Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер

Глава 22

Новый принц

Нападение японцев на Перл-Харбор 7 декабря 1941 г. ознаменовало новую фазу войны. На следующий день посол Филлипс распорядился сжечь все документы деликатного характера, хранящиеся в американском посольстве в Риме. Гарольд Титтман, римский помощник Майрона Тейлора, явился в Ватикан, чтобы узнать, готова ли квартира, которую ватиканский Государственный секретариат зарезервировал для него на тот случай, если Италия объявит войну Соединенным Штатам. Посла Филлипса вызвали 11 декабря к зятю Муссолини. Когда он вошел в кабинет министра иностранных дел, Чиано поднялся из-за стола и предельно официально произнес: «Я посылал за вами, чтобы от имени моего короля и итальянского правительства известить вас: с нынешнего дня Италия считает себя находящейся в состоянии войны с Соединенными Штатами». В тот же день Гитлер тоже объявил войну США.

Ни одно из этих событий не вызывало энтузиазма у итальянской общественности. Под окном Муссолини, разумеется, быстро собрали соответствующую случаю толпу, где фашисты (как раз горевшие энтузиазмом) смешались с согнанными госслужащими и студентами. Дуче вышел на балкон, стараясь держаться со своим обычным самодовольством, но лицо его казалось довольно бледным. Выступление было кратким:

Мужчины и женщины Италии… слушайте!

Сегодня – еще один день трудных решений в истории Италии…

Державы Стального пакта, фашистская Италия и национал-социалистическая Германия, сплоченные как никогда прежде, встали рядом с героической Японией в борьбе против Соединенных Штатов Америки…

Ни мы, ни Япония не желали расширения этого конфликта. Лишь один человек, самый настоящий демократический деспот хотел этой войны и в бесконечном потоке провокаций и бессовестного обмана населения собственной страны с дьявольским упрямством готовил ее день за днем…

Итальянские мужчины и женщины! Снова встаньте плечом к плечу, покажите, что вы достойны этого великого часа.

Мы одержим победу![468]

Как всегда, толпа в нужные моменты разражалась криками одобрения – после упоминания нацистской Германии и Японии, а также в конце, после уже ставшей ритуальной клятвы дуче в неизбежности победы. Однако в этих возгласах было явно меньше энтузиазма, чем прежде. Когда диктатор скрылся в палаццо Венеция, толпа быстро рассеялась[469].

Теперь поддержка Муссолини со стороны папы приобрела еще большее значение. Через несколько дней после вступления Америки в войну король Италии пожаловал титул принца всем потомкам покойного Франческо, любимого старшего брата понтифика. Именно Франческо Пачелли от имени Пия XI вел с Муссолини переговоры и готовил Латеранские соглашения. Выгода такого жеста для режима была очевидной. Как отмечала ватиканская газета, власти страны, возведя родственников понтифика в столь высокое дворянское звание, «предоставили новое доказательство своей верности тем историческим событиям и их последствиям в соответствии с великими христианскими традициями итальянского народа»[470].

Д'Арси Осборн, британский эмиссар в Ватикане, заметил, что решение короля было бы понятно, если бы не два обстоятельства: во-первых, титулы были пожалованы через много лет после того события, в честь которого они присвоены, и через несколько лет после кончины чествуемого; во-вторых, за это время младший брат Франческо Пачелли стал понтификом. По мнению Осборна, наиболее правдоподобным объяснением такого шага было «подтверждение italianità[471] Ватикана и демонстрация итальянскому народу, что в нынешней всемирной борьбе папство непременно должно находиться на стороне держав гитлеровской коалиции». Посланник полагал, что итальянцы придут именно к такому выводу. Он добавлял: «Мне сообщают, что сам папа несколько смущен, поскольку сегодня такое пожалование титулов отдает непотизмом»[472].

На Рождество 1941 г. Пий XII вновь обратился к миру с традиционным праздничным посланием. Как обычно, оно оказалось настолько пространным и было написано таким выспренным слогом, что большинство итальянцев пропустили его мимо ушей. Папа снова построил свое выступление так, чтобы ни одна из двух противостоящих сторон не могла посчитать, будто он поддерживает именно ее[473].

