Андрей Ярославич - Ирина Горская

Братья наблюдали за Сартаком и его двором, но видели разное и выводы делали разные. Андрей не понимал, как это хан при своем крайнем высокомерии заговаривал вдруг с простыми воинами, носил самую простую воинскую одежду. Несомненно, хан был жесток, очень жесток, но эта жестокость также оказывалась предметом гордости подданных, она означала большую силу, и внезапно проявленная милость этой жестокой силы стоила дорогого. И разумеется, и Сартак полагал, что власть и престол должны быть уделом самого сильного, и потому тот, кто сумел захватить и удержать власть, уже имеет, получает право открыто провозглашать себя самым умным, самым великим, величайшим.

Почти ежевечерне, при свете факелов, славутные певцы Сартака, подыгрывая себе на бубнах-накрах, говорили-пропевали длинные стихи, восхваляющие доблесть и силу хана. Андрей также заметил, что вовсе не все приближенные хана были монголами, его единоплеменниками. Выделялись в его окружении жители совсем других земель — большеглазые, изощренные в красивой книжной мудрости, были похожи на Рашида ад-Дина и, как он, звали себя людьми правой веры; худенькие, малорослые, прибывшие из далекой страны Хань казались наделенными таким странным и причудливым умом, что нечего было надеяться понять их. И все эти земли и страны уже входили в огромную державу, и все эти люди желали служить хану и добиваться, домогаться его милостей.

«Но я таким не буду, со мной этого не случится!» — билось в сердце, в душе Андрея…

Среди жен и наложниц хана и его приближенных Андрей скоро научился узнавать настоящих монголок, они ходили и смотрели прямо, смело шутили с мужчинами, громко и открыто смеялись, но вовсе не было ощущения, будто их легко взять. Самые знатные имели на головах высокие твердые, нарядно разукрашенные шапки, после и на Руси женщины стали ходить в таких шапках, походивших на русские кокошники. Андрей и Александр приметили, что в летнее становище Сартак взял только своих женщин-монголок, хотя у него было много женщин из других земель. С большой осторожностью и ненавязчиво Александр сумел убедить хана в том, что ни Андрею, ни самому Александру, ни их спутникам женщины не нужны. Здесь нужна была особенная осторожность, потому что женщины гостям были таким же знаком дружественности, как одаривание одеждой и особенно — оружием. Александр уже хорошо знал, что такое близость с женщиной, как легко при этой близости развязываются языки, выдаются тайны и говорится такое, о чем говорить не след. Александр сослался на некий русский обычай, возбраняющий брать женщин гостям у хозяев. Конечно, Сартак все понял, но не настаивал и обиды не выказывал. Андрей же, когда узнал, был Александру просто благодарен. После того своего единственного сношения с женщиной Андрей вовсе никаких женщин не хотел, особенно же этих монголок, совсем чужих. Нет, ничего не будет лучше его полетных снов…

Андрей и Александр наблюдали и друг за другом. Андрей уже знал, что брат не привез в Сарай никаких значительных даров, только две дорогие мадьярские сабли, богато украшенные, с резьбой и позолотой по серебру. Андрей это понимал. Подарить оружие было красиво, благородно и не раболепно. И здесь, в Сарае, не то было место, где можно хвалиться своим обилием и одаривать хозяина. Братья получили в подарок по кафтанной золоченой кольчуге с разрезами. Александр внимательно следил за отношением хана к Андрею. Но не было ничего, ни одного признака благосклонности или интереса. Андрей для Сартака оставался всего лишь младшим при Александре, спутником Александра; хан даже не обращался к Андрею отдельно от Александра. Но все же Александр не мог быть спокоен; и он понимал, что Андрей — уже в игре, а играет Андреем — Сартак, и ничего здесь не поделаешь, все замыслено хитро; и с Андреем не о чем говорить, Андрей не понимает, как им играют; но хуже всего, что и Александр покамест не понимает, как будет Сартак играть Андреем, против кого… Но нетерпение не принесло бы пользы. И Александр казался спокойным и даже довольным, будто и вправду наслаждался гостеванием у доброго друга. Андрей уже начинал тяготиться этой жизнью в становище. Он устал и надумал просто попросить у Александра Боголюбово по возвращении. Пусть братья ссорятся, делят уделы; Андрей будет жить в Боголюбовском замке, никому не будет угрожать, никому не будет нужен и… посмотрит, как дальше все сложится… Но вдруг приходило на мысль, что и этот план — совершенно иллюзорен…

Александр между тем подмечал, каков он, Сартак, правитель огромной державы. Вовсе не всегда обряжен в бархат, парчу и павлиньи перья. Здесь, в летнем становище, часто является в простой одежде, беседует с воинами, пьет на глазах у всех кумыс из простой деревянной обкусанной чашки, дедовской еще. Должно быть, такое поведение и приличествует властителям полумира; пусть видят, что я одеваюсь, ем и пью, как самый простой воин; вовсе не из тщеславного желания разукрасить, разубрать себя захлестнул я эти полмира своей арканною петлею, но для того, чтобы вы, вы все, ощутили величие!..

