости у меня ярко выражено. Всякий, кто, уверенно стоя на ногах, плюет на землю, будет ползать по этой земле, моля о милости. Но всякая женщина и всякий бедняк, всякий, кто не обладает уверенностью и похож на тянущийся вверх росток, найдет у меня защиту, и мое правление будет для Крита эпохой счастья и справедливости, которая никогда не изгладится из памяти.

В ожидании этого я терпел, хотя, по правде говоря, часто испытывал смертельную скуку в лабиринте. Иногда сюда приходили моя мать Пасифая и сестры Акалла и Ариадна, осыпали меня ласками и играли со мной в прятки. Кстати, никто не выходил отсюда живым, за исключением одного молодого афинянина по имени Тесей. Он на коленях молил сохранить ему жизнь, и я смилостивился над ним по своей доброте, или, может, скорее, ради Ариадны, которая пожелала сама получить его. Я очень люблю Ариадну, но что она увидела в этом ублюдке, не понимаю; тем не менее она уехала с ним в Наксос, и с тех пор я ничего про нее не слышал, но думаю, она бросит его, когда наиграется.

Сегодня ночью в моем глазу отражается луна. Через один оборот луны я наконец покину этот лабиринт, и мое тяжкое самообладание будет вознаграждено. Сильно бьется мое сердце. В следующее новолуние я вступаю в права правления.

МУХА:

Мед люблю я, мед и сладости, прямую кишку быков и влагу под ресницами спящих. Мимолетен, легок и нежен мой поцелуй, и повторяется он вновь и вновь. На своих шести ножках я несу невидимую слепоту.

На столбике кровати в покоях Пасифаи я слушала ее плач, лежа в постели, она плакала, плакала о своем сыне-уроде и обвиняла себя в его судьбе. Но Крит необходимо уберечь от его правления. Ее проблемы оставили меня равнодушной.

Однажды я обнаружила Минотавра, спавшего глубоким сном на полуденном зное. Я долго бродила в его густых ресницах, целуя края век, и он не проснулся. Оба глаза.

МИНОТАВР:

Сегодня я покинул лабиринт. Мне сказали, что вчера вчером было новолуние. Я спросил ребенка — моего проводника:

— Ты мальчик или девочка?

— Мальчик, — ответил он.

— И куда ты меня ведешь?

— Около кафе есть хорошее место. А вечером я отведу тебя обратно.

У меня в руке жестяная коробка. В нее посетители кафе бросили несколько оболов. Я гремлю ими, чтобы привлечь внимание. На жестянке есть надпись, мне прочитали ее. Там написано: «Счастье — это кофе „Евалия“».