Охота на свиней - Биргитта Тротциг

Моя неистовость возросла. Стала как гора. Вечно среди уличного шума присутствует звук моего тяжелого дыхания.

7. ФУГА

Ночь и бегство.

Луна в последней четверти бросает свой предательский свет на вспаханные по осени поля. Ноги бегущего поскальзываются на увалках. На подметки налипла глина, кандалами тянет вниз.

На опушке я вынужден сделать передышку. Не в силах больше бежать. И все же я в не такой уж плохой форме, как можно было бы ожидать.

За полями я вижу место, которое покинул. Прямоугольный фасад с несколькими рядами окон бледно вырисовывается в лунном свете. Огромное здание в стиле современной городской архитектуры, одинокое, выброшенное в сельскую местность. Больница? Тюрьма? Какое-то учреждение? Если бы я знал, у меня было бы больше шансов.

Все окна черны. Может быть, моего бегства еще не заметили. Я сажусь на камень и снимаю сабо, чтобы счистить с них глину.

Всунув руку в башмак, я нащупываю в глубине скомканную бумажку, вынимаю ее и разворачиваю; там что-то написано, какая-то запись, несколько слов карандашом. В слабом свете не разберешь.

Первая буква Я. Не исключено, это мой собственный почерк. Я прячу бумажку в карман пальто и углубляюсь в лес. Лес давно не чищен, идти трудно. Но все-таки здесь не пустыня; рано или поздно я должен выйти на дорогу.

Я не знаю, куда и откуда я бегу. Все мои воспоминания стерты. Как такое возможно и какова причина?

Быть может, я тяжело болен, и в этом громадном здании меня пытались вылечить. Самому-то мне кажется, что рассудок мой в полном порядке, и рассуждаю я, по-моему, вполне здраво. Но разумеется, не исключено, что мне так кажется из-за помутнения рассудка; я понимаю, что сам об этом судить не могу, но сознаю, что это вряд ли свидетельствует о помутнении рассудка.

Возможно, меня вовсе и не пытались вылечить в этом громадном здании, а как раз наоборот. Может, потеря памяти у меня есть результат какой-то обработки, которой меня подвергли с тем, чтобы уничтожить или использовать в качестве экспериментального материала. Зачем надо было меня уничтожать? Насколько я помню, я никогда не занимался политикой. Но я ведь не помню. Может, я подопытный кролик? Может быть.

Ветки хлещут меня по лицу, ноги спотыкаются о невидимые преграды. Непросто идти по лесу в сабо. Тяжко в этом мраке без дороги. Я бегу, тяжело дыша. Если у них есть собаки, я погиб. Мне надо их опередить. Может, у них нет собак. Может, собака тоже ошибается.

Интересно, что это за бумажку я нашел в башмаке. Можно предположить, что я, подозревая предстоящее, написал тайное послание самому себя и спрятал его в башмак. Это вселяет в меня надежду. Когда рассветет, я прочитаю это сообщение. Я нащупываю в кармане бумажку, сжимаю ее в кулаке, держу крепко. Мне почти не за что держаться в этой жизни.

Сам побег, не планировавшийся по очевидным причинам, прошел довольно просто. Забыли запереть мою дверь на ночь — я обнаружил это случайно несколько часов спустя. Дверь в коридоре тоже оказалась незапертой. За стойкой горел свет, но вахтера не было. Я поискал в ящике стола возможные ключи; но там лежали только журнал, немного денег, сигареты и коробок спичек. Деньги и спички я забрал. Входная дверь открывалась изнутри. Лишь выйдя на свежий воздух, наобум пройдя несколько метров и заметив, что участок не огорожен, я испугался. Лишь тогда мне пришло в голову, что у меня в самом деле, по-настоящему, есть возможность убежать. И я побежал.

Куда он идет, никому не известно. У нас ведь глаза на затылке, и нам это кажется вполне естественным. Мы приспособились к этой абсурдной ситуации в такой степени, что считаем это разумным и практичным — замечательное изобретение нашего создателя. И мы вслепую бредем дальше. Однако откуда мы вышли, мы видим более или менее ясно. В нормальных случаях.

Продираясь дальше сквозь лес, он пытается отыскать сзади какие-то ориентиры. Но тьма столь же плотная, какой она всегда была, сколько он себя помнит. Это недолгий срок. Пара дней, может, неделя. Там, вдали, ничего или почти ничего. Убегающий сон. Но я узнал свое лицо в зеркале в туалете, как мне кажется, или же просто быстро привык. Я узнал свой почерк в записке, вроде бы. Последний день четок, очень четок. Может, я поправляюсь, может, сон вернется, если у меня будет время.

Необходимо получить фору. Нельзя сбавлять темп, но при этом надо беречь силы. Нельзя терять направления. Он выбирает тропинку, которая позволяет двигаться вперед, сквозь верхушки елей ищет Полярную звезду, следит, под каким углом падает лунный свет. Внезапно он вспоминает другую луну в другом лесу. Или то было море? Память изменяет ему.

