Итальянцы - Джон Хупер

Так что же делает Италию столь коррумпированной? Одна из гипотез, которую часто выдвигают сами итальянцы, гласит, что это связано с относительной молодостью страны. Согласно такой точке зрения, лояльность итальянцев государству настолько мала, что у них в принципе слабо развито чувство принадлежности к обществу и потому они больше склонны к уклонению от уплаты налогов и взяточничеству, поскольку это приносит выгоду лично им, хотя и подрывает справедливые устои и благосостояние общества в целом. Но как насчет Германии? Ее объединение произошло в XIX веке, почти тогда же, когда и в Италии. При этом население Германии расколото между католиками и протестантами, а Восток и Запад страны были разделены во времена холодной войны. В Германии, конечно, встречается взяточничество. Но оно вовсе не представляет такой серьезной проблемы, как в Италии.

По другой гипотезе, все это идет из семьи. Бесспорно, некоторые формы коррупции могут корениться в прочности семейных связей в Италии. Но – как уже говорилось выше – в последние годы образовался значительный разрыв между уровнями коррупции в Италии и других странах Южной Европы, где семейные связи также сильны. В последнем опросе, опубликованном Transparency International во время написания книги, Италия была на 39 пунктов позади Португалии и на 42 позади Испании, а ведь обе эти страны беднее Италии и их демократии моложе.

Напрашивается вывод, что для ответа на вопрос, почему некоторые страны более коррумпированы, чем другие, необходимо принимать во внимание намного более широкий круг социальных, культурных и, возможно, политических факторов. Почти наверняка среди них – по-прежнему неумолимая итальянская бюрократия: одним из способов, которым чиновники выуживают взятки, остается предложение обойти непреклонные (во всех иных случаях) правила. Также, вероятно, было бы справедливо сказать, что Италия в большей степени, чем Испания и Португалия, остается обществом, в котором важные деловые взаимоотношения в большинстве своем имеют место между влиятельными покровителями и их просителями. Экономически Италия развилась позже, чем другие крупные страны Западной Европы (хотя не позже Испании или Португалии), и относительно недавно, в конце Второй мировой войны, там все еще преобладал деревенский и сельскохозяйственный уклад. Многие из характеристик того общественного уклада сохранились. Несмотря на высокоскоростные поезда и лощеные телевизионные шоу, сегодняшняя Италия чем-то напоминает Англию Джейн Остин или Францию Эмиля Золя – страну, где продвижение во многих областях жизни зависит не столько от таланта, сколько от положения семьи в обществе или поддержки могущественного покровителя.

Но труднее объяснить, почему в Италии к коррупции относятся так терпимо. Кризис еврозоны выявил довольно высокий уровень взяточничества и в Испании. Но любому, кто часто бывает в обеих странах, заметно, что недостойные поступки испанских политиков пробуждают в их соотечественниках яростное негодование, в то время как многие итальянцы реагируют на это пожатием плеч и комментарием в том духе, что ничего другого они и не ожидали. Иногда терпимость заходит и еще дальше.

На вечеринке, куда нас с женой пригласили вскоре после того, как мы впервые прибыли в Италию в 1990-х, мне случилось вести светскую беседу с женщиной в возрасте около 40 лет. В какой-то момент я, должно быть, выразил неприязнь к некоему политическому деятелю.

– Почему он вам не нравится? – обиженно спросила она.

– Потому что он плут, – ответил я.

– Но я и не хочу, чтобы мои политики были честными, – сказала она. – Если бы они были честными, это означало бы, что они тупые. Я хочу, чтобы моей страной управляли furbi.

Незадолго до этой встречи один журналист провел ставшее впоследствии знаменитым исследование – он решил проверить, как относится к коррупции та прослойка населения, которая, как можно было бы предположить, должна была активно ее осуждать. В то время как прокуроры «Чистых рук» ударно трудились в Милане, а новые скандалы со взяточничеством случались почти каждый день, он отправился по всей Италии, исповедуясь в церквях, среди прихожан которых были политики и бизнесмены. Журналист изображал секретаря важного политика из христианских демократов и говорил священникам, что в течение многих лет вымогал и получал незаконные взносы для партии в обмен на предоставление государственных контрактов. Все исповедники, за одним-единственным исключением, наложили на него пустяковые епитимии.

