Воспламеняющая - Стивен Кинг

(чарли… что не так с чарли?)

Но интуиция говорила не о том, что с ней что-то не так. Она подсказывала, что над ней нависла какая-то опасность. Если бы он мог увидеть ее, спросить, что…

Он с горечью рассмеялся. Да, конечно. Если бы свиньи могли летать, а нищие – скакать. С тем же успехом можно пожелать луну с неба. Или…

На мгновение мысли застыли, потом двинулись… но уже медленнее и без сарказма.

С тем же успехом можно пожелать силой мысли внушить бизнесменам уверенность в себе.

С тем же успехом можно пожелать силой мысли убедить толстух похудеть.

С тем же успехом можно пожелать силой мысли ослепить одного из громил, которые похитили Чарли.

С тем же успехом можно пожелать вернуть себе способность силой мысли воздействовать на людей.

Его руки не отпускали простыню, щупали, мяли, разглаживали: разум требовал постоянного потока информации от органов чувств. Не имело смысла надеяться на возвращение его удивительного дара. Мысленные импульсы безвозвратно ушли. Он не мог проложить дорогу к Чарли, как не мог стать игроком «Ред сокс». Все ушло.

(ушло ли?)

Внезапно Энди понял, что сомневается. Где-то в глубине души в этот самый момент он решил, что не согласен идти по пути наименьшего сопротивления и давать им все, что бы они ни попросили. Возможно, в душе он решил не сдаваться.

Он сидел на кровати и гладил простыню.

Правда ли это – или он принимал желаемое за действительное, основываясь на одном внезапном и непроверенном предчувствии? Это предчувствие могло оказаться такой же галлюцинацией, как дым, который он вроде бы унюхал. Из-за охватившей его паники. Он не мог проверить истинность предчувствия, а «толкать» было некого.

Энди выпил имбирного эля.

Допустим, его дар вернулся. Это не панацея от всех бед. Он это знал лучше других. Он мог выдать множество слабых импульсов или три-четыре оглушительных, прежде чем свалиться замертво. Возможно, ему удалось бы добраться до Чарли, но не могло быть и речи о том, чтобы вырваться отсюда. Посылая импульсы, он добился бы одного: обширного кровоизлияния в мозг, которое прямиком отправило бы его в могилу (когда он подумал об этом, пальцы механически оторвались от простыни и принялись ощупывать участки лица, в свое время потерявшие чувствительность).

Не следовало забывать и торазин, которым его пичкали. Отсутствие препарата – он не получил положенную таблетку, потому что электричество отключилось, – в значительной мере вызвало охватившую его панику. Энди это знал. Даже теперь, чувствуя себя намного увереннее, он хотел принять лекарство и погрузиться в спокойствие, которое оно приносило. Вначале ему иногда по двое суток не давали торазина перед очередным тестированием. Это приводило к постоянной нервозности и депрессии. Его словно окутывало густое облако… но никаких панических атак.

– Признай, ты теперь наркоман, – прошептал Энди.

Он не мог сказать, правда это или нет. Он знал, что существовали физические зависимости, к примеру, от никотина или героина, вызывавшие изменения в центральной нервной системе. И существовали психологические зависимости. Он учился с парнем по имени Билл Уоллес, и тот очень, очень нервничал, если не выпивал три или четыре бутылки колы в день, а его давний друг из колледжа, Куинси, жить не мог без картофельных чипсов, причем не любых, а определенной, никому не известной марки «Шалтай-Болтай», выпускаемой в Новой Англии. Куинси утверждал, что остальные чипсы этим в подметки не годились. Энди полагал, что здесь речь шла именно о психологической зависимости. Он не знал, является ли его тяга к таблеткам физической или психологической. Но знал, что таблетка ему нужна, действительно нужна. От одной мысли о синей таблетке на белом блюдце у него пересохло во рту. Они больше не держали его без торазина сорок восемь часов перед тестированием. То ли чувствовали, что он начнет биться в истерике, то ли понимали, что проку от этих тестов никакого.

В итоге перед ним стояла суровая неразрешимая проблема: принимая торазин, он не мог воздействовать на людей, а отказаться от таблетки у него не хватало силы воли (и, разумеется, прознай они, что он не принимает лекарство, ему на голову тут же свалилась бы куча новых неприятностей). Когда электричество включат, и ему вновь принесут синюю таблетку на белом блюдце, он возьмет ее. А потом постепенно вернется в привычное спокойно-апатичное состояние, в котором пребывал до наступления темноты. Все происходящее с ним сейчас было неприятным отклонением. Скоро он будет смотреть «Клуб ВГ» и Клинта Иствуда по «Хоум бокс офис» и наведываться за чем-нибудь вкусненьким к всегда набитому под завязку холодильнику. Скоро он продолжит набирать вес.

