Янтарный меч - Ольга Ромадина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут дед Торопий замолчал и смерил ее внимательным взглядом, дальше он продолжил тихо и вкрадчиво, у Ярины даже мурашки по спине побежали от непонятного предчувствия.
– Ежели ты кружным путем решила в Ольховник добираться, подорожная надобна. А за ней к колдуну на поклон идти, только в деревне лучше не появляться, потому как с этой сволочи станется тебя шпиенией посчитать. А вот если письмецо сестре твоей отправить, тогда дело другое.
– Не могу я, – выдавила Ярина. – Это важно. Человеку не доверишь.
– Дык, найдем того, кто послание снесет до города, что-нибудь придумаем, а ты пока тут похозяйничай. Оправься, вон тебя как резанули. Живо на лавку. – Домовой продолжил бегать из угла в угол, то подтаскивая бадью с водой, то доставая из резного ларя корпию, а Ярина все боролась с болью и усталостью, вытирая окровавленную ладонь об и так уже изгвазданную рубаху.
– Просьба у меня к тебе будет, опять же. – Торопий присел рядом, алые глазки домового внимательно изучали ее. – А коли важно так, придумаем что-нибудь, – добавил он, видя, что она хочет возразить. – Доставим весточку, а ты пока отдохнешь. Останься, детонька, помоги старику.
Как тут было не согласиться?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Сразу разговора не получилось: все серьезные беседы домовой пресек на корню. Рана была неглубокой – удар на себя принял кожух, но кровила сильно, хорошо хоть шов не требовался. У Ярины голова шла кругом от бурных попыток дедушки залечить ее едва ли не до смерти, но она не противилась. Сил не было. К восторгу домового, крепко-накрепко запертая и заговоренная дверь спаленки, куда ему в отсутствие хозяйки не было хода, открылась. Как и дверь в подпол, которая и вовсе была раньше не видна.
– Это ж надо, почитай, десять зим тут живу, никто эту дурную дверь найти не мог. Даже топор полы не брал. Хозяйка билась, билась, столько чар перепробовала, все без толку, даже топором разок хватила, – бормотал он, подбрасывая поленья в печь.
Ярина наспех затянула жгут и поплелась проверять травы, чтобы остановить кровь и смазать ушибы. Запасы у предыдущей хозяйки избы оказались престранными. С большей частью сборов, лежавших в сенях, можно было попрощаться: что пожухло, что размякло, что изначально было неправильно приготовлено. Но Ярине хватило и малого: сушеный спорыш и ивовая кора помогут, а с остальным можно разобраться позже. Сейчас ей Ярине не было дела до запасов молочая, переступня или болиголова. Лежали год, подождут еще немного.
Домовой как раз выбирался из подпола, когда Ярина закончила разбирать травы. Обычно ухоженная борода топорщилась, рубаха и штаны были покрыты паутиной, а взгляд суетливо бегал из стороны в сторону.
– Что там, дедушка? – вяло спросила Ярина.
– Ничего, девонька. – Домовой брезгливо стряхнул пыль и побежал за печку, чиститься. – Потом разберемся.
В другое время Ярина непременно сунула бы нос в подпол, но пришлось сосредоточиться на приготовлении снадобий.
– А готовых у твоей хозяйки не осталось? – Ивовая кора совсем рассохлась. Можно было бы сходить к реке, нащипать свежей, да откуда сил на это взять?
– Поглядим!
Торопий, уже чистый, как из бани, затопал в горницу, долго гремел там чем-то и наконец, пыхтя от натуги, выволок целый поднос с пузатыми пузырьками. Настойки и зелья поражали: искристо-золотые, туманно-серые, мутновато-бордовые, некоторые и вовсе поблескивали в солнечных лучах, но вот беда, никаких надписей. Ярина отколупала пробку с самого безобидного на вид – в нежно-сиреневой воде со дна поднимались пузырьки. В нос тут же ударил запах гнилого болота, тошнота подкатила к горлу.
– Не пойдет это, дедушка. – Ярина со вздохом вернула зелье на место.
Что бы ни скрывали в себе снадобья, от них разило колдовством, аж зубы сводило.
– Не разбираешься? – расстроился домовой.
– Знаю, что сила в них, а определить не могу.
Сестрица бы справилась: силы Нежке было не занимать, куда там матушке, промышлявшей наговорами и знахарством. Даже отец гордился. А ведь он обычно колдунов недолюбливал, предпочитал добрую сталь.
Как же: настоящая чародейка в семье! Пусть и неученая. Самой Ярине достались какие-то крупицы дара. Сказать стыдно.
***
Два дня она провела на печи, укрытая всеми найденными в доме одеялами. Но все равно зуб на зуб не попадал – озноб ломал кости, ввинчивался в виски. Мазь из спорыша помогла – синяки сходили, а вот порошок ивовой коры действовал плохо. Открывала глаза Ярина только для того, чтобы в полудреме выползти на двор или съесть похлебку, приготовленную домовым.
– Ничего, – басил дедок. Он частенько забирался на печь и прикладывал к ране тряпицу, смоченную в крапивном настое. Где найти его умудрился? – Ты девка молодая, здоровая. Выкарабкаешься. Это ж разве рана? Так, царапина. Вот жил я как-то у вояки одного в хоромах…
Под это бормотание Ярина забывалась тяжелым сном и просыпалась, чтобы выпростать руку из-под душного вороха одеял и нашарить кружку с ягодным взваром, унимающим жажду.
Очередной переполох случился на третью ночь: низкий протяжный вой сплетался с истошными воплями, рождая такую мешанину звуков, что Ярину подбросило на печи.
– Дедушка?
Вой перерос в визг, словно одновременно сотню поросят резали. Она неуклюже сползла с печки и лишь теперь поняла, что комнату освещают не свечи или волшебный светильник: из окон, раздирая ночную темень, льется ледяное белое сияние.
– Куды ты встала, егоза? Полезай обратно. Без тебя разобрались. – Домовой обнаружился у оконца. Ни режущий глаза свет, ни звуки, от которых дребезжали миски на полках, его не волновали. Задумчиво жуя пирожок, он наблюдал за чем-то, но Ярину к окну не подпустил. – Ложись, говорю!
– Что случилось? – Под грудой одеял стало жарко, пришлось отпихивать их ногами. Жар ушел, одна слабость осталась, завтра можно будет встать. Ярина не привыкла болеть. После побега Нежки работы по дому и огороду прибавилось, а матушкины снадобья быстро ставили на ноги.
– Ничего. Завтра расскажу. Спи.
Домовой забегал от окна к окну, постукивая коготками по стеклам, те в ответ меркли, пропуская внутрь серебристые лунные отблески. Но свет Ярину не тревожил, отвернувшись к стенке, она провалилась в сон-воспоминание.
***
Ярина отложила щетку, отбросила выбившуюся из-под платка косу за спину, и поежилась. Было зябко. Зима выдалась метелистой, никак не желала уступать весне свой черед. То приспустит мороз, позволит вздохнуть свободно, то заново ударит. Прижаться бы к печке, но полы нужно было доскрести, а потом сесть за оставленное матерью задание
