Формула гениальности - Шокан Алимбаев

Наркес, улыбаясь, согласился с матерью. Еще немного поговорив с сыном, Шаглан-апай вместе с Турсун начали готовить чай. Бейбит продолжала расспрашивать брата об алмаатинских новостях.

Через некоторое время пришел и Серик. Еще с порога услышав голос брата, он стремительно вошел в комнату. Братья обнялись, затем, радостно восклицая, стали разглядывать друг друга. Серик заметно возмужал за те полгода, которые Наркес не видел его. Пока братья расспрашивали друг друга о житье-бытье, Турсун и Бейбит накрыли на стол. Шаглан-апай позвала всех на чай. За разговорами они не заметили, как пролетело обеденное время. Серик встал из-за стола и взглянул на брата:

– Ну ладно, мне надо на работу. Вечером договорим. – Он вышел.

В прошлом году он приехал из армии осенью, пропустив все сроки поступления на учебу. Потом женился и устроился на автобазу шофером. Этой профессии он обучился в армии. Наркес часто думал о судьбе брата, но все как-то не удавалось помочь ему. Б январе умер отец. Похороны, в феврале сорокадневка. В марте эксперимент, и с тех пор помимо всех дел Института он был занят Баяном. Буквально на днях вернулся из Вены. А сделать что-то было необходимо… Обо всем этом думал Наркес, сидя за столом, поддерживая беседу и одновременно отвечая на вопросы матери, Бейбит и Турсун.

После обеда Наркес решил съездить в город к Сакану. Он был очень привязан к нему. Они приходились друг другу двоюродными братьями по линии матерей. Были почти ровесниками: Наркес был на год старше Сакана. Вместе росли в детстве, вместе учились в одном институте, но на разных факультетах. Сакан поступил на год позже брата и на год позже его окончил. Работал заведующим аптекой. Несколько лет назад он получил ее одной из самых отсталых, затем из года в год постепенно сделал ее одной из лучших в городе. В прошлом году отстроил для нее новое просторное здание. Был он очень трезвым, деловым и практичным. Они как бы дополняли друг друга. Сакан ценил в старшем брате колоссальный интеллект. Наркес же ценил в нем умение видеть в жизни все без иллюзий, без возвышенного ореола.

Сакан оказался у себя. Увидев Наркеса, он радостно встал из-за стола и пошел ему навстречу. Братья поздоровались, расспросили друг друга о делах, о семьях. Чтобы беседу их не прерывали, Сакан вызвал зама, попросил его пока заняться посетителями и закрыл дверь кабинета на ключ.

Посидев за беседой еще немного, Наркес стал собираться.

– Куда торопишься? – спросил его Сакан. – Скоро кончится работа. Поедем к нам. Поговорим, побудем вместе, заночуешь…

– Потом, старина. Пока надо побыть рядом с матерью. Я ведь только приехал.

– Ну, давай, заходи. Может, сообразим и махнем куда-нибудь на несколько дней, отдохнем. Да, – тут же остановился он. – Никто не знает о твоем приезде? Ты никуда еще не заходил? А то понабегут со всех сторон. И отдохнуть не дадут. Лучше инкогнито тебе побыть пока. А к руководству и перед отъездом успеешь зайти.

Наркес согласно кивнул. Братья расстались.

На следующий день Наркес решил навестить пожилых родственников. Первым делом он посетил Кумис-апу, старшую сестру матери. Ей было восемьдесят лет. Несмотря на столь немалый возраст, она обладала завидной живостью и оптимизмом, Дочь ее Турсун уже много лет была вдовой. Раньше была замужем за двоюродным родственником Хакимом, что среди казахов случается редко. В свою очередь они приходились двоюродным братом и двоюродной сестрой Наркесу. После смерти брата остались двое детей, старший Турымтай и младшая Талшын, и Наркес часто помогал им. Увидев его, все они необыкновенно обрадовались.

– И тебя, Наркесжан, оказывается, можно иногда увидеть. Уж был бы ты лучше простым, не известным никому человеком, как мой Орын, и тогда мы видели бы тебя чаще, – сказала Кумис-апа.

Орын, невысокий круглолицый молодой человек с курчавыми волосами, все еще холостой в свои тридцать два года, стоял рядом с матерью и улыбался.

Наркес радостно здоровался со всеми. За чаем они вспоминали родных, знакомых упомянули и Хакима. Вспомнив брата, Наркес сразу стал серьезным.

– Хаким-ага часто говорил мне, – нарушил он, наконец, молчание, – что мы обязательно должны оставить какой-нибудь след после себя. Я, кажется, выполнил его просьбу…

– Да, ты выполнил его просьбу… Это было самое заветное желание в его жизни… – задумчиво отозвалась Турсун, вспомнив мужа.

– Хочу я какую-нибудь научную работу посвятить его памяти, – продолжал Наркес. – Попозже, когда освобожусь немного.

За разговором они просидели до позднего вечера. Наркес стал собираться.

– Куда ты на ночь глядя? – спросила Кумис-апа. – Заночуй, а завтра утром поедешь домой.

– Не могу, апа. – Наркес развел руками. – Надо быть рядом с матерью.

– Да, да, ей сейчас трудно, – согласилась старая женщина. – Ну, ладно, почаще навещай нас до отъезда.

Орын проводил брата на улицу. У машины они простились, и Наркес поехал в Ассу.

В последующие дни Наркес навестил Басера-ага, Кульзаду-апу, Асиму-апу, Калела-ага и других родственников. И где бы он ни был, вечером он обязательно возвращался домой, зная, что мать будет беспокоиться в его отсутствие.

Несколько дней Наркес провел у Канзады и Тимура в Дунгановке. Приезжая к зятю и сестренке, Наркес каждый раз видел огромный яблоневый сад, который они вместе с отцом посадили много лет назад, нехитрые сельские постройки. Здесь проходили последние годы его детства и юность. Здесь все напоминало об отце.

В одну из встреч Сакан предложил Наркесу съездить на джайляу к своему родственнику по отцовской линии Бисену, работавшему чабаном, и отдохнуть у него неделю-две. Наркес много раз в разные годы встречал Бисена в доме брата. Это был очень смуглый и крепкий мужчина лет сорока пяти, весельчак и острослов. Он часто приглашал Наркеса к себе в горы, но съездить все никак не удавалось: Сейчас, во время отпуска, отдохнуть в горах несколько дней было бы неплохо. Наркес согласился. Он переговорил с матерью, и она одобрила его решение.

11

В назначенный день Наркес и Сакан отправились на джайляу. За городом долго ехали по шоссе, тянувшемся параллельно железной дороге. У одной из проселочных дорог, убегавших в сторону от автострады, Сакан свернул и поехал по направлению к горам. По обе стороны дороги, утопавшей в пыли, стояли поля уже созревшей и готовой к жатве пшеницы. Наркес разглядывал необозримое желтое море хлебов, тугие колосья, медленно и мерно колыхавшиеся от легкого ветерка. Время от времени посматривал слева от себя и Сакан.

– Богатый в этом году хлеб, – произнес он, – как и в прошлом году. Снова, наверное, дадут Казахстану орден, – он широко улыбнулся.