Кровавые земли: Европа между Гитлером и Сталиным - Тимоти Снайдер

Молниеносная победа не наступила. Хотя миллионы советских граждан и голодали, но осуществить «План голода» было невозможно. С «Генеральным планом “Ост”» или любым другим вариантом послевоенных планов колонизации нужно было подождать. По мере того, как ослабевали эти утопии, политическое будущее зависело от извлечения из фантазий того, что было выполнимо. Геринг, Гиммлер и Гейдрих продирались сквозь подвижные руины, разбирая кто что мог. Герингу, ответственному за экономику и «План голода», перепало меньше всего. Считавшийся «вторым человеком в Рейхе» и преемником Гитлера, Геринг оставался необычайно известным в Германии, но играл незначительную роль на Востоке. Поскольку экономика все менее становилась вопросом грандиозного планирования на послевоенный период и все более – вопросом импровизации для продолжения войны, Геринг уступил лидирующую позицию Альберту Шпееру. В отличие от Геринга, Гейдрих и Гиммлер умели повернуть неблагоприятную ситуацию на фронте себе на пользу, переформулировав «окончательное решение» таким образом, чтобы его можно было проводить во время войны, которая шла не по плану. Они понимали, что война превращалась, как Гитлер стал говорить с августа 1941 года, в «войну против евреев»[383].

Гиммлер и Гейдрих рассматривали уничтожение евреев как свое задание. Гейдрих 31 июля 1941 года получил официальное разрешение от Геринга сформулировать «окончательное решение». Оно все так же предполагало координирование предыдущих схем по депортации с планом Гейдриха замучить евреев работой до смерти на захваченном востоке Советского Союза. К ноябрю 1941 года, когда Гейдрих пытался устроить встречу в Ванзее для координирования «окончательного решения», он все еще вынашивал такую идею. Евреи, которые не могли работать, должны были исчезнуть. Евреи, которые могли физически трудиться, будут работать где-нибудь в захваченном Советском Союзе, пока не умрут. Гейдрих представлял широкий консенсус в немецком правительстве, хотя его план был не особо своевременным. Восточное министерство, несшее ответственность за гражданские оккупационные власти, установленные в сентябре, восприняло как само собой разумеющееся, что евреи должны исчезнуть. Его глава, Альфред Розенберг, в ноябре говорил о «биологическом уничтожении еврейства в Европе». Этого предполагалось добиться, высылая евреев за Уральские горы, которые были восточной границей Европы. Однако к ноябрю 1941 года гейдриховскую картинку порабощения и депортации затянуло пеленой тумана, поскольку Германия не разрушила Советский Союз и Сталин все еще контролировал большую часть его территории[384].

Пока Гейдрих занимался бюрократическими вопросами в Берлине, именно Гиммлер со знанием дела пожинал практические плоды и престижность утопических идей Гитлера. Из «Плана голода» он почерпнул категории лишнего населения и дармоедов и предложил евреев в качестве тех, у которых можно забрать продовольствие. Из молниеносной победы он изъял четыре айнзацгруппы. Их заданием было уничтожать советскую элиту, чтобы ускорить падение СССР. Их изначальная миссия состояла не в том, чтобы ликвидировать евреев как таковых. У айнзацгрупп не было такого приказа, когда началось вторжение, да и было их слишком мало, но у них был опыт уничтожения мирных граждан, они могли заручиться помощью местного населения и их можно было усилить. Из «Генерального плана “Ост”» Гиммлер взял батальоны «полиции порядка» и тысячи местных коллаборантов, чье предварительное задание состояло в том, чтобы помочь контролировать захваченный Советский Союз. Вместо этого они предоставляли человеческие ресурсы, позволявшие немцам проводить поистине массовые расстрелы евреев, начиная с августа 1941 года. Эти институции, поддерживаемые Вермахтом и его тайной военной полицией, позволили немцам уничтожить около миллиона евреев на востоке от линии Молотова-Риббентропа к концу того года[385].

Гиммлер преуспел, потому что осознал крайности нацистских утопий, которые были на уме у Гитлера, даже когда гитлеровская воля наталкивалась на самое решительное сопротивление внешнего мира. Гиммлер сделал «окончательное решение» более радикальным, передвинув его из послевоенного периода на время самой войны и продемонстрировав (после провала четырех предыдущих схем депортации), как этого можно добиться – массовыми расстрелами еврейского населения. Его престиж мало пострадал от провала плана молниеносной победы и «Плана голода», за которые отвечал Вермахт и ведущие экономисты. Даже когда он перевел «окончательное решение» в сферу выполнимого, он все еще холил мечту о гитлеровском «эдемском саде» – о «Генеральном плане “Ост”». Он продолжал давать приказы о пересмотре плана и устроил экспериментальную депортацию в Люблинском округе Генерал-губернаторства. Всякий раз, когда представлялся случай, он продолжал призывать Гитлера разрушать города до основания[386].

