Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

обращаться с ее родной страной[513]. Позже она рассказывала, что фюрер взял ее за руку и галантно произнес: «Вам известно, что вы – идеальный образец арийской принцессы? У вас глаза цвета немецкого неба». Однако ее красота не настолько потрясла Гитлера, чтобы внять просьбе. Она вернулась в Италию, чувствуя еще более сильное отвращение к нацистскому режиму и еще более острое желание увидеть, как Италия отмежевывается от войны. Для тех представителей высших классов итальянского общества и высшего военного командования, которые видели в монархии последнюю надежду на смещение Муссолини и были недовольны тем, что ни король, ни его сын Умберто не желают поддерживать такого рода разговоры, Мария Жозе стала центром эдакой не очень сплоченной сети. Тестя-короля задевало ее неподобающее вмешательство в политические дела, и Мария Жозе прекрасно понимала, что имеет очень слабое влияние на монарха. Скорее всего, она держала мужа в курсе своей деятельности, но он не желал предпринимать ничего такого, что могло быть воспринято как вызов его отцу.

Принцесса выбрала этот момент для визита в Ватикан, поскольку стало известно, что Майрон Тейлор, эмиссар президента Рузвельта у папы, скоро вернется в Рим. Ей хотелось донести до папы важное послание. Для этого она решила встретиться с монсеньором Монтини, которого считали ближайшим к папе человеком. Она заверила Монтини, что действует по собственной инициативе и ей нужно, чтобы Пий XII передал американскому посланнику: итальянцы хотят выкарабкаться из войны и готовы оказать поддержку новому лидеру, если это поможет достижению такой цели. Она предупреждала, что переговоры о выходе Италии из войны нельзя вести с теми, кто принадлежит к ближайшему окружению Муссолини. Принцесса подчеркивала, что есть другие люди, со связями в военных кругах, и эти-то люди могли бы взять власть в стране. Она назвала несколько фигур, с которыми, по ее мнению, союзники могли бы установить контакты и которые при содействии церкви могли бы добиться доверия итальянского народа. Альтернативным вариантом развития событий, утверждала принцесса, будет не только продолжение войны и страданий, но и, как она выразилась, «анархическая революция». Королевское семейство и церковь заинтересованы в том, чтобы не допустить народного бунта подобного рода и его непредсказуемых последствий.

Неясно, знал ли принц Умберто заранее о визите жены в Ватикан, а вот его отец определенно не знал. Когда королю сообщили о попытке невестки заручиться помощью папы, Виктор Эммануил, отпрыск длинной генеалогической линии, состоявшей из антиклерикалов, произнес на пьемонтском диалекте: «Не желаю, чтобы у меня под ногами путались попы». Впрочем, ему незачем было беспокоиться. Хотя Пий XII был не слишком рад тому, что Италия продолжает участвовать в войне, он не подавал никаких признаков того, что намерен последовать просьбе принцессы и помочь свалить Муссолини. Однако монсеньор Монтини все-таки поддерживал с ней связь, и в последующие месяцы у них состоялось несколько тайных встреч, на которые, надо думать, он не решился бы без папского благословения. Эти встречи проходили не в Ватикане, где трудно было скрыться от глаз и ушей осведомителей, а в разных частных домах Рима. По словам принцессы, она являлась на эти деловые свидания инкогнито, в обычном автомобиле, надев темные очки и покрыв голову платком. Возможно, Монтини тоже оставил записи об их встречах, но эти бумаги еще предстоит найти, если они, конечно, существуют[514].

На папу постоянно сыпались призывы выступить против немецких зверств, масштабы которых все ширились. Вскоре после визита принцессы монсеньор Монтини попытался парировать жалобы британского посланника, посоветовав ему обратиться к статье, недавно опубликованной в швейцарской газете. Статья называлась «Политика Ватикана в отношении Второй войны». Как докладывал посланник, монсеньор явно намекал на то, что эта публикация адекватно отражает курс, намеченный самим папой. Главной темой статьи, сообщал Осборн, стала

твердая линия Ватикана на сохранение политического и нравственного нейтралитета ради «сохранения свободы Церкви и ее духовенства, ее прихожан и их Символа веры». Таким образом, заявляется, что реализация права на моральную позицию должна быть подчинена политической целесообразности… Перед нами признание того, что нравственное лидерство папства обусловлено соображениями своевременности и практического удобства. Из этого вытекает, например, что папа не осуждает устраиваемые нацистами религиозные гонения, так как в противном случае участь католиков, ставших жертвами этих преследований, может стать еще печальнее… (В Ватикане это рассуждение входит в число излюбленных доводов.)

