Книга Предтеч - Александр Шуваев

Неплотно притворенная балконная дверь со светом, видимым через стекло, возникла перед ними вдруг, будто вынырнув откуда-то, и оказалась в двух шагах, и сразу же мир, словно прорвавшись сквозь непроницаемую завесу, обрел свою обыденную реальность и вещественную ощутимость.

5.

Завернувшись в какую-то полосатую накидку тонкого полотна, бывшую наподобие бурнуса, и извлеченную из таинственных, неисчерпаемых недр все той же сумки, она расчесывала мокрые волосы и это тоже неожиданно оказалось тем еще зрелищем, глаз не оторвать. Он и смотрел, да что там н смотрел, пялился непрерывно и совершенно неприлично, и понимал это, но ничего не мог поделать с собой. И все-таки она снова удалилась от него, и вообще все стремительно и неудержимо возвращалось на круги своя, а вместе с этим возвращалось давешнее отчаяние. И тут ничего, совсем ничего нельзя было поделать. Нет никаких путей и возможностей.

- Послушайте, - задумчиво проговорила гостья, впрочем, не оборачиваясь и продолжая изучать себя в зеркале, - вот я стою к вам спиной и все равно чувствую обращенный на себя непрерывный взглядЕ С моей спиной что-нибудь не так, или есть еще какая-то другая причина?

- АЕ Да, извините. - Угрюмо пробормотал он и тяжело потупился, но от этого отчаяние, наполнявшее его, как полая вода, прорвало все запруды и хлынуло через край:

- ДаЕ - Он замолк, изо всех сил пытаясь проглотить шершавый сухой комок, застрявший в горле, а потом его вдруг прорвало. - Да ты вообще имеешь хоть какое-нибудь представление о силе своей красоты? Понимаешь, как она может подействовать на какого-нибудь обычного человека, особенно н здесь? Все знаменитые красавицы, все эти призовые кобылы с бесчисленных, как морской песок, конкурсов, перед тобой н как серый пепел, как стылый уголь, как старая ветошь. При взгляде на твое тело любой честный скульптор разбил бы все свои статуи, отрубил бы себе руки, выколол глазаЕ Или пошел бы в отшельники от отчаянияЕ Потому что нестерпимо, когда то, что находится на расстоянии протянутой руки, на самом деле оказывается дальше самых дальних звезд и куда недоступнее, чем звезды, и не взять, и не достатьЕ Ты за пределом, далеко за пределом, и любому мужчине н мука глядеть на тебя, а для меня н это и вообще нестерпимо, убийственно. Если бы бог был, если бы я верил в бога, я попросил бы Его, чтобы Он позволил мне умереть именно от этогоЕ Гос-споди!

Прикрыв лицо руками, он отвернулся, и забормотал монотонно, как читают молитву, отчаявшись, как убеждают самого себя, что это н не смерть, как зовут умершего ребенка.

- Но тебя же нет, правда? Тебя нет, потому что не может быть. Подъезд этот есть, вонючий двор н тоже. Есть Карлуша Гинтер с приятелем, даже тот пьяный милиционер, наверное, есть где-нибудь, хотя и непонятно н зачемЕ Скука есть, страх, убожество, а тебя н нетЕ Нет!

- Для того, чтобы убедиться в обратном, достаточно всего-навсего обернуться и посмотретьЕ

- Не хочу даже смотреть!

Но, разумеется, обернулся все-таки, и после этого он замолчал, внезапная немота овладела им, он уже не слышал и не смог разговаривать, и только беззвучно шевелил губами, силы и выдержка изменили ему, он двигался к ней какими-то дергающимися шагами, словно через силу, кривя лицо натужной гримасе, а, подойдя, судорожно, с неистовой силой вцепился в ее одежду, пытаясь что-то сказать, но не смог. Колени его подогнулись, и он, закатив глаза, повалился на пол у ее ног. От растерянности красавица подхватила его на руки и без заметных усилий уложила на диван. Когда, спустя несколько минут, он открыл глаза, они смотрели неподвижно, а лицо его было залито слезами. Гостья пыталась хоть как-то расшевелить его, но он молчал, по-прежнему уставившись в одну точку. И это длилось довольно долго, пока она не поинтересовалась:

- Интересно, а почему тебе непременно нужно было, чтобы я ушла до прихода твоих родителей? Они что, вообще против того, чтобы ты водил женщин домой?

И этот наивный вопрос неожиданно подействовал там, где не действовало ничего. Лицо его исказила злобная гримаса:

- Ха! Каких н женщин? Нет, ты что, - не поняла? Не читала разве или решила, что я это просто так? В шутку?

- Нет. Не знаю.

- А если нет, то какие, к хрену, у меня могут быть женщины?!!

И получил достойный ответ.

Например, - сказала она, приблизив свои глаза к его и легко целуя в губы, - вот такие. Если уж под рукой нет ничего более подходящего.

- Ты, наверное, не поверишь, но никто, никогда не говорил мне ничего подобного. Странно, правда? н Голос ее звучал несколько растерянно. - ЭтоЕ приятнее слушать, чем я думала.

- Гос-споди! н Пораженный ее словами, он резко откинулся на подушку. н Да о чем ты говоришь-то?

- Нет, на самом делеЕ

- Никогда в жизни не слыхал таких глупостей!

- Нет, правдаЕ

Дискуссия это происходила в краткий миг равновесия, когда он еще мог сдерживаться и не начать целовать ее снова. Дикое признание ее, нарушило хрупкое равновесие. Приподнявшись на локте, он смотрел на тело лежащей на спине Елены, воображая, что смотрит на него просто так, как на прекрасную вещь. Что вообще способен на нее просто так глядеть.

- Я до сих пор не верю вЕ Ну, во все этоЕ А ты! Всего того, что я наговорил тебе, - этого еще слишком мало, и слов таких по-настоящему нет. Ты н совершенство, но только не застывшее какое-нибудь, а живое, мягкое, те-о-оплоеЕ

- Ну постой, ну погоди хоть немного, яЕ

Но он уже и снова ничего не слышал, погрузившись в восхитительную, теплую влажность, лучше которой на свете ничего нет и не может быть. Это был уже не первый раз за недолгое последнее время, и потому он смог оценить, что миг проникновения н прекрасен и сам по себе, а не только тем, что за ним следует. Потому что самый первый раз не оставил в его памяти никаких подробностей. Любовное искусство, это, все-таки, когда не очень надо. Или даже очень, но все-таки не совсем. Потому что когда совсем, это не назовешь искусством. Как не назовешь искусством грозовой разряд вроде тех, что давеча полыхали за окнами и над головой: просто-напросто в какой-то миг напряжение становится слишком большим, и тогда просто-напросто вспыхивает слепящий нестерпимым, запредельным светом зигзаг, оставляющий после себя черный, выжженный след в глазу, без деталей и промежутков. И то, что испытываешь, когда сквозь твое хрупкое тело проходит такой вот разряд, язык как-то не поворачивается назвать ощущением, хотя бы даже и сильным. Удар молнии, черный след, выжженный в памяти, то, что нельзя вспомнить и описать, когда не остается в памяти даже чувства неотвратимости до, - а только потрясенное смятение, неудержимо дрожащее тело после. Это не хорошо и не плохо, это вне оценок лукавого рассудка, по ту сторону и зла и добра. Это вот сейчас, хоть и судорожно стиснуты объятья, так что не разожмешь, хоть и темнеет в глазах, которые и без того изо всех сил зажмурены, - все равно хорошо-оЕ оЕ о-о-о!