Звездопад - Отиа Шалвович Иоселиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вышло очень нехорошо. Теперь в присутствии брата она вынуждена не упоминать Тхавадзе… Маке может помочь только Гено. Он должен приехать и спасти ее брата. Да разве только брата? Спасти ее прошлое, ее горькое, сладкое детство, спасти девочку, что бегала когда-то по этим проселкам. Если Гено не сделает этого, от его любви что-то убудет. Что-то убудет от Гочи. Нет, если Бичико погубит себя по своей глупости, — это будет не только ее гибелью…
Гено должен приехать.
У автобусной остановки стояли три женщины и мужчина. У мужчины было печальное, отечное лицо с бесцветными глазами. Он что-то бормотал себе под нос и разводил руками.
«Наверное, сына уложил в больницу», — подумала Мака и с сочувствием заглянула в его бледное лицо.
«Знакомый» продавец, облокотись о стойку, переговаривался с молодым человеком, с утра торчащим у ларька.
Горячий восточный ветер закручивал пыль и мусор.
Мака остановилась.
«Скоро ли автобус?» Она глянула на дорогу.
Словно вызванная неслышным приказом, в конце улицы показалась светло-коричневая «Победа».
Мака отступила назад, попятилась, укрылась за собравшимися на остановке людьми, но как только машина проехала, обругала себя. Почему она прячется от Тхавадзе? Почему избегает человека, который не преследует ее? Ей совсем не пристало прятаться. Напротив, Джумбер сейчас нужен ей, нужен, как каждый, кто может знать хоть что-нибудь о Бичико, кто может хоть чем-нибудь помочь.
Мака во многом осталась прежней девчонкой. Прошли годы, все старые друзья переменились, даже Тхавадзе стал другим человеком, а она никак не может избавиться от своего упрямства, от этой бесконечной смешной и выдуманной игры в прятки.
«Если он заметил меня, непременно вернется и подвезет, не до дому, так хотя бы до села. Ну и что в этом особенного?.. Я поблагодарю его за то, что он помог Бичико. Господи! Я знаю тысячи примеров, когда в молодости любили друг друга, а потом он женился, она выходила замуж, по между собой оставались друзьями…»
Джумбер многое может сделать для них. Бичико ему обязан. Гено он и слушать не станет. А сама она с той ночи, когда так грубо, так глупо крикнула брату — ты в лакеях у Тхавадзе, напрочь потеряла его уважение.
«Интересно, куда он поехал? Хоть бы уж скорей возвращался. Я, пожалуй, пропущу один автобус… Нет, пропускать автобус не годится. Может быть, он заметил меня и теперь подумает, что я жду. Но если он до автобуса поедет назад, я подниму руку и остановлю его. Да, подниму руку, даже помашу, чтоб выглядело непринужденней. Хоть бы автобус подольше задержался. Если он все-таки не заметит меня, я крикну, позову. А почему бы и нет? Что в этом особенного? Ах, черт! Вроде и училась ты, и жила в больших городах, а все такая же осталась деревенская девчонка…»
«Хорошо, если б Гено был с ним знаком! Приехал бы, объяснил: так, мол, и так, плохи у Бичи дела… Мне все-таки неловко говорить постороннему человеку: брат мой девушку соблазнил, женить теперь надо, так, пожалуйста, повлияй на него со своей стороны».
Когда светло-коричневая «Победа» остановилась перед нею, Л4ака не двинулась с места. Задняя дверца открылась — Тхавадзе смотрел на нее из машины. Женщины, стоящие на автобусной остановке, растерянно переглядывались. Только отечный мужчина со скорбным лицом ничего вокруг не замечал и бормотал себе под нос. Женщины, увидев, что ни одна из них не садится в машину, обернулись к Маке. Мака, словно спрашивая: «Это меня ждут?», прижала руку к груди, потом шагнула вперед, вдруг заторопилась, почти подбежала к машине и, еще не усевшись, захлопнула дверцу.
Машина тронулась.
Мака пересела вглубь, чтобы случайно не столкнуться в зеркальце со взглядом Тхавадзе.
«Молчит… Надо поздороваться».
— Здравствуйте!
Джумбер оглянулся.
«Те же глаза! Все те же, те же глаза!»
И хотя спокойная уверенная улыбка смягчила его взгляд, она отвернулась.
— Маке Лежава наше почтение!
«Почему он назвал меня по фамилии? Не надо обращать внимания. Если он скажет что-нибудь двусмысленное или неясное, я все обращу в шутку…»
— Вы очень изменились, Джумбер, я совершенно вас не узнала… Хотя прошло столько лет…
— А вы совсем не изменились.
«Он хочет сказать, что я для него все та же Мака?»
— Значит, вы меня сразу узнали?
Джумбер кивнул. В этом замедленном кивке было не только согласие.
«Господи, зачем я села к нему в машину?!»
— Почему же вы ничего не сказали? Я не узнала вас, и не мудрено, — вы стали совсем другим, — Мака почувствовала, что говорит как с близким некогда человеком, и попробовала переменить интонацию. — Надо было назваться. Мы… — Она хотела сказать «были бы рады», но сказала: — Нам это нисколько не было бы неприятно.
При этих словах Тхавадзе оглянулся.
— Не было бы неприятно? — переспросил он.
«Он не должен заметить, что я избегаю каких-либо воспоминаний».
— Конечно. Отчего же! — Мака засмеялась. — Что в этом могло быть неприятного? То, что вы были когда-то глупым мальчишкой?..
— Вы помните? — спросил Тхавадзе, и глаза его вспыхнули.
— А если и помню? — проговорила Мака, хотя не собиралась произносить этого. — Помню, как помню все свое детство.
«Хорошо, что я все сваливаю на детство. Но как это у меня вырвалось: «Глупый мальчишка…»
— Я не изменился с тех пор.
Мака почувствовала не отвращение, как когда-то, не неприязнь, а страх.
— Мы уже обсудили, кто изменился и кто нет, — холодно сказала она. — Поговорим о чем-нибудь другом.
«Нет, ни в коем случае нельзя было говорить: вы были глупым мальчишкой. Этим я словно приблизила его».
Машина свернула к мосту.
— Мне еще не домой.
— Где-нибудь задержитесь?
— Нет, просто нужно зайти на почту, отправить телеграмму, — она не сказала, кому собирается послать телеграмму.
— За мостом развернемся.
— Как хотите. Я и пешком могу дойти.
Тхавадзе оглянулся.
«A-а, опять нехорошо получилось. Я не должна унижаться до того, чтобы не позволять ему подвезти меня. Но каким образом он так верно все чувствует?»
Выйдя из машины возле почты, она высокомерно сказала:
— Если вам по пути, подождите меня.
Тхавадзе ничего не ответил.
«Ого!.. — думала Мака, поднимаясь по ступенькам лестницы на почту. — Какая сдержанность! — Ей очень понравилось это выражение, оно должно было задеть