Лермонтов и его женщины: украинка, черкешенка, шведка… - Михаил Казовский

– Заявлю властям, и вас обоих арестуют.

– Донесете?

– Да.

– В результате его вышлют из России, а меня сошлют на Кавказ. Вы хотите этого?

– Нет, конечно.

– Тогда вы обязаны хранить молчание.

– Господи, да как же? – Она заломила руки. – Знать, что вы стреляетесь и, возможно, в итоге кто-то будет убит? Да еще из-за меня?!

Михаил криво улыбнулся.

– Вы за кого тревожитесь больше – за него, за меня или за себя?

– За всех.

– Хорошо, я обещаю, что буду стрелять в воздух. Если вы убедите в том же де Баранта, то никто не умрет.

– Клянусь.

– Что ж, договорились.

Он поднялся – совершенно спокойный и благодушный, словно сложившаяся ситуация ему нравилась. Вежливо кивнул, щелкнув каблуками, и спросил беззаботно:

– Я надеюсь, вы подарите мне тур вальса?

– Вальса? – она тоже поднялась и смотрела на него изумленно. – Вы способны танцевать после происшедшего?

– А что такое случилось? Мэри, бросьте переживать: мне еще отмерено, думаю, лет шесть. Так что все в порядке. Будем сегодня веселиться.

Щербатова прижала пальцы к вискам, словно пытаясь справиться с головной болью.

– Нет, не могу. У меня сердце не на месте.

– Ничего не будет, поверьте. Пойдемте, музыка играет.

– Нет, нет, Михаил Юрьевич. Я поеду домой.

– Вы меня бросаете?

– Я вас не бросаю, но и быть здесь сегодня более не могу.

– А еще говорили, что любите меня.

– Да, люблю, люблю, к сожалению.

– Отчего же «к сожалению»?

– Оттого, что это невыносимо! – И провожаемая любопытными взглядами, она вышла из буфетной.

Лермонтов постоял, покачался с каблука на носок и обратно, крякнул, подошел к стойке и спросил у буфетчика:

– А что, любезный, водка у тебя есть?

– Никак нет, ваше высокородие, крепче лафита ничего не велено подавать.

– Ну, налей лафиту, черт с тобой.

Он выпил рюмку, отщипнул виноградинку и пошел пригласить кого-нибудь на танец. Никакого волнения не испытывал. Ощущал себя человеком, после долгих размышлений и сомнений принявшим, наконец, единственно правильное решение.

9

Своим секундантом Лермонтов, разумеется, выбрал Монго. А кого же еще? Родственник, самый близкий друг. На него можно положиться и в бою, и в делах амурных. Тот, узнав причину дуэли, поддержал поэта по всем пунктам: а) Щербатова – хорошая партия, станет верной женой и отличной матерью будущим детишкам; б) де Барант – подлец, и его надо если не убить, то примерно постращать, пусть обделается во время дуэли.

Встретились с секундантом Эрнеста – им оказался виконт д’Англес: испанец, но французский подданный, он приехал в Россию с биологической экспедицией (изучение редких растений и насекомых). Виконт заявил, что поскольку его подопечный – обиженная сторона, то ему и следует выбирать оружие; таковым должны быть шпаги. Монго вступил в пререкания, но поручик осадил друга – шпаги так шпаги, это все равно, впрочем, пистолеты тоже надо взять.

– Назначайте время и место, – предложил д’Англес.

– Завтра в полдень, на Парголовской дороге за Черной речкой, – сказал Лермонтов.

У Столыпина вытянулось лицо.

– Ты сошел с ума?

– Что тебя смущает?

– Черная речка – там убили Пушкина.

– Именно поэтому. Отомщу французам.

Но приятель не согласился.

– Роковое место. Я бы не стал рисковать.

– Ерунда, оставим мистику. – Он кивнул виконту. – Вы не против, Рауль?

Тот пожал плечами.

