Проклятая игра - Клайв Баркер

В течение трех дней с момента прибытия ее в новый дом она отказывалась говорить со своим хозяином или повелителем, кем бы он ни был. Она не могла вспомнить, как она пришла сюда, но она знала, что он заставил ее прийти — его разум вползал в ее голову, и она сопротивлялась его действиям.

Брир принес ей еду, а на второй день и наркотики, но она не прикоснулась к еде и не произнесла ни слова. Ее заперли в комфортабельной комнате. У нее были книги и телевизор, но вся атмосфера была слишком нервозна, чтобы расслабиться. Она не могла ни читать, ни всматриваться бессмысленно в ящик. Порой ей было трудно вспомнить ее собственное имя — словно постоянная близость Архитектора вычеркнула все ее мысли. Может быть, так оно и было. В конце кондов, он был у нее в голове (разве нет?), тайком вползая в ее психику. Бог ведает сколько раз. Он был в ней, в ней, оБоже, и она ничего не могла с собой поделать.

— Не бойся.

Было три часа утра четвертого дня — еще одна бессонная ночь. Он вошел в ее комнату так тихо, что она опустила глаза удостовериться, что его ступни соприкасаются с полом.

— Я ненавижу это место, — сообщила она ему.

— Ты хотела бы вырваться, вместо того, чтобы сидеть взаперти?

— Здесь привидения, — сказала она, ожидая, что он будет смеяться над ней. Однако он не сделал этого. Она продолжила. — Ты призрак?

— Кто я есть — загадка, — ответил он, — даже для меня самого. — Его голос был смягчен самоисследованием. — Но я не призрак. Ты можешь быть уверена в этом. Не бойся меня, Кэрис. Все, что ты чувствуешь; я разделяю, в некоторой мере.

Она четко помнила отвращение этого человека во время секса. Какой бледной, немощной дрянью он был со всей его мощью. Она не могла заставить себя ненавидеть его, хотя у нее было достаточно причин.

— Мне не нравится, когда меня используют, — сказала она.

— Я не причинил тебе вреда. И не причиняю сейчас, правда?

— Я хочу видеть Марти.

Мамулян принялся растирать свою изуродованную руку.

— Боюсь, что это невозможно, — сказал он. Разорванная ткань его руки начала слегка светиться под крепким нажатием, но неисцеляемый организм не сдавался.

— Почему нет? Почему ты не позволяешь мне увидеться с ним?

— У тебя есть все, что тебе нужно. Достаточно и еды героина.

У нее внезапно промелькнула мысль, что Марти, возможно, внесен Европейцем в список уничтожаемых. Возможно он уже мертв.

— Пожалуйста, не причиняй ему вреда, — попросила она.

— Воры приходят и воры уходят, — ответил тот. — Я не могу отвечать за то, что случается с ними.

— Я никогда не прощу тебя, — сказала она.

— Нет, ты простишь, — ответил он столь мягким голосом, что он был еле различим. — Теперь я твой защитник, Кэрис. Если бы мне разрешили, я бы охранял тебя с самого детства и ты была бы избавлена от унижения, от которого страдала. Но сейчас уже слишком поздно. Все, что я могу сделать, это оградить тебя от дальнейшего падения.

Он прекратил попытки сжать руку в кулак. Было видно, как раненая рука раздражает его. «Он бы оторвал ее, если бы мог, — подумала она, — он ненавидит не только секс, но и тело».

— Хватит, — сказал он то ли о руке, то ли о беседе, то ли ни о чем.

Когда он оставил ее засыпать, он не запер дверь за собой.

На следующий день она начала свое исследование. В этом месте не было ничего примечательного — это был просто большой, пустой, трехэтажный дом. На улице за пыльным окном проходили обыкновенные люди, слишком поглощенные своими мыслями, чтобы оглядываться вокруг. Хотя ее первым побуждением было постучать в окно и докричаться до людей, порыв был легко подавлен здравым смыслом. Если она выскользнет наружу, то от чего она будет бежать, и куда? Здесь она была в безопасности, во всяком случае до какой-то степени, и у нее были наркотики. Поначалу она, правда, сопротивлялась им, но они были слишком притягательны, чтобы просто спускать их в туалет. И после нескольких дней она покорилась и героину. Он поставлялся постоянно не слишком много, не слишком мало, и всегда хорошего качества.

Только Брир, толстяк, беспокоил ее. Иногда он приходил смотрел на нее своими выпученными глазками. Она рассказала о нем Мамуляну, и на следующий день он не болтался больше здесь — только принес таблