Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера - Дэвид Керцер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 21
Крестовый поход
Ранним утром 22 июня 1941 г. Гитлер напал на Советский Союз. В этой операции под кодовым названием «План "Барбаросса"» были задействованы три четверти германской армии, 160 сухопутных дивизий и 2500 самолетов. На поле боя сошлись 3,5 млн немецких солдат, к которым присоединились 700 000 бойцов из союзных Германии стран, и Красная армия, насчитывавшая 5,5 млн человек. За шесть последующих месяцев, пока вермахт продвигался к Москве, Красная армия потеряла в боях 4 млн человек (из которых 3 млн оказались в немецких лагерях для военнопленных). Хотя Гитлер потратил не один месяц на планирование этого наступления, он сообщил о нем Муссолини лишь за несколько часов до начала: немецкий поверенный в делах доставил послание фюрера министру Чиано домой в 3:00. Несмотря на ранний час, Чиано тут же позвонил Муссолини, чтобы передать это известие[439].
Воодушевленный легкостью продвижения немецких войск по Западной Европе прошедшей весной и теми трудностями, с которыми столкнулась Красная армия зимой 1940/41 гг. во время вторжения в Финляндию, Гитлер рассчитывал, что кампания на Восточном фронте займет не больше нескольких месяцев. Да и союзники полагали, что русские не продержатся долго: они не без оснований считали, что советская армия чрезвычайно ослаблена сталинскими чистками офицерского состава в предшествующие годы.
В Ватикане новость о нападении Германии на коммунистическое государство встретили с огромным облегчением: прелаты давно беспокоились, как бы Россия не получила выгоду от победы гитлеровской коалиции. Для папы это известие представило войну в совершенно новом свете, ведь нацисты теперь избрали своей мишенью страну, которую он считал величайшим врагом христианства. Посол Муссолини в Ватикане тоже был рад. Он полагал, что этот шаг Гитлера сведет на нет попытки союзников представить себя сражающимися за христианскую цивилизацию и против нацистов, и против коммунистов[440].
Первые сообщения с новых полей сражений лишь усилили надежды на молниеносную победу немцев, как, впрочем, и опасения. Больше всего эйфорию испытывали Муссолини и его зять. Чиано записал в дневнике, что уже в первую ночь войны уничтожено, как сообщают, 1700 русских самолетов. Генерал Уго Кавальеро, новый начальник генштаба итальянских вооруженных сил, заверил диктатора, что плохо подготовленные и плохо экипированные советские солдаты скоро прекратят сражаться. Поверенный в делах посольства Германии в Риме высказал министру Чиано сходную точку зрения. Немецкое военное командование, сообщал он, прогнозирует, что вскоре в руках немцев окажутся 5 млн русских пленных. Хотя Гитлер не просил Италию о помощи, Муссолини настаивал на отправке своих войск на фронт. «Когда война принимает такой характер, – писал ему дуче, – Италия не может оставаться в стороне». Он предрекал, что кульминацией кампании станет «ослепительная победа… пролог к полной победе над всем англосаксонским миром»[441].
Из публикаций католической прессы верующим Италии сразу стало понятно, что и церковь преисполнена энтузиазма по поводу последних событий. L'Avvenire d'Italia поместила на первой полосе специальную редакционную статью рядом с новостями о том, что Италия объявила войну СССР. Руководитель издания предсказывал: «Над кремлевскими куполами вновь воссияет Крест». Главный редактор католической газеты, выходившей в Риме, через несколько дней добавил собственные благословения, обращенные к первым итальянским частям, отправлявшимся на советский фронт. Он писал, что они идут на битву «против убийц католической Испании, против "безбожников", неисправимых врагов христианской цивилизации… В эти дни мы обращаемся к Господу с еще более горячими молитвами о том, чтобы гитлеровская коалиция справилась с этой исторической задачей, возложенной на нее самим Богом»[442].