Освещая это выступление, общенациональный бюллетень «Итальянского католического действия» подчеркивал свое видение главного папского посыла: «В чем причина столь многих зол нынешнего времени? В том, что люди пошли против истинного христианства». Не следует угнетать меньшинства; не следует пытаться монополизировать ресурсы Земли; на свете нет места преследованиям религии или церкви. Французский посол объяснял своему вишистскому правительству, что папа призывает власти всех стран сделать именно то, что делает Петен: восстановить «ценности христианской цивилизации и нормы религиозной нравственности путем сохранения хороших отношений с Церковью». Дипломат отмечал, что папа, хотя и сетует на преследования, которым подвергается религия и церковь, не называет виновные стороны, но наверняка имеет в виду и Сталина, и национал-социализм[474].

Рупор режима Муссолини задвинул сообщение о папской речи на вторую полосу, однако все-таки представил вполне уважительный рассказ о ней в собственной интерпретации. Фариначчи, в свою очередь, разразился неумеренными похвалами в адрес этого выступления в многословной редакционной передовице, скомбинировав цитаты так, что стало казаться, будто папа произнес краткое воззвание в поддержку войны гитлеровской коалиции. Немецкий посол в Швейцарии сказал тамошнему нунцию, что, по его мнению, речь папы была «прекрасной» в результате «взвешенности каждого слова и насыщенности материалом, над которым могут поразмыслить все воюющие стороны»[475].

Отправляя в Лондон английский перевод этого папского радиообращения, Осборн пытался подать его как можно более позитивно и привлечь внимание к общему осуждению понтификом гонений по религиозным мотивам. Однако сотрудники британского Министерства иностранных дел отнеслись к этому выступлению менее почтительно. Как отмечал один из них, папские похвалы тем правительствам, которые поддерживают дружественные отношения с церковью, надо рассматривать как «комплимент в адрес Муссолини». А это, добавлял он, «вряд ли необходимо даже с учетом присвоения титула принца папским племянникам в знак запоздалого признания заслуг его брата в подготовке Латеранских соглашений». Между тем новостной бюллетень Министерства иностранных дел Германии превозносил папское выступление и отмечал, что в нем понтифик поддержал теории, лежащие в основе национал-социализма и фашизма. Министерство также разъясняло, что папа, говоря об «угнетаемых меньшинствах», несомненно, имел в виду тех немцев, которые до войны составляли в Польше меньшинство[476].

Явившись к папе на традиционную новогоднюю аудиенцию, британский посланник обнаружил, что понтифик недоволен вступлением Америки в войну и расширением масштабов военных действий. Мрачное настроение папы усугублялось из-за той речи, с которой Черчилль выступил за три дня до этого на совместном заседании конгресса в Вашингтоне. Премьер-министр предрекал, что война продолжится и в 1943 г., когда в ней наконец наступит поворот. Британское Министерство иностранных дел переправило отчет Осборна об этой папской аудиенции королю Георгу VI с сопроводительной запиской, написанной от руки: «М-р Осборн дважды подчеркнул, что папа пребывает в депрессии. В дальнейшем она, скорее всего, лишь усилится из-за угрызений совести, связанных с робостью его политики». В итоговом отчете за 1941 г. Осборн связал стремление папы оставаться нейтральным и беспристрастным по отношению к войне с его уверенностью, что это позволит ему сыграть ключевую роль в мирных переговорах. Пока же понтифик ушел с головой в «благотворительную деятельность и в потакание своей слабости к публичным выступлениям». По заключению британского посланника, путь, выбранный папой, «сопряжен с утратой нравственного престижа папства – того престижа, который оставил ему Пий XI»[477].

С годами Муссолини избавился от многих представлений тех времен, когда он был молодым социалистом-радикалом, но так и не утратил внутреннего отвращения к католическому духовенству и католической доктрине. Когда оно прорывалось наружу в приватной обстановке во время свиданий с Кларой и бесед со своим зятем, Муссолини не сдерживал ядовитых выпадов в адрес католичества. Но дуче давно понял, что на публике разумнее всего проявлять иное отношение к церкви, так что его едкие замечания редко достигали ушей Пия XII.

Теперь же положение стало меняться. Обращаясь к руководству фашистской партии в начале января 1942 г., диктатор вопрошал: как же так получилось, что в Америке католические епископы выпустили заявление в поддержку президента своей