Колонна и горизонты - Радоня Вешович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бойцы бригады давно не знали сна. Наши лица потемнели и напоминали мумии. С марша в атаку, из атаки, как только противник бывал разбит, — снова ускоренный марш! Я совсем потерял способность ориентироваться. От Щита к Иван-Седлу мы добрались к вечеру. Нашим войскам предстояла нелегкая задача — воспрепятствовать продвижению немцев от Сараево к Коницу и дальше в долину реки Неретва. Одна часть наших сил должна была действовать в направлении Мостара, другая — в направлении Горни-Вакуфа. В эти февральские дни 1943 года наша бригада напоминала меч, которым Верховный штаб разил врагов, нападавших на наши войска то с тыла — от Бугойно и Вакуфа, то с фронта — от Сараево и Мостара. Около полуночи мы оказались возле каких-то сараев и спрятались в них от мороза. Поспали около часу, а затем двинулись дальше.
Когда наступил день, я увидел, что мы находимся на прежних позициях.
— Ничего не понимаю. Или это Иван-Седло, или вчера вечером у меня был бред?
— Нет, ты не бредил, — ответил Драгутин Лутовац. — Вчера вечером приходил вестовой и вернул нас назад. Немцы подходят к нашим госпиталям.
На следующее утро на каменистом участке с редкими деревьями мы натолкнулись на оставленные носилки. Их было семь. Ручки носилок опирались о камни, а под одеялами в том положении, как их застала смерть, лежали умершие раненые. Их пепельные лица, изможденные от страданий, казались почти нереальными. Кто знает, от чего они умерли? От ран, тифа или мороза? Некоторым из них санитарки в знак последней нежности положили на глаза платочки. Другие спокойно, как живые, смотрели на нас из утренней мглы. Трудно сказать, скольких таких умерших раненых носили бойцы и крестьяне, полагая, что они просто спят! Сколько бойцов выбилось из сил под тяжестью таких нош! Вуйо Зогович, будто угадав мою мысль, сказал: «Лучше уж сразу погибнуть, чем вот так мучиться после тяжелого ранения…»
Мы вышли к железной дороге Сараево — Кониц. Перед нами была поставлена задача — разрушить станции на участке Брджан — Иван-Седло — Пазарич и любой ценой не допустить продвижения противника с севера, от Сараево. В противном случае затруднялась переброска наших дивизий и раненых на восток, в Герцеговину, Санджак, Черногорию и дальше, в Сербию. В ночь на 17 февраля 1-й и 2-й черногорские батальоны штурмом взяли Иван-Седло и Раштелицу, а затем пошли на Тарчин. Однако на этот раз им не повезло. В ночь на 20 февраля в Тарчин по железной дороге прибыл состав, из которого немедленно высадились крупные силы немцев — пехота, артиллерия и танки. И все это сразу же ринулось в бой. Слышались команды на немецком языке. Ракеты освещали местность. Было светло как днем. К рассвету наши батальоны отошли к селам Трзань и Вукович. Немцы неотступно преследовали наших, и, если бы мы не выставили на шоссе охранение, они застали бы нас спящими.
На многие дни разгорелись жестокие бои на Ивангоре. Пытаясь вновь овладеть Иван-Седлом, штаб нашей бригады в ночь на 22 февраля организовал атаку силами 3-го и 4-го батальонов. Чтобы легче было двигаться, кралевцы оставили в Реповацах все лишнее из снаряжения и ночью незаметно подошли к позициям немецкой артиллерии и складам снабжения около Иван-Седла. Немцы дремали на снегу у костров. Застигнутые врасплох и услышав выстрелы и разрывы ручных гранат, немцы, в том числе и артиллерийские расчеты, разбежались. Было слышно, как они торопливо заводили машины и что-то кричали. Однако потом, придя в себя, они пошли в обход. Подразделения, которые наступали на Мали-Иван, не подоспели вовремя, и кралевцы понесли большие потери. Среди других погиб и секретарь парторганизации рударской роты славный пулеметчик Никола Бубало, трепчанский шахтер, родом из Решетара, что у Бихача.
Немцы и усташи пытались пробиться любой ценой и у Мостара, чтобы соединиться с итальянцами и таким образом замкнуть кольцо вокруг наших главных сил. После первых стычек с нами они стали действовать осторожнее, отдавая предпочтение своей тяжелой артиллерии и авиации.
Раштелица проснулась от разрывов наших мин и пулеметных очередей. Кругом валялись десятки трупов усташей. Вскоре все станции на участке Брджан — Пазарич были выведены из строя. Однако предстояло выполнить главную задачу — остановить противника, двигавшегося от Сараево.
Нервное напряжение, мороз и голод измотали нас. Многих охватила апатия. На голой местности — голые деревья и наши ряды. Как беспомощные мишени, тушью рачертанные на бумаге, мы лежали целый день на снегу и ждали, с ужасом думая, что теперь противник отнял и небо у нас над головой. Пулеметчик Божо Орландич с предельной ясностью высказался о нашем положении:
— Держитесь, герои! Сегодня утром началась настоящая война!
Редкие деревья нисколько не скрывали нас ни от вражеской авиации, ни от орудий и пулеметов, установленных на соседних холмах. Над Велики-Иваном и Реповацами с утра до вечера беспрерывно появлялись волны вражеских эскадрилий, каждая из десяти самолетов. Они вытягивались в линию, взвивались ввысь и начинали пикировать. Вой сирен пробирал до мозга костей. Падали бомбы и, разрываясь, валили деревья и образовывали огромные воронки. Одна из них на куски разнесла Петра Прлю, металлурга из Мужевича, что вблизи Цетине. Петр считался у нас лучшим наводчиком станкового пулемета.
Сбросив запас тяжелых бомб, бомбардировщики, будто кичась своим превосходством, переходили к контейнерам и высыпали сотни мелких бомб, предназначенных для уничтожения пехоты. Летчики вели и пулеметный огонь, пропахивая пулями снег у самых наших ребер. Когда «визит» эскадрильи заканчивался, я завидовал Петру, что он мертв. Я завидовал даже червю, что он такой маленький. Мне хотелось, чтобы нашлась такая сила, которая бы магическим действием свалила бы самолеты один за другим на землю.
В перерыве между налетами вражеской авиации и артобстрелами Саво Машкович раскрыл последний номер «Борбы» и прочитал о поражении 6-й гитлеровской армии под Сталинградом. Мы внимательно слушали и пытались представить все это. Бойцы понимали, что это — великое событие. Каждый мысленно
