Таежная богиня - Николай Гарин

Никита замолчал. Он вдруг вспомнил веранду, свое полубезумное состояние, когда взялся за кисть. Вспомнил, что, едва увидев ее в тетради отца, он больше не мог думать ни о ком. Даже красавица Лерка перестала для него существовать как женщина, и все, которые когда-либо были.

Да, это была она! Калтась-эква — Богиня-мать. Земная мать, как гласила мифология манси.

— Завтра у тебя будет радость, — сообщила Она. — А потом горе и печаль.

— Какая радость? Какое еще горе?! — заметалось в голове у Никиты.

— Я буду всегда рядом, ты это почувствуешь.

Никита, несколько успокоившись, готов был засыпать Калтась-экву вопросами. Но едва он решился задать первый вопрос, кто-то положил ему на плечо руку. Никита вздрогнул и обернулся. Позади него стоял низенький мужичок-вогул.

— Что такое?! — не без возмущения произнес Никита и тут же снова повернулся к богине. Однако Калтась-эквы уже не было. Пропало свечение. Куда-то подевались и люди. Вновь вырос и заплясал среди скал огонь.

У Никиты перехватило дыхание. “Что же это было, сон или явь?! — он вцепился зубами в предплечье и почувствовал боль. — Значит...”

— Айда, парень, пошли, — прозвучало сзади, и на плечо Никиты легла рука.

— А где она? — начал было Никита, но, увидев бесстрастные глаза мужичка, лишь замычал, точно от боли, и пошел за кривоногим вогулом, понимая, что он в чьей-то власти. Скорее всего, самой Калтась-эквы.

Никита пришел в себя далеко не сразу. Очнулся от холода. Его крупно трясло. Одежда была насквозь мокрой. “Где я? Что со мной?” — ударило в голову. Он попытался оторваться от холодного снега. Но едва сделал первое движение, как огнем вспыхнули колени, локти, плечи, подбородок. В ту же секунду память вернула Никиту в то мгновение, когда кто-то невидимый толкнул его и он, не встретив препятствия, пробкой вылетел на другую сторону скальной стены, где сейчас и находился.

Морщась от боли и холода, Никита огляделся. Было темно. Справа и слева убегали вверх каменные стены. Все, что ниже, было покрыто кромешной тьмой. Никита поднялся и, превозмогая боль, сделал шаг. Подождал, когда боль уляжется, сделал второй шаг, третий. Надо было уходить с этого холодного снега. Осторожно передвигая одеревеневшие ноги, Никита стал спускаться в жуткую тьму. Ноги быстро устали. Дрожь постепенно прошла, тело горело огнем.

“Если это ущелье, то внизу обязательно должны быть кусты или деревья! — рассуждал сам с собой Никита. — Разожгу костер, — он торопливо нащупал в нагрудном кармане спички, надежно завернутые в промасленную бумагу, перехваченную резинкой, — и тогда осмотрюсь”.

Ему казалось, что прошла целая вечность. Тело продолжало гореть, ноги едва держали его на крутом скользком склоне, голова раскалывалась от пугающих мыслей. Неожиданно Никита услышал под собой журчание. Ручей! Куда-то же он течет!

Неожиданно впереди появился слабенький желтый свет. Никита пошел на него. Легкое журчание под снежной толщей превратилось в грозный рокот с перестуком камней, которые ручей ворочал.

В самый последний момент Никита почувствовал опасность, но не успел среагировать — кромка, которой заканчивался карниз снежника, внезапно ушла из-под ног, и он снова полетел вниз. Его вопль разорвал темноту и улетел куда-то многократным эхо. Никиту пронзила боль и безжалостно рванула его тело во все стороны. Через какое-то время Никита перевел дыхание. Запершило в горле, а глаза защипало от слез.

Он упал на россыпь камней, ободрал левый бок, разбил локоть и плечо. Рядом уютно звенел ручей, который вырвался наконец из-под снега и сменил тональность. Когда боль утихла, Никита поднялся и, продолжая спуск, чувствовал тепло, которое волнами накатывало на него снизу. Вместе с теплом он ощутил острый и чуть пьянящий запах молодой травы! Вскоре камни закончилась и под ногами запружинило. Никита остановился. Наклонившись, он нащупал упругий травяной ковер, который показался ему нежнейшим бархатом. Ноги подогнулись, тело сложилось, и он опустился на колени. Продолжая гладить траву, Никита прилег на бок и почувствовал под собой самую мягкую на свете перину. В его голове еще мелькали, наскакивая одна на другую, мысли, но сон подхватил тело и сначала закрутил, как в водовороте, а потом плавно и сладко закачал на своих волнах.