Осборн, который в последующие годы то осуждал папу, то восхищался им, завершил свой отчет резкой критикой понтифика: «Но любое нравственное руководство, осуществляемое с учетом практической необходимости, непременно теряет свою значимость, что мы и наблюдаем… Я часто указываю здесь (и намерен продолжать это делать), что папская политика молчания и сохранения нейтралитета любой ценой разрушает нравственный авторитет Ватикана»[515].

Между тем папа продолжал получать новые и новые сообщения о массовых убийствах евреев в Европе. Одно такое сообщение пришло из особенно достоверного источника – от предстоятеля Украинской грекокатолической церкви, который в конце августа 1942 г. написал папе о «дьявольских» бесчинствах, учиняемых немецкими оккупантами на украинской земле:

Первыми жертвами становятся евреи. Количество евреев, убитых на нашей небольшой территории, без всякого сомнения, превышает 200 000. По мере того как [немецкая] армия продвигается на восток, число жертв растет. В Киеве всего за несколько дней казнено 130 000 мужчин, женщин и детей. Все маленькие города Украины стали свидетелями похожих массовых убийств… Оккупанты начали убивать евреев прямо на улице, на виду у всего населения, безо всякого стыда[516].

В Ватикан поступали сообщения и из концентрационных лагерей в самой Италии. Туда сгоняли евреев-иностранцев с тех самых пор, как четырьмя годами раньше были введены в действие расовые законы. Один францисканский монах известил 10 сентября Ватикан о своем недавнем визите в концлагерь Феррамонти в Калабрии. Там в десятках бараков находились около 1400 евреев-иммигрантов. Они создали у себя нечто вроде самоуправления – сами регулировали религиозную жизнь, устроили школу для детей. Теперь же до них стали доходить вести о недавней массовой депортации немецких евреев, проживающих во Франции, в польские лагеря смерти. Эти известия, конечно, вызвали панику в калабрийском лагере. Францисканец тщетно пытался успокоить тамошних евреев и уверял их, что непосредственной угрозы нет. Но, по его мнению, эти страхи были понятными. Люди знали, что депортация означает неописуемо ужасную смерть[517].

Примерно в то же время папа получил еще одно сообщение о судьбе польских евреев практически из первых рук, когда Джованни Мальвецци, один из видных итальянских католиков, явился к монсеньору Монтини. Выполняя обязанности вице-директора гигантского холдинга при правительстве, контролировавшего значительную часть экономики Италии, Мальвецци недавно съездил в Польшу. «Массовые убийства евреев, – записал после этой встречи монсеньор Монтини, – достигли ужасающего размаха и приобрели ужасающие формы. Невероятные зверства происходят каждый день»[518].

За два месяца до этого посол Бразилии при Святом престоле, раздосадованный отказом Пия XII публично осудить преступления нацистов, предложил коллегам-единомышленникам объединиться и сообща надавить на папу. После того как иностранные дипломаты получили согласие своих правительств, их просьбы потекли непрерывным потоком[519]. Бельгийский и польский послы явились 12 сентября 1942 г. в Апостольский дворец, чтобы представить совместное заявление. Встретившись с монсеньором Тардини, они известили его, что дипломатические представители других оккупированных немцами стран (Нидерландов, Норвегии, Чехословакии и Югославии) подписались под их посланием[520].

Через два дня пришла очередь Осборна. Он направил заявление от лица Британии в виде письма, адресованного кардиналу Мальоне: «Мое правительство поручило мне призвать Его Святейшество папу рассмотреть вопрос целесообразности публичного и конкретного осуждения того, как нацисты обращаются с населением стран, находящихся под немецкой оккупацией». Пренебрежительно заявив, что общие слова папы, порицающие военные преступления, практически бесполезны, Осборн предупредил: «Политика молчания в отношении преступных деяний такого рода, идущих против совести всего мира, неминуемо влечет за собой отказ