Летом и осенью 1941 года Гиммлер игнорировал невозможное, взвешивал то, что принесло бы наибольшую славу, и делал выполнимое – уничтожал евреев на востоке от линии Молотова-Риббентропа, в оккупированной Польше, странах Балтии и в Советском Союзе. Руководствуясь этим осознанием нацистской доктрины в те месяцы, когда немецкая мощь подвергалась испытанию на прочность, Гиммлер и СС отодвинули на задний план гражданские и военные власти в оккупированном Советском Союзе и в Германской империи. Как выразился Гиммлер, «Восток принадлежит СС»[387].

* * *

Восток совсем еще недавно принадлежал НКВД. Одним из секретов успеха Гиммлера было то, что он умел эксплуатировать наследие советской власти там, где ее установили совсем недавно.

На тех землях, куда дошли немецкие солдаты в ходе выполнения плана «Барбаросса», они были вторыми оккупантами за время войны. Первым немецким приобретением летом 1941 года стали территории, которые немцы отдали СССР по Договору о дружбе и границах от сентября 1939 года: восточная Польша, Литва, Латвия и Эстония, аннексированные на то время Советским Союзом. Иными словами, в ходе операции «Барбаросса» немецкие войска сначала занимали земли, которые были независимыми государствами в 1939 или 1940 годах, и только после этого входили в довоенный Советский Союз. Их румынские союзники тем временем захватывали территории, которые Советский Союз отобрал у Румынии в 1940 году[388].

Двойная оккупация (сначала советская, затем немецкая) сделала жизнь людей, проживавших на этих землях, еще более сложной и опасной. Даже одна оккупация способна подорвать общество на несколько поколений вперед; двойная же оккупация еще более болезненна и сеет распри. Она создала риск и искушения, доселе неведомые на Западе. Уход одного иноземного правителя означал не что иное, как приход другого. Когда иноземные войска отступили, людям довелось полагаться не на мир, а на политику следующего оккупанта. Когда приходил следующий оккупант, им приходилось иметь дело с последствиями собственных обязательств, данных предыдущему оккупанту; или же приходилось делать выбор при одной оккупации, ожидая следующей. Для различных групп людей эти чередования могли иметь разный смысл. Для литовцев-неевреев, к примеру, уход советской власти в 1941 году мог быть освобождением, евреи же не могли рассматривать приход немцев таким образом.

Литва уже прошла две крупнейшие трансформации к тому времени, когда немецкие войска вошли туда в июне 1941 года. Литве, хотя она все еще была независимым государством, пошел на пользу Пакт Молотова-Риббентропа от августа 1939 года. По Договору о дружбе и границах Литва отходила СССР, но литовцы не могли об этом знать. Литовское руководство в том месяце увидело нечто другое: нацистская Германия и Советский Союз разрушили Польшу, которая в течение межвоенного периода была противницей Литвы. Литовское правительство считало Вильнюс (город, находившийся на территории межвоенной Польши) своей столицей. Не принимая участия ни в каких военных действиях в сентябре 1939 года, Литва получила польские земли. В октябре 1939 года Советский Союз подарил Литве Вильнюс и прилегающие районы (7123 квадратных километра и четыреста пятьдесят семь с половиной тысяч населения). Ценой Вильнюса и других бывших польских территорий стало право на базирование советских солдат[389].

Потом, всего через полгода после того, как территория Литвы увеличилась благодаря Сталину, советский «благодетель» ее завоевал. В июне 1940 года Сталин захватил контроль над Литвой и другими странами Балтии, Латвией и Эстонией, и спешно включил их в состав Советского Союза. После аннексии Советский Союз депортировал около двадцати одной тысячи человек из Литвы, в том числе много литовской элиты. Среди тысяч депортированных были литовский премьер-министр и литовский министр иностранных дел. Некоторые литовские политические и военные деятели избежали ГУЛАГа, сбежав в Германию. Часто это были люди с довоенными связями в Берлине, но всегда – озлобленные из-за советской агрессии. Немцы приветствовали правых националистов среди литовских иммигрантов и готовили некоторых из них к участию во вторжении в Советский Союз[390].