Лето близилось к концу. Решения о праве Александра на великий стол Сартак не вынес. Братья жили у него гостями, должны были проводить с ним время и разделять его развлечения, между коими особенное место было охоте. Андрей начал унывать. Эти охоты вовсе не нравились ему. Множество степных волков и лисиц сгоняли на одно малое место, и выходила и не борьба со зверем, не состязание в силе и ловкости, а простое убийство.

И вот после одной из таких шумных убийственных охот Сартак вызвал братьев. Александр подметил для себя очень многое. Охота с этим всем своим шумом и гамом только что закончилась. Доехали до места, где кравчие приготовили пищу. Подъезжали уже. Сам хан ехал позади, окруженный небольшим отрядом самых ближних людей. Андрей и Александр были- без своих дружинников, так положено было. Держались чуть поодаль от ханского отряда. Вдруг подскакал к ним один из приближенных Сартака и передал, что хан просит их к себе. Александр заметил, что хан не приостановился, поджидая их. Это можно было расценить и как пренебрежение и как некое проявление дружественности, когда в отношениях с близкими пренебрегают этикетом. И это, конечно, было нарочно. Александр и Андрей догнали Сартака, подъехали совсем близко. Хан дружески задал Александру какие-то вопросы об охоте. Андрея, как всегда, ни о чем не спрашивал, не обращался к нему вовсе. Затем, как бы мимоходом, как что-то обыденное, сказал, уже обращаясь к обоим братьям:

— Пришли вести к нам из Каракорума. Вы для решения ваших дел должны ехать туда, к великому хану. Завтра можете выехать, дозволительный ярлык вам поутру вручат…

И снова заговорил об охоте, вовлекая в беседу приближенных…

Андрей сначала просто обрадовался по-детски этой открывшейся возможности переменить жизнь снова. Ему захотелось предаться новой дороге. Но Александр смотрел на все иначе. Он и прежде не ждал никакой легкости в отношениях своих с Ордой, а теперь понял всю трудность… Вести!.. Какие?.. Здесь, в широкой открытой степи, он очутился отрезанным от всего мира, замкнутым похуже, чем в темничной высокой башне. Он ничего не может узнать, ему ничего не скажут… А с виду — простор, езжай, куда просит душа! А на деле-то нет… Неведомые вести, после которых надо отослать его и Андрея как послушных подданных в тяжелый путь осенний, зимний… Путь в неизвестное… Для них — в неизвестное! Но не для Сартака… И ослушаться нельзя… И это все — «вы», «вам», «ваших дел»… Уже и не скрывается от Александра, что и Андрей — в игре… А каково Александру с Андреем, который странен и непослушен… И что же станется?.. Александр подумал, что есть одно верное — убийство Андрея… Но неужели не миновать этой страшной боли для себя, для своей души? Или эта боль — законная плата за величие и власть? Или Сартак нарочно ведет его к этому решению об убийстве? Зачем ведет?.. Нет, Александру следует повременить…

Наутро им вручили ярлык-дозволение на проезд через владения хана. Проститься их не позвали.

До Каракорума ехали долго-долго. Всю долгую осень, когда ветер степной едва не сшибал наземь. Всю зиму холодную, когда лицо и руки леденели, немели больно. Уже стало ясно, что на своих лошадях не одолеть подобного пути. В одном из ямов оставили они коней под присмотром нескольких своих дружинников, в том числе и того, который был назначен беречь Андреева дареного сокола. Можно было надеяться, что ни с людьми, ни с конями ничего дурного не случится — люди и кони ханских гостей, а на возвратном пути вновь соединятся со своими людьми и конями. Александр про себя похвалил подобный порядок, но вслух ничего Андрею не сказал. Тот был огорчен, расставшись со своим золотистым Златом.

Теперь они ехали на низкорослых выносливых монгольских лошадях, которых сменяли два-три раза в сутки. Не будь ямов, куда труднее была бы дорога. Хлеба не было. Ужинали кониной. Утрами ели пшено, сваренное в горячем молоке.