Итальянцы - Джон Хупер

Только тогда, когда закон оказывается близок к тому, чтобы стать общественным соглашением, возникает вероятность, что его будут соблюдать. Например, в 2005 году власти решили установить запрет на курение в общественных местах. Никто не думал, что итальянцы обратят на это хоть малейшее внимание. Но в последние месяцы перед введением запрета распространилась идея, что это довольно осмысленная мера, которая может улучшить здоровье людей. И когда с начала 2006 года запрет вступил в силу, на следующий же день люди прекратили курить в ресторанах, барах и других учреждениях. В результате какого-то почти что чуда закон превратился в общественный договор, и все были готовы уважать его.

Реакция на запрет на курение побудила комментаторов того времени задаться вопросом: насколько в действительности анархичны их соотечественники. Мой ответ подсказан прошлым опытом, полученным, когда я немало лет прожил среди другого, казалось бы, склонного к анархии народа – испанцев. Я ясно вспоминаю бедлам на улицах Мадрида и в особенности парковку вторым рядом. Но в те дни штрафы за это нарушение были смехотворны, как и в значительной части Италии сегодня. И в любом случае их редко взимали. Только если вы оставляли свой автомобиль, заблокировав вход, скажем, в родильный дом, а затем уходили смотреть футбольный матч, вас могли ожидать неприятности с законом. С тех пор штрафы были подняты до такого уровня, что теперь они могут серьезно отразиться на семейном бюджете. Более того, их стали строго взимать. В результате даже субботним вечером вы можете проехать по центру Мадрида, не встретив парковки в два ряда. Свою роль сыграла простая угроза наказания. Устрашенные перспективой жестких штрафов, анархические madrileños стали законопослушными автомобилистами. В большей части Италии подобных мер не принимают и все еще предпочитают прощать, а не наказывать нарушителей[103].

Недалеко от площади Венеции есть улица Via Arenula. В конце ее, на берегу Тибра, стоит внушительное здание, и большая мемориальная доска на его стене гласит, что это «Министерство прощения и правосудия». Официально оно так уже не называется, слово «прощения» исчезло в 1999 году. Но взгляды, из-за которых когда-то министерство получило такое название, живы по сей день. Иностранцам может показаться, что итальянская система уголовного судопроизводства была создана с единственной целью – гарантировать осужденным помилование.

После вынесения обвинения (а это иногда требует длительного предварительного слушания дела) ответчиков ожидают слушания, затем они могут подать две апелляции – одну в местный суд по обстоятельствам дела и вторую в верховный суд, известный как Кассационный, по правовой основе осуждения или оправдания (поскольку обвинение также имеет право на апелляцию). И только после того как все три этапа процесса завершаются, ответчик считается «окончательно осужденным». В среднем это занимает больше восьми лет. В каждом шестом случае – больше 15. И все это время, если ответчика не обвиняют в принадлежности к мафии или в особо тяжком преступлении, таком как убийство или насилие, он, как правило, остается на свободе.

Тюремные сроки, когда их в конечном счете утверждают, сравнительно мягкие. Экспертно-аналитический центр Eures изучил приговоры за 10-летний период до конца 2004 года и установил, что в среднем срок за убийство составил менее 12,5 лет при том, что минимум, установленный в уголовном кодексе, – 21 год. За растрату государственных средств присуждали в среднем год и четыре месяца – меньше половины якобы минимального срока в три года.

Если осужденный преступник за время многолетнего ожидания окончательного приговора достигает возраста 70 лет, очень маловероятно, что он на самом деле попадет в тюрьму. То же самое верно для многих более молодых ответчиков, по преступлениям которых за это время истекает срок давности. Существует также несколько способов, к которым власти время от времени прибегают, чтобы освободить места в тюрьмах.

Самым всеобъемлющим из них является amnistia, которая отменяет и преступление, и приговор. Понятно, что после Второй мировой войны был целый всплеск амнистий. Это должно было гарантировать, что никто больше не будет подвергаться судебному преследованию за попытки свергнуть диктатуру Муссолини. Но в следующие четыре десятилетия итальянские правительства объявили еще не менее 13 амнистий: некоторые общие, другие ограничивались определенной категорией преступлений или определенными сроками.

С 1990 года предпочтение отдавалось indulto («помилованию»), которое аннулирует приговор, но не преступление. Таких было три. Но их влияние было – и остается – больше, чем могло бы возыметь это скромное число. Во многих других правовых системах амнистии и помилования применяются только к тем, кто уже был заключен в тюрьму. Но в их итальянской версии они применимы к любому преступлению, совершенному до даты их объявления, даже если человека, который совершил преступление, еще даже не судили, не говоря уже о вынесении приговора или заключении в тюрьму. Когда в 2013 году Сильвио Берлускони впервые получил окончательный приговор – за налоговое мошенничество, – ему присудили четырехлетний тюремный срок. Но семью годами ранее тогдашним левоцентристским правительством было объявлено помилование, которое уменьшило на три года сроки за преступления, совершенные до этого. Таким образом, тюремный срок бывшего премьер-министра сразу снизился до одного года. И так как ему было больше 70 лет, он получил на выбор домашний арест или общественные работы. Другие, менее известные итальянцы также будут пользоваться выгодами от помилования 2006 года в течение еще многих лет.

Одна из причин, по которым итальянцы готовы попытать счастья и пренебречь нормативами перепланировки или уклониться от уплаты налогов, кроется в существовании еще одной формы юридического помилования. Оно называется condono. То и дело очередное правительство одобряет решение, которое позволяет итальянцам заплатить относительно небольшой штраф за то, чтобы их долги государству были прощены, а незаконная перепланировка или строительство – узаконены. Некоторые condoni распространяются на оба эти нарушения. В последние десятилетия очередной condono объявляли примерно каждые пять лет.

Правительствам эти меры нравятся, потому что позволяют Казначейству мгновенно пополнить наличность. Но они же укрепляют в итальянцах и без того уже укоренившуюся веру в то, что они смогут выйти сухими из воды, не платя налоги и не оформляя разрешение на строительные работы. Это также означает, что мозолящие глаза безвкусные постройки на пляжах, в национальных парках и даже на местах археологических раскопок остаются на своих местах уже на законных основаниях. Последние правительства решили отказаться от condono как средства поправить государственный бюджет, но еще неизвестно, будут ли будущие администрации столь благонравны.

Непревзойденный пример вынесения мягких приговоров – произошедшее после того, как яркий прожектор СМИ отвернулся от крупнейшего в истории Италии коррупционного скандала. Tangentopoli вызвал сенсацию далеко за пределами страны. В нем было замешано очень много людей, и аресты шли в масштабах, никогда прежде не виданных ни в Италии, ни где-либо еще за пределами коммунистического блока. В 1992 году, когда под стражу был взят первый подозреваемый, я жил в другой стране и хорошо помню нарастающий скепсис и волнение в репортажах из Италии, по мере того как одного видного промышленного магната за другим швыряли в тюрьму, где они томились ожиданием вместе с другими крупными деятелями, которые, до того как полиция постучала в их дверь, были вершителями судеб в своем городе, области или даже стране.

Под следствием оказались больше 5000 человек, из них 2735 – только в Милане. Еще 1785 дел были направлены в другие юрисдикции или до, или после вынесения обвинения, и что произошло с ними дальше, никогда, насколько я знаю, не исследовалось. Результаты судопроизводства в Милане, однако, были изучены в деталях. Спустя 10 лет после начала первого расследования больше одной шестой части дел все еще ожидали предварительного приговора – факт, красноречиво свидетельствующий о неспешности итальянского правосудия. Примерно еще одна шестая закончилась оправдательными приговорами. Но из оставшихся двух третей почти ни одно дело не закончилось приговором к тюремному сроку. Пока суд да дело, некоторые из ответчиков умерли. Многие заключили досудебное соглашение ради смягчения приговора, что означало, что им не придется идти в тюрьму. Другие прибегли к сокращенному судебному разбирательству и тоже получили послабления. В ряде случаев дела – также примерно одна шестая от общего числа – были закрыты в связи с истечением срока давности. В 2000 году, когда многие из разбирательств, начатых в начале 1990-х, уже заканчивались, Corriere della Sera сообщила, что из тысяч мужчин и женщин, втянутых в расследования Tangentopoli, только четверо оказались в тюрьме.