– Мне, признаться, все равно. Я вообще не люблю дуэлей. Но коль скоро сын моего старинного друга де Баранта попросил меня об этой услуге, я не мог ему отказать. Будем ждать вас завтра там, где вы сказали.

– Мы не опоздаем.

Когда испано-француз удалился, друзья заказали шампанского и поехали к девочкам…

Утром следующего дня Михаил растолкал приятеля со словами:

– Поднимайся, давай, нам уже пора.

– Что, куда? – разлепил глаза еще не совсем протрезвевший Монго.

– Как – «куда»? На Черную речку.

– Для чего?

– У меня дуэль нынче.

Выругавшись по матушке, друг вскочил и начал торопливо одеваться. Посмотрел встревоженными глазами.

– Может, не поедем, Маешка? Черт с ним, с Барантом. Тоже мне, велика́ птица – честь ему оказывать!

– Едем, едем. Я давно решил.

– Так перерешай.

– Не подумаю.

Утро выдалось сырое, хмурое, под ногами чавкал раскисающий снег. На Столыпина было жалко смотреть – толком не проснувшийся, плохо выбритый, он нес в одной руке шпаги в ножнах, а в другой – коробку с дуэльными пистолетами-кухенрейтерами. Кучер запряг жеребца, и друзья в коляске покатили на Парголовскую дорогу. Лермонтов был спокоен, только непривычно серьезен, погружен в свои мысли. Монго снова начал:

– Передумай, прошу тебя. Время есть. Повернем оглобли – и поедем выпьем. У меня во рту и в желудке ужас что, самому противно. Ну, зачем жизнь свою ломать из-за этой французской сволочи? Право слово!

Поэт не отвечал.

– Ты слышишь меня, Маешка?

– Слышу, слышу.

– Ну, так повернем?

– Отстань. Я же говорю: ничего плохого не будет. По моим расчетам, мне на небеса еще рано.

Друг не унимался, продолжал ворчать:

– Может быть, тебе еще рано, а ему? Вдруг ты его убьешь? Ведь что получится – русский офицер заколол сына французского посланника! Мы с тобой в Сибири сгнием.

– Успокойся ты. Я Щербатовой обещал, что стрелять стану в воздух. А на шпагах – царапну не сильно. И она обещала, что уговорит де Баранта действовать так же.

– Ну, не знаю, не знаю, Миша, – мрачно бубнил Столыпин. – Все это ни к чему, и гораздо лучше возвратиться теперь домой.

Наконец приехали. Де Барант и д’Англес уже ждали. Сухо поздоровались, осмотрели оружие. Выбрали площадку – более-менее ровную, но покрытую серым снегом. Лермонтов почувствовал, что в сапог проникает талая вода и нога становится мокрой.

Верхнюю одежду скинули, чтобы она не мешала движениям. Секунданты поставили дуэлянтов друг против друга и скомандовали сходиться. Поначалу схватка не удавалась: де Барант осторожничал, нападал без рвения, Лермонтов отбивал удары и не наступал. После нескольких минут этой канители у Столыпина лопнуло терпение. Громко выругавшись, он проговорил:

– Господа, вы деретесь или нет? Я совсем озяб. Не хотите ли помириться?

Неожиданно француз сделал выпад, Михаил не отбил, и клинок оцарапал ему руку чуть ниже локтя. Разозлившись, поэт перешел в атаку, но его шпага попала в рукоятку шпаги де Баранта и переломилась. Секунданты сделали отмашку.

– Может, хватит? – по-французски спросил Монго.

– Я не против, – согласился д’Англес.

– Нет, продолжим, – возразил де Барант.

– Продолжаем, – зло поддержал Лермонтов.

Вынули дуэльные пистолеты. Секунданты осмотрели их и зарядили. Отсчитали положенные шаги и опять поставили соперников друг против друга. Правая нога Лермонтова стала совсем мокрой. Он повернулся боком и слегка прикрылся рукой, чтобы пуля противника не попала в сердце.