Таежная богиня - Николай Гарин

С рассветом, до которого он так больше и не заснул, все стало ясно. Нагроможденные над трещиной камни, которые Никита принял за крышу, с оттепелью внезапно рухнули, и рухнули именно на то место, где спал Никита. Оленью шубу так и не удалось вытащить, и чтобы достать сумку, Никите пришлось повозиться. Когда же он вылез из каменной щели, то вновь поразился — снега как не бывало, он остался лишь в низинах и разломах. Теплый ветер и дождь играючи слизали его со склонов за ночь. И вновь Никита вспомнил, что подобное уже было на подходе к Отортену.

Небо было голубым и нежным. Голодный, злой и невыспавшийся Никита решительно направился обратно, но, пройдя шагов двадцать, неожиданно натолкнулся на свежий след. Это был тот самый широкий след от полозьев девичьей нарты. Странным было то, что нарта проехала уже по траве, а не по вчерашнему снегу. Где же она была ночью? Пережидала поблизости, стало быть, уже утром? Но ведь она могла еще вчера умчаться ох как далеко! Он озадаченно смотрел на прошлогоднюю траву, примятую нартой, на глянец на глиняных участках, на отпечатки оленьих копыт, олений “горох”...

Никита задумался. С одной стороны, еще пару дней — и он протянет ноги, а с другой — раз уж столько прошел... Не может же это продолжаться до бесконечности. Тем более что девица тоже где-то пережидала непогоду или была в гостях у какого-нибудь охотника вроде Амельки. Ну ладно, вернется он в поселок... Если еще вернется! Сейчас реки и ручьи как бешеные... Если он не найдет людей, придется топать до самой реки Сосьвы. А до нее и с обильной едой не дойдешь. Построить плот? Так, опять же, ни топора, ни пилы.

И снова след закружил Никиту. Солнце было у него то слева, то сзади, то справа. Он потерял ориентацию. След крутил его, пока не вывел на обширное плато, которое завершалось скальной грядой с почти отвесными стенами. След от нарты вел прямо к этой гряде, словно в ней были ворота. Никита прошел к самым скалам, но ни ворот, ни прохода не обнаружил. След терялся у самой гряды. Чертыхаясь, проклиная все на свете и совершенно обессиленный, Никита повалился на сырую землю. Перелезть скалу? Ну, во-первых, уже не было никаких сил, а во-вторых, упряжка перелетела, что ли, через эти чертовы скалы?! Чтобы сориентироваться по времени, Никита повернул голову в сторону солнца да так и замер в изумлении. Южная сторона гряды метров через двести выступала из общей стены и по виду напоминала голову гигантской рыбы с разинутой пастью. Будто неведомая сила выбросила на плато чудовищную рыбину, которая, задыхаясь, разинула пасть да так и окаменела.

Никита оглянулся. Лес был далеко внизу и уходил к горизонту волнами. На небе не было ни облачка. Океан леса, бесконечное небо и “рыбина” на пустынном каменистом плато являли собой фантастическое сочетание. Никита представил, как можно было бы это изобразить на холсте в стиле “фэнтези”. Если ввести светло-серый с фиолетовым и оранжевый с голубым... Добавить “рыбине” огромные красные глаза, и картина закончена. “А вдруг там проход на другую сторону и девушка?!..” — подумал Никита и легко поднялся.

Однако, войдя в “рыбью пасть” — обширную скальную нишу, он выругался. В нише не было ни прохода или щели, ни пещеры. В отчаянии Никита схватил камень и бросил в глубину ниши. Камень не долетел. Он ударился о землю, выбив целый веер мелких камней, некоторые достигли стены ниши. Никиту удивил звук удара. “Или мне послышалось?”.

Он медленно подошел к внутренней стене грота и стал ее ощупывать, ничего подозрительного не заметил. Тогда он снова вернулся на то самое место, откуда бросил камень, и вновь запустил булыжник. И опять один из мелких камней вызвал какой-то деревянный звук. Никита еще и еще раз запускал камни, но уже с ближнего расстояния, пока не определил, откуда идет этот звук.

Он нащупал искусно замаскированный небольшой, примерно в квадратный метр, щит из тесаных досок. Толкнул. Тот не поддался. Толкнул сильнее. Опять никаких результатов. Никита поискал глазами камень, которым можно было разбить дерево, но увы, самый крупный был не более средней картофелины. Тогда он развернулся и стал долбить доски ногой, пока силы его не покинули. Затем лег на спину и стал толкать щит ногами, а руками упираться в скальные выступы. Доски немного ослабли. Собравшись с последними силами, разбежался и, сгруппировавшись, ударился в щит...