Эксперимент журналиста затронул ключевую тему: люди любой национальности готовы безнаказанно провернуть какое-нибудь незаконное дельце. У меня нет никаких свидетельств, доказывающих, что итальянцы, которые эмигрируют в США, более или менее коррумпированы, чем американцы скандинавского, африканского или латиноамериканского происхождения. Но приехав туда, все они сталкиваются со строгими и эффективными ограничениями.

В Италии юридические санкции против коррупции гораздо слабее, а в некоторых случаях откровенно недостаточны. Возьмите, например, запрет на торговлю избирательными голосами между политиками и членами группировок организованной преступности. Уголовный кодекс объявил вне закона передачу денег мафиози в обмен на гарантии избирательной поддержки. Но голоса редко покупаются за деньги. Обычно кандидаты обещают поддержку, конфиденциальную информацию или льготный доступ к прибыльным контрактам. И закон не считает это неправомерным (хотя если впоследствии удастся доказать получение выгоды, это, конечно, будет признано незаконным).

Проблема юридических санкций ставит щекотливый вопрос, что является или не является коррупцией. Итальянцы часто указывают на действия лоббистов в Великобритании и США как пример того, насколько границы дозволенного различаются в разных культурах. В этом доводе, несомненно, есть своя правда: за некоторые действия, которые совершенно законны в других развитых странах, в Италии вас посадили бы в тюрьму. Однако справедливо и то, что ряд действий, которые в Италии, правда, расцениваются многими как предосудительные, фактически не квалифицируются законом как коррупционные.

Самое слово corruzione часто используется – и особенно в судопроизводстве – в намного более узком смысле, чем «коррупция» и его эквиваленты в других языках. Согласно юридическому определению, corruzione – это то, что англоязычный человек назвал бы bribery (то есть «взяточничество» – Прим. пер.). Некоторые другие действия, которые являются коррупционными в более широком смысле, в соответствии с итальянским законом составляют отдельные нарушения. Если, например, должностное лицо принуждает кого-то заплатить ему или ей за оказание услуги в денежной или натуральной форме – это называется concussione («вымогательство»). Расходование государственных средств на личные нужды – это peculato («растрата»). А использование в своих интересах служебного положения, чтобы причинить ущерб другому человеку, – prevaricazione («злоупотребление»).

Nepotismo («семейственность»), которая не является незаконной, означает предоставление работы родственникам. Слово, которое восходит к латинскому nepos («племянник»)[98], возникло в Италии в Средневековье. Оно призвано было обозначить явление, когда «племянников» – а в действительности незаконных сыновей – некоторых высокопоставленных католических прелатов (и даже некоторых римских пап) осыпали привилегиями и синекурами.

Кумовство едва ли встречается только в Италии, но именно там оно цветет пышным цветом. В одном из самых скандальных случаев последних лет был замешан основатель Лиги Севера Умберто Босси, который создал свою партию в 1980-х на гребне волны осуждения аморальности, которая исходила, как он говорил, из Roma Ladrona («Рима-воровки»)[99]. В основе платформы Лиги Севера лежала идея о том, что честные и трудолюбивые ломбардцы, венецианцы и пьемонтцы имеют право оставлять себе большую часть своих богатств, которые, в противном случае, будут промотаны или растащены неисправимо коррумпированными столичными политиками.

Эта моралистская установка никак не помешала тому, что сын Босси в возрасте 21 года был выдвинут на выборы в региональную ассамблею Ломбардии. Будь Ренцо Босси политическим и интеллектуальным вундеркиндом, наличие его имени в списке Лиги Севера – в позиции, которая гарантировала, что его выберут – возможно, было бы оправдано. Но младший Босси, которому отец дал незавидное прозвище il trota («форель»), никак не мог получить даже диплом об окончании средней школы: экзамены он сдал лишь с четвертой попытки всего за несколько месяцев до того, как его избрали в парламент самого крупного региона Италии, в котором к тому же расположена деловая столица страны Милан. Два года спустя его карьера в политике резко оборвалась, когда он ушел в отставку в разгар скандала о приписываемых семье Босси злоупотреблениях государственными средствами.