Таежная богиня - Николай Гарин

Никита был поражен разительной переменой Нюры. Недавно скромная, стеснительная и немногословная, она превратилась чуть ли не в учительницу старших классов.

Оставшуюся дорогу шли молча. Дорога была сложной. Часто приходилось переходить бурную и холодную реку то в одну, то в другую сторону, взбираться на сыпучий берег, перелезать через валуны, продираться сквозь кусты.

Перед Никитой все шире открывалась удивительная долина. Она была растянута на несколько десятков километров, окружена станами гор и походила на вытянутое корыто. В центре долины была плотно сбитая группа сопок. Огибающая их речушка подчеркивала особое положение этой возвышенности. Она была как главное блюдо на столе или жемчужина в огромной раковине.

Долина же была великолепной. Даже издали Никита чувствовал ледяной холод реки, бархатистость нежной зелени, прикасался к умбре болотин, золоту наскальных лишайников, щурился от белоснежности вершин. Все так и просилось на холст, на камеру, на бумагу, в вечность!

Дойдя наконец до кедра, Никита повалился в сухую прошлогоднюю траву и принялся с наслаждением рассматривать долину. А Нюра, сбросив с себя небольшую пайву и порывшись в ней, направилась к маленькому амбарчику-ура, стоящему шагах в пятидесяти от кедра. Приставив к нему бревно с зарубками, она поднялась по нему, отрыла дверку и что-то положила внутрь, после чего быстро вернулась к кедру. Затем стала разжигать костер. Девушка привычно собрала шалашик из сухих веток и вскоре, звонко смеясь, как подросток, куталась в белом облаке, словно это был не дым, а многослойное покрывало.

Никита и восхищался своей миловидной и шаловливой сестрой, и, вспомнив недавний разговор, удивлялся ее взрослости.

— Ну, что молчишь? — осторожно спросил Никита, после того как они напились чаю с сухарями.

— Жду, когда ты будешь готов, — с прежней лукавинкой в глазах ответила Нюра. Она действительно что-то выжидала.

— Я готов, — с недоумением произнес Никита и уставился на девушку непонимающим взглядом.

— Не-ет, ты не готов, — продолжала улыбаться Нюра, — вернее, ты готов возражать, спорить, сомневаться и вообще вести себя умно, то есть так, как ведут себя старшие по отношению к младшим.

— С чего ты взяла? — Никита немного смутился, девушка попала точно в цель. — Хорошо, я буду молчать и слушать.

— Да нет, молчать не надо, просто постарайся меня услышать и понять или хотя бы подумать над тем, что я скажу.

— Договорились.

— Ну, тогда я начну с той первой папиной смерти... Хотя тогда он еще не был моим папой, — Нюра чуть ниже опустила голову.

Никиту в который раз слегка передернуло оттого, что кто-то еще вдруг стал претендовать на его отца.

— Так вот, когда случилась беда, мою маму, так как других женщин не было в геологоразведочной партии, попросили обмыть покойного и приготовить его к перевозке в Березово на самолете. Мама вместе со своим прежним мужем и его братом часто привозили геологам мясо и рыбу. Поэтому трагедия с папой произошла на их глазах. Врач партии почти тут же признал, что папа умер. А моя мама, когда обмывали тело, почувствовала, что он еще жив. Просто остановилось сердце. А так как поломка самолета откладывала полет на несколько дней, то она и предложила отвезти тело по реке. Тем более что погода стояла еще теплая, и надо было торопиться... ну, ты понимаешь.

Никита кивнул.

— У мамы с самого детства были способности к знахарству. Она легко и быстро снимала боль, заговаривала кровь, вправляла суставы... Это ей по наследству от бабки, моей прабабки, передалось. А прадед — тот вообще в свое время слыл одним из самых сильных шаманов верховьев Сосьвы. Так вот, когда они добрались до первого пауля, то есть поселка, это было уже под утро, мама попробовала камлать, и у нее получилось. Она смогла запустить сердце папы и разогнать по сосудам кровь. Сердце-то ожило, а душа в тело не возвращалась. Тогда они пересели на оленей, привязали папу к нарте и через три дня были здесь. А здесь Аясь-ойка — дух-покровитель всех вогулов — совершил очередное чудо, отыскал в Нижнем мире душу отца и вернул ее на место.

— А зрение вернуть не пытался? — в вопросе Никиты заметно прозвучала ирония. Нюра это почувствовала. Она порывисто встала, доложила в костерок дров и, отвернувшись от Никиты, села от него подальше.

— Да ладно, не дуйся. На словах все так легко...