Ему показалось, что никакого щита вовсе и не было, а была легкая завеса из тончайшего материала. Секунды три Никита летел. Его внутренности будто бы оторвались, перемешались и застряли в горле... Он падал в какую-то пропасть, бездну! Однако приземление оказалось не столь трагичным, как можно было ожидать. Никита со всего маху врезался в рыхлый, сильно подтаявший снег и ударился по касательной, как прыгун с трамплина. Тем не менее удар был достаточно силен, чтобы Никита потерял сознание. Он уже не чувствовал, как его тело, переворачиваясь, стремительно неслось вниз, окруженное фонтаном снежных брызг. Лишь перед невысокими, торчащими из-под снега скальными выступами, похожими на рыбьи плавники, на языке альпинистов — “жандармы”, тело Никиты остановилось и замерло в вывернутой, переломанной позе.

Калтась-эква

...Волнистая рябь яростно сияла, отражая лучи заходящего солнца. От этого казалось, что часть озера — жидкое золото, а если посмотреть чуть в сторону — свинец.

Никита сидел на высоком берегу и радостно щурился. Он не замечал, что в руках у него удочка, что поплавок давно скрылся под водой, что день стремительно заканчивается. Он давно не испытывал такой беззаботности и покоя. От яркого света глаза его устали и начали слезиться. Блики поплыли радужными кругами, задрожали, потянулись вверх — и вот уже это не отраженные лучи оранжевого солнца, а живой огонь. Огонь огромного костра, языки которого, как и блики на воде, трепетали и рвались, убегая вверх и в стороны. Огонь не был жарким. Никита его не чувствовал, хотя и находился совсем рядом. Справа и слева от костра высились серые скалы, покрытые выпуклыми островками мхов и разводами желтых лишайников. За костром, раскрыв каменную пасть, чернела пещера.

Между костром и пещерой появился силуэт. Языки пламени присмирели, стали короче. Послышался сдержанный человеческий гомон. Никита заметил, что у подножия скал в покорных позах склонились люди. Они были в меховых одеждах, с бронзовыми лицами. Многие из них стояли на коленях и тянули руки в сторону силуэта. Силуэт постепенно обретал конкретные очертания. Стало видно, что по ту сторону огня сидела женщина. Сидела ровно, величественно, грациозно. Голова была высоко поднята, руки покоились на коленях. Черные, отливающие синевой волосы на уровне лба были перехвачены обручем с огромным зеленым камнем посередине. Еще мгновение — и появилось лицо. Его светлый треугольник с высокими скулами и закрытыми глазами поражал утонченностью. Полные, капризно выгнутые губы подчеркивали властный характер. Два веера опущенных ресниц говорили о величине и разрезе глаз. Длинную шею охватывало множество бус, браслетов, обручей со странными символами и знаками, грубовато выполненными в золоте. Золото было и на запястьях, и на предплечьях. Плечи были прикрыты коротенькой накидкой из горностаевых шкурок. Женщина была не просто красива, она была божественно красива!

Красота эта была настолько совершенна, настолько ослепительна и фантастична, что поверить в нее можно, если к ней прикоснуться. Но между ними был огонь, а кроме того, он боялся ее, боялся прикоснуться, разочароваться, отвести глаза, думать о ней как о живом человеке, обыкновенной женщине.

Но было еще одно, — страшно даже подумать, но он когда-то видел все это, или ему снилось. Длинные пушистые ресницы женщины дрогнули и начали подниматься...

“Вспомнил!” — вздрогнул Никиты. Он смотрел и не мог оторваться от глаз женщины. Едва они приоткрылись, как из них вырвался сноп зеленого света. Этот свет был настолько сильным, что затмил огонь, осветил скалы, залил все вокруг своим сказочным мерцанием. Свет ударил Никиту в грудь, толкнул, но тут же подхватил, обнял и растворил в себе. “Это она! Это она! Это она!” — твердил про себя Гердов.

— Пася олен, Никита! — нет, не услышал Никита, почувствовал. Он не заметил, чтобы ее губы шевельнулись.

— Пася олен! — ответил Никита и немало удивился, что и он произнес приветствие не вслух, а про себя, но был уверен, что она услышала.

— Вот ты и пришел ко мне, — свет из ее глаз продолжал струиться, он буквально заливал все вокруг. Теперь люди в меховых одеждах лежали на земле лицом вниз и что-то глухо выкрикивали.

— Но я... Я не хотел, так получилось! Где я?

— Ты у меня дома.

— Зачем?!..

— Ты же хотел тайны. Хотел познать ее. Познать себя. Познать искусство. Найти гармонию. Наконец, познать мир, в котором живешь.

Никита замолчал. Он вдруг вспомнил веранду, свое полубезумное состояние, когда взялся за кисть. Вспомнил, что, едва увидев ее в тетради отца, он больше не мог думать ни о ком. Даже красавица Лерка перестала для него существовать как женщина, и все, которые когда-либо были.