Отец

Проснулся Никита на топчане. На огне кипел чайник, а в котле утробно булькало. Никита не сразу обратил внимание на то, что он, как тогда у Амельки, обильно смазан жиром. Отражение огня бегало по телу, отчего казалось, что он бронзовый, как памятник.

Никита приподнялся, но тупая боль снова уложила его на лопатки и прижала к топчану. Никита стал вспоминать все, что с ним произошло с того момента, как он покинул Амелькину избушку. Вспомнил, и как кто-то невидимый, он мог в этом поклясться, толкнул его под зад и Никита полетел черт знает куда. А потом, Никита аж вздрогнул, перед ним возникло такое знакомое и совершенно чужое прекрасное, царственное лицо Калтась-эквы. Но правда ли это, не приснилось ли? Он вспомнил, как кусал себе предплечье. Подняв руку, увидел следы от зубов. Неужели он действительно видел ее?! Фантастика!

Скрипнула дверь, и в черную избу вошел старичок, очень похожий на Амельку, только меньше ростом. Старичок с некоторым почтением положил рядом с Никитой одежду, отошел в сторону и тихо произнес:

— Одевайся, парень, и айда, пошли.

— Куда?! Что со мной произошло?! — набросился Никита на него с вопросами. Однако тот словно не слышал, стоял себе, глядя на огонь. Никите ничего не оставалось, как, превозмогая боль, медленно подняться с лежанки и начать натягивать одежду.

— Скажи, где я? — уже спокойнее спросил он старичка.

— Торопись, однако, — был ответ, — там все узнаешь.

— Интересно, кто же это меня ждет? — под нос себе проворчал Никита и шагнул к двери.

То, что он увидел, выйдя наружу, изумило Никиту до такой степени, что он застыл как вкопанный и долгое время не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.

— Айда, парень, — вернул его к действительности старичок.

— Да погоди ты! — не глядя на него, ответил Никита, продолжая зачарованно смотреть вокруг. Перед ним раскинулось широкое ущелье с причудливыми деревьями и каменными слоеными стенами. Различные по толщине, цвету, фактуре и текстуре слои различных горных пород были слегка волнистыми и походили на срез гигантского торта “Прага”. Этот “торт” был разрезан на две части, между которыми, витиевато изгибаясь и прыгая на коротких перекатах из одного водоема в другой, бежала серебристая речушка. Кусты и деревья были рассажены с изыском и композиционной мерой, точно здесь серьезно поработал искусный садовник. Такой художественной завершенности в природе Никите еще не приходилось видеть. Все вокруг было пронизано гармонией и покоем. Аромат просыпающегося лета, цветовая и световая игра скальных слоев, изумруд молоденькой травы, умбра с платиновым отливом вековых кедров, пикообразных, мохнатых елей и пихт, вздутостей кочек, сплошь забрызганных “кровью” прошлогодних ягод брусники и клюквы, — все, куда бы Никита ни посмотрел, вызывало у него устойчивое чувство нереальности виденного. Дополнением этой нереальности были огромные рыбины, которые лениво пошевеливали плавниками в каждой протоке, даже в каждой луже. Рыбины не шарахались, когда Никита склонялся над ними, а лупоглазо разглядывали его, точно впервые видели человека.

Когда прошли по едва заметной тропинке с километр, ущелье раздвинулось, превращаясь в долину. Теперь Никите казалось, что каменные стены походят не на торт, а на разрез гигантского агата с огромной волнистой нишей, тянущейся вдоль всего подножия. Темная ниша манила своей жутью и загадочностью. Вольно петляющая речушка то забегала туда, то выбегала, словно чего-то пугаясь.

— Слышь! — обратился Никита к старичку. — Тут что, кроме нас с тобой, людей больше нет?

— Почему нет, — не оборачиваясь и не сбавляя шага, после паузы проговорил тот.

— Тогда где они и почему не ловят рыбу? Здесь же ее...

— Зачем ловить, когда не надо.

— А зверь здесь есть? — Никита был рад, что старичок разговорился.

— Почему нет? И зверь есть, как не быть.

— А почему его не бьют?

— Зачем зря бить? Зверя бьют, когда он сам этого хочет, — спокойно отвечал старик.

— То есть как это он хочет? — изумился Никита. — Шутишь?!

— Зачем шутишь. Старый или больной зверь сам на охотника выходит и подставляет себя для выстрела или в капкан попадает.

— Во как! Это для меня новость!

Между тем тропинка резко повернула влево и, запрыгнув на едва заметный выступ в скале, побежала вверх и вдоль склона. Начался подъем. И тут Никита заметил веревку. Шелковая, затертая чуть не до черноты, она тянулась вдоль тропы и крепилась на альпинистских крюках. Это были перила, которые обычно устраивают в горах альпинисты. “Странно!” — отметил про себя Никита.