Птицелов - Юлия Остапенко

И он тоже не заслужил.

«Да, Марвин, ты прав, есть вещи, которых не сделал бы даже я, — подумал Лукас. — Но мне хочется верить, что ты сильнее меня. Я вижу, что ты сильнее. И это хорошо, поверь мне на слово, мальчик — вот теперь я чувствую, как это… было бы хорошо».

Клэнси тихонько запела рядом, и Лукас подумал: «Если бы мой враг посадил передо мной Ив и сказал: выбирай, твоя жизнь или её, и если бы она встала и пошла к окну, что сделал бы я?»

«Вы никогда так не поступали» , — сказал Марвин и был прав — поэтому у Лукаса не нашлось ответа на этот вопрос.

Глава 6. Таймена

Марвин подозревал, что встреча с королевой Ольвен будет неприятной, но и помыслить не мог, что настолько.

Во-первых, она была не одна, о чём его никто не предупредил. Мало того, что не одна, — в личных покоях её величества, куда его провели потайным ходом, шикая всякий раз, когда он ступал слишком шумно, оказался не кто-нибудь, а его высочество граф Алектио. Он валялся на диване, время от времени поднося к носу стиснутый кулак. Марвин готов был поклясться, что в кулаке у него зажат тряпичный шарик с золотушницей: слабый, но узнаваемый запах дурмана витал в спальне королевы и слегка кружил голову. Марвин хорошо знал этот запах: гнёздышко Ольвен в Старой Таймене, где они провели несколько приятных ночей, было пропитано им насквозь.

Сама королева восседала в кресле посреди комнаты с таким видом, будто это был трон в зале для аудиенций. Её взгляд, а ещё больше — нежданное присутствие свидетеля сразу дали Марвину понять, что немилость, в которую он впал, окончательна и бесповоротна. Почему-то сейчас его это почти не беспокоило.

Когда дверь за сопровождающим закрылась, Марвин медленно и глубоко поклонился. Королева молча приняла приветствие, не ответив на него, а граф слегка кивнул, не отрывая мешочка с золотушницей от ноздрей. Не будь его здесь и не будь Ольвен столь надменна, Марвин заговорил бы первым. Но сейчас он не смел нарушить этикет. Почему-то он сомневался, что его дерзость понравилась бы Ольвен так же, как прежде.

Она оценила его смирение и, помучив неуютной паузой, наконец изрекла:

— Рада вашему возвращению, сэйр Марвин. Как ваше самочувствие? Чем вы меня порадуете?

— Я теперь не склонен радовать кого бы то ни было, моя королева, — сказал Марвин. — Прошу меня великодушно простить.

— Снова простить, сколько можно? — фыркнула Ольвен и, негромко засмеявшись, повернулась к бездельничающему графу. — Вы помните этого молодого человека, Фредрик? Это Марвин из Фостейна. Я дала ему поручение, а он, похоже, собирается сказать, что не выполнил его.

— Я бы на его месте поостерёгся, — хмыкнул королевский кузен. Он всё так же тёр ноздри кулаком, но взгляд его тёмных глаз обратился на Марвина, и того снова охватила глухая тревога. — Да, я припоминаю. Марвин из Фостейна, неоднократно отличившийся во множестве славных сражений… И турниров.

— А также кулачных боёв, — добавила Ольвен. — Я велела ему жениться, не видя другого способа утихомирить этого безумца. И вот теперь он, кажется, снова меня ослушался!

— Правда? — полюбопытствовал граф Алектио, не сводя с Марвина пытливого, неприятного взгляда. Марвин много бы дал, чтобы знать, что он, бесы его забери, здесь делает.

Но отмалчиваться дальше стало невозможно.

— Это так, ваше высочество… и ваше величество. Я не смог выполнить приказ моей королевы по причине гибели моей невесты, Гвеннет из Стойнби.

«Она знала, — мгновенно понял Марвин, увидев, как блеснули её глаза. — Проклятая сука, она знала! » Ну конечно, у неё ведь наверняка полно шпиков. От этой простой, но запоздалой мысли Марвина захлестнула ярость. Ну что ж, тогда она и о Лукасе из Джейдри, без сомнения, осведомлена. Тем лучше… наверное.

— Какой ужас! — воскликнула королева. — Бедняжка, такая молоденькая! Как же это произошло?! Она болела?

— Она… — Марвин вдруг понял, что не знает, как объяснить, что случилось в Хиртоне. И главное — не имеет ни малейшего желания объяснять это ни Ольвен, ни тем более королевскому кузену. Но отвечать было надо, и он ответил:

— Она была убита, ваше величество.

— Чудовищно! Как, кем? Смею верить, вы отомстили за неё?

«Она же смеётся надо мной, — в бессильной злобе думал Марвин, глядя на её картинно заломленные бровки. — Хочет, чтобы я рыдал у её ног, убиваясь горем, а заодно молил о милости и утешении». Но Марвин не стал бы ломать комедию, даже не будь здесь лишнего свидетеля. На это у него просто не осталось сил.

— Ещё нет, — ровно ответил он. — Но я непременно сделаю это.

— Непременно сделайте, — сказал граф. — Убийцы молодых красивых женщин должны отправляться к Ледорубу. А вы, мессер, примите мои искренние соболезнования.

— И мои, — поспешно кивнула Ольвен. — Надо же, какое несчастье! Как это пережили её бедные родители?

Сука… ты же знаешь, как они это пережили. Наверняка знаешь, что Клифорда Стойнби при известии о гибели дочери разбил паралич. Он лишился речи и, когда Марвин зашёл к нему попрощаться, только смотрел на него с такой ненавистью, что у Марвина ноги в землю вросли… Сэйр Клифорд так и не узнал, как это случилось, Марвин не стал ему рассказывать — он вообще не задержался в Стойнби, только отдал тело Гвеннет и уехал в тот же день, даже не поев с дороги. Ему бы под этой крышей кусок в горло не полез. Да, правильно, всё правильно, он виноват в её гибели. Хотя это и не он открыл окно… Но в этой мысли было что-то тревожащее — неуверенность, растерянность и невысказанный вопрос. Если бы, убив Лукаса из Джейдри, Марвин мог избавиться от этого чувства, он бы умер сам, но сделал это. Однако он знал — теперь уже знал — что это ничего не решит. Поэтому Лукас был жив до сих пор, как и Марвин, а Гвеннет — мертва.

— Её отца хватил удар, — сухо ответил Марвин. — Лекарь сказал, он проживёт не больше месяца.

— Ужасно, ужасно, — всплеснула руками Ольвен. — Но что же это выходит, сэйр Марвин? Я ведь обещала, что казню вас, если вы не привезёте мне молодую жену. А обещания свои королеве должно держать. Какая незадача!

Серьёзность, с которой она говорила всё это, встревожила Марвина куда меньше, чем по-прежнему пристальный взгляд графа Алектио. Тот бросил нюхать золотушницу, видимо, введя себя именно в то состояние, в какое хотел. Его зрачки были расширены, а движения стали резкими, но Марвин видел, что он сосредоточен и деловит. А ведь его высочество — конченый наркоман… Начинающего золотушника травка обычно сперва будоражит, а потом валит с ног — этот же, похоже, нюхает её просто по привычке. И дурман не мешает ему ни размышлять, ни принимать решения.