Объявление войны Советскому Союзу породило и новую волну поддержки военных усилий Италии со стороны итальянской церковной верхушки, чему немало способствовал Ватикан[443]. Кардинал Адеодато Пьяцца, патриарх Венеции, обратился в соборе Святого Марка с зажигательным патриотическим воззванием к войскам, отбывающим на русский фронт, и пожелал, чтобы они в скором времени вернулись в собор и «смогли пропеть Te Deum[444], восславляя свою победу». Архиепископ Катании, области на другом конце Италии, выступил в таком же духе. Сообщения о поведении духовенства, ежемесячно направлявшиеся в Рим префектами всех провинций, тоже рисовали отрадную для дуче картину. «Духовенство и католики в целом, – отмечал префект Салерно, – с энтузиазмом встретили известие о действиях Германии против России» и описывают их как «священную войну… крестовый поход против безбожников… Все эти проявления национального характера со стороны высшего духовенства Италии вытекают из позиции понтифика, который недавно лично выразил весьма красноречиво свое сочувствие и веру в Италию и миссию Рима»[445].
Сравнение дела, за которое сражалась гитлеровская коалиция, с христианским крестовым походом становилось обыкновением не только католической, но и фашистской прессы. В июле газета, выходившая под крылом Муссолини, опубликовала пастырское послание архиепископа Гориции, области на северо-востоке Италии. Все добропорядочные католики, заявил он, должны быть готовы отдать последнюю каплю крови ради победы христианства над темнейшим варварством «как в те времена, когда почтенные иерархи Церкви салютовали войску добровольцев, благословляя его перед походом на Восток освобождать Гроб Господень»[446].
Итальянского диктатора, несомненно, радовала поддержка духовенства, но он хотел от Ватикана большего. Через неделю после начала русской кампании министр Чиано направил письмо своему послу в Ватикане: «Нет никаких сомнений, что для выполнения задач пропаганды среди американских католических кругов и в особенности среди изоляционистски настроенных [американских] ирландцев ничто не может быть более действенным, чем ясное и недвусмысленное осуждение большевизма Святым престолом». Муссолини больше всего страшила перспектива вступления Соединенных Штатов в войну. Поэтому он считал невероятно ценными любые усилия папы, которые могли предотвратить или хотя бы отсрочить такое развитие событий[447].
К середине лета посол Аттолико и его поверенный в делах, многоопытный дипломат Франческо Бабушио Риццо, тоже принадлежавший к числу католиков-консерваторов, стали регулярно встречаться с кардиналом Мальоне и его заместителями и убеждать их в необходимости выступления Пия XII с жестким осуждением коммунизма. Но папа не горел желанием предпринять действие, в котором в тот момент многие увидели бы публичное оказание поддержки странам гитлеровской коалиции. Да, итальянская церковь (пусть и возглавляемая папой) решила поддержать гитлеровскую коалицию, но личное выступление папы – совсем другое дело. Кардинал Мальоне заверил Бабушио, что никто не сомневается в антикоммунистических настроениях Ватикана и лишний раз повторять это нет необходимости. Он привел и еще один довод, к которому Ватикан прибегал уже не раз: если итальянское правительство действительно хочет, чтобы папа открыто высказался против Советов и осудил их за преследование религии в СССР, то оно должно учитывать, что при этом вряд ли удастся избежать упоминания того, как дурно обходятся с католической церковью нацисты. Судя по отчетам, поступающим в Ватикан, заметил кардинал, слегка преувеличивая, немецкие войска, захватив новую территорию, первым делом выкидывают на улицу монахинь, монахов и священников[448].
Многие всерьез полагали, что советская армия вскоре развалится под натиском противника и войне придет конец. Немцы стремительно наступали по всему огромному фронту, протянувшемуся от Балтийского моря на севере, где они оккупировали Эстонию, Латвию и Литву, через Минск до Одессы на черноморском побережье. Между тем у Британии, страдавшей от непрекращающихся бомбардировок и растущей изоляции,