(чарли, чарли в опасности, к чарли со всех сторон подкрадывается беда, чарли во враждебном мире)

Если и так, он с этим ничего поделать не мог.

А если бы смог, если бы каким-то образом поборол зависимость от таблеток и убедил выпустить его отсюда – свиньи полетят, а нищие поскачут, почему, черт побери, нет? – кардинальное решение, касающееся будущего Чарли, не приблизилось бы ни на йоту.

Он лег на кровать, раскинул руки и ноги. Небольшая часть его рассудка, которую теперь волновало только отсутствие торазина, продолжала бить в набат.

В настоящем решений не просматривалось, поэтому он «уплыл» в прошлое. Увидел себя и Чарли, бредущих по Третьей авеню в каком-то замедленном кошмаре: крупный мужчина в старом вельветовом пиджаке и маленькая девочка в красно-зеленом. Он видел Чарли, ее напряженное, бледное личико, слезы, бегущие по щекам после того, как она выгребла мелочь из телефонов-автоматов в аэропорту… Выгребла мелочь и подожгла ботинки какого-то солдата.

Разум его двинулся в более давние времена, к Порт-Сити, штат Пенсильвания, и миссис Герни. Грустной, толстой миссис Герни, которая пришла на курсы похудания в зеленом брючном костюме, сжимая в руке рекламный листок с аккуратно написанным слоганом, который придумала Чарли: Вы худеете, или последующие шесть месяцев мы вас кормим.

Миссис Герни, которая между 1950 и 1957 годами родила четверых детей своему мужу, диспетчеру логистической компании. Теперь дети выросли, и ее внешность вызывала у них отвращение, как и у мужа, который встречался с другой женщиной, и она могла это понять, потому что Стэн Герни в свои пятьдесят пять оставался симпатичным, подтянутым и энергичным. Она же набрала сто шестьдесят фунтов к тому моменту, когда ее третий ребенок поступил в колледж и уехал из дома. И если в день свадьбы весила сто сорок фунтов, то теперь ее вес составлял ровно триста. Она пришла – гладкая, чудовищно большая и отчаявшаяся – в зеленом брючном костюме, и ее зад шириной лишь немного уступал столу президента банка. Когда она наклонила голову, чтобы найти в сумке чековую книжку, три подбородка превратились в шесть.

Энди включил ее в группу с тремя другими толстухами. Они занимались физкультурой и сидели на щадящей диете – упражнения и блюда он подобрал из книг, взятых в публичной библиотеке. Он проводил с ними беседы о пользе похудания, которые в счетах проходили по графе «консультации», и время от времени каждая получала средней мощности импульс.

Миссис Герни похудела с трехсот фунтов до двухсот восьмидесяти, а потом и до двухсот семидесяти, признаваясь со страхом и радостью, что у нее исчезло желание взять добавку. Добавка утратила вкус. Если раньше она постоянно держала в холодильнике какие-то закуски (и пончики в хлебнице, и пару или тройку творожных тортов «Сара Ли» в морозилке), чтобы по вечерам не умереть от голода у телевизора, то теперь она как-то… да, это звучало глупо, но… она забывала о них. А ведь она всегда слышала, что люди, сидящие на диете, могут думать только о еде. Так, собственно, с ней и было, когда она обратилась к «Следящим за весом».

Три другие женщины делились аналогичными историями. Энди не вмешивался и наблюдал за ними, странным образом ощущая себя заботливым отцом. Все четверо изумлялись и радовались схожести происходящих с ними изменений. Вечерние занятия физкультурой, которые всегда казались такими скучными и утомительными, теперь доставляли удовольствие. И еще появилось загадочное стремление ходить пешком. Каждая по вечерам испытывала дискомфорт и тревогу, если не нагулялась за день. Миссис Герни призналась, что у нее вошло в привычку каждый день гулять до центра города и обратно, то есть проходить более двух миль. Раньше она всегда ездила на автобусе, и это было весьма логично, поскольку остановка находилась буквально у ее дома.

И однажды она села в автобус – очень болели мышцы бедер, – но ей вдруг стало не по себе, и до такой степени, что она вышла на второй остановке. Другие женщины прекрасно ее понимали. И все они благословляли за это Макги, несмотря на ноющие мышцы.