Среди прогалин и ветвей возникают новые картины. Разрозненные эпизоды из детства и школьных лет. Они мелькают перед его взором словно испорченные кадры какого-нибудь старинного кинофарса. Бежит малыш, беги, беги, шлепается на землю, содрал коленку. Коленка кровит, я реву. Он уже несколько раз спотыкался и падал, но он не плачет, он встает и продолжает путь. Бессмысленная выходка на школьном дворе. Отвратительная усмешка на лице мальчишки. На всех брюки, в которых удобно воровать яблоки. Подобные безделицы, очевидно, надежно хранятся в прочнейших сейфах мозга.

Но там есть и воспоминание вовсе не безразличное, воспоминание, которое, я чувствую, важнее всех прочих. Оно весьма расплывчато. Я вижу ее со спины. Длинные каштановые волосы распущены, достают почти до талии. Если бы я сумел заставить ее обернуться, так, чтобы увидеть ее лицо, я бы узнал ее. Может, это моя жена. Эту драгоценную тень воспоминания я ни в коем случае не должен подгонять, принуждать. Надо быть осторожным. Но я надеюсь. Надеюсь, что она сама обернется, если только дать ей время. Если у меня будет время.

Он бежит, он тяжело дышит. Малыш бежит, беги, беги. Но у него нет сил бежать. Необходимо экономно распределить силы. Может, и собаки ошибаются. Луна начинает бледнеть, скоро рассвет.

Он сжимает бумажку в кармане. Наверное, уже можно было бы разобрать написанное. Но он выжидает. Слишком уж драгоценна эта надежда. Взойдет солнце, и он прочитает его при ярком свете, это послание, возможное послание. Ему почти не за что держаться в этой жизни.

Похоже, дорога пошла вверх, лес поредел, ели уступают место соснам. Идти становится легче. Он вскарабкивается на выступ скалы, чтобы, если удастся, обозреть местность, но гора слишком низкая, он видит лишь кроны деревьев. Он садится передохнуть.

В этот миг всходит солнце. В этот миг она поворачивает голову. Чуть-чуть, но все-таки — она поворачивает голову. Он видит ее щеку, уголок глаза, нос, уголок рта. Это определенно она! Медленно вынимает он из кармана бумажку, разглаживает ее, читает: Якобсгатан, 18.

Пусть он не помнит адреса. Пусть он не может хорошо разглядеть ее. Но у него есть цель: Якобсгатан, 18. И у него есть возможность. Его жизнь возвращается к нему, он чувствует это. Если ему дадут время. И она поможет ему, наверняка, он знает.

Невыразимое чувство счастья пронизывает все его существо после этой пустоты и отчаяния. У меня есть путь. Он оглядывает местность, кроны сосен, стволы блестят в утреннем солнце. Кровоточит осина, желтым пламенем пылает береза. И где-то зимородок поет свою заунывную песню, проникающую в самое сердце. Чувство счастья слишком сильно, слишком непривычно, оно наверняка недолговечно, может, продлится столько, сколько звучит песня зимородка. Но он молится: Господи, Боже, пусть это счастье вернется ко мне еще раз! И Господь сидел в горле зимородка, на голосовых связках. И Господь услышал его мольбу.

С новыми силами он отправляется в путь. Когда он доберется до города — что ж, Якобсгатан, конечно, есть во многих городах, но я буду продолжать искать ее до скончания времен — когда он доберется до города, вовсе необязательно, что он привлечет к себе внимание. Он подумал об одежде, которой его снабдили в заведении. Вряд ли она бросается в глаза, вполне сойдет за своего рода рабочее платье. А у него вдобавок и кое-какие резервы есть: деньги и спичечный коробок. Он вынимает банкноты и пересчитывает их; немного, но в возможной ситуации могут решить дело. Спичечный коробок пуст. Он выкидывает его, но потом опять подбирает. Не надо зря оставлять следов.

Часы не помешали бы. Он, как умеет, определяет страны света по положению солнца, но погода по всем признакам портится. Этот лес намного больше, чем он думал, может быть, в этом его спасение, но он должен постараться выйти из него, должен постараться не ходить кругами, чтобы в конце концов оказаться на прежнем месте.

Лес расступается, открывая взору глиноземы, высохшие болота, лишайники и вереск. Его начинает мучить жажда, и он ищет воду. Находит лужу, она суха, но в мшанике с краю вырыта ямка, из которой сочится вода. Возможно, какой-нибудь охотник сделал водопой для себя и своей собаки. Он углубляет ямку; пока в ней собирается вода, он обнаруживает пару сыроежек и съедает их. Попив бурой водицы, продолжает путь. Местность пустынна, этого он не ожидал, но где-то ведь должно быть жилье и люди, что бы это за собой ни повлекло.