— Ты злишься, потому что ревнуешь, — Нюра не поворачивалась. — Когда ему было как тебе сейчас, он уже был слепой и творил. За это его все любили.

— Но почему он ни словом, ни весточкой...

— Подожди, я же не закончила, — Нюра все же повернулась к Никите. — Помимо глаз у отца были сломаны ребра, перебиты руки, особенно кисти, выбиты зубы... Была тяжелая контузия, — в глазах у девушки появились слезы, она быстро их смахнула и продолжила: — Больше года мама ни на шаг не отходила. Потом он начал вставать. Ему сделали веревочные перила, и он ходил в туалет, за дровами, за водой. Память к нему вернулась, когда он начал лепить из глины различные фигурки. Но главное — его приняла сама Калтась, — Нюра исподлобья взглянула на Никиту, ожидая иронической ухмылки. Однако Никита сидел в глубоком раздумье. Время давно перевалило за полдень. Солнце краешком коснулось далекой вершины и замерло, точно ожидая команды, когда ему скрыться.

Нюра вдруг порывисто встала и, не глядя на Никиту, тихо проговорила:

— Смотри!

Никита повернул голову в сторону сопок и замер в крайнем изумлении. Мягкие вечерние лучи и длинные тени придали хаотичной груде сопок неожиданные и весьма странные очертания: их общий силуэт стал походить на лежащую на боку женщину. Никита был поражен настолько, что боялся даже моргнуть. Он понимал, что это всего лишь игра солнца и ландшафта. Тем не менее перед ним была фантастическая картина. Неточности, гипертрофированность, непропорциональность, чрезмерная фактурность и многое другое нисколько не умаляли силу образа.

Солнце через несколько секунд ушло за вершину, в долине наступили сумерки, и то, что казалось фантастическим женским образом, превратилось в случайные и неинтересные возвышенности.

— Что это было? — перевел дыхание Никита.

— Это еще не все, — ответила Нюра. — С других сторон эти сопки выглядят совсем по-другому. Я там, правда, не была, сюда местным женщинам вообще нельзя, а мне как полукровке можно только вон туда, до того берега речки. Мама говорила, что вон с того места, — девушка махнула рукой, — эти сопки превращаются в “семилапого”, то есть в медведицу.

— Как в медведицу?

— А так. Но и это не все. Через каждые семь лет по другую сторону сопок, примерно вон там, — девушка показала в сторону скалистых отрогов, — появляется тонкий луч. Он падает прямо с неба. Это бывает ночью. В прошлом году он был, теперь появится только через шесть лет.

— Погоди, погоди, — встрепенулся Никита, — что за луч, опиши подробнее.

Нюра снова повернулась к сопкам.

— Папа назвал его почему-то космической иглой. От него не бывает света, он как бы внутри себя светится. Это свечение едва-едва заметно и похоже на тонкую нитку или струну. Те, кто его видел, говорят, что бывает очень страшно, от этого луча идет звук, похожий на свист рябчика, только еще тоньше, от него режет уши. Рассказывают, что он чуточку голубоватый, и его едва-едва видно, — продолжала Нюра. — Манси его сильно боятся.

— Почему? Чего они боятся?! — Никита присел перед Нюрой.

— Не знаю. Папа так и не понял его происхождение. Интересно, что в такое время рыбы в воде по ночам тоже светятся голубоватым светом, будто внутри них лампочки. Да, еще перед этим бывает туман. Этот туман заполняет всю долину. Из этого тумана слышится плеск волн, точно это вовсе и не туман, а большущее озеро. Кричат речные чайки-халеи. И звенят колокольчики, как это бывает на кладбищах в тундре. Старики рассказывают, что здесь раньше было Священное озеро — Нюра перешла на шепот, — Вит-Ялпынг — водное святилище. Сюда со всего Урала приходили и приезжали поклониться Духу воды, или водному царю — Вит-Хону. Совершались очень щедрые жертвоприношения. А на островах, в их пещерах, были богатейшие капища, тайники, хранилища всевозможных вогульских сокровищ. И вот однажды между небом и островами возник пучок света, точно молния, вытянутая в струну. Вода в озере засветилась и стала медленно уходить. Вогулы заволновались. Началась паника. Они думали, что чем-то прогневали Вит-Хона и он покидает их. К началу зимы воды не стало. Вместе с водой под землю ушли и сокровища.

Нюра замолчала. Огонь в костре почти прогорел. Стали сгущаться сумерки.

— Да у вас тут страна чудес, — нарушил молчание Никита.

— Чудес хватает, — спокойно ответила девушка и, бросив в костер небольшую охапку сухих веток, неожиданно добавила: — Я должна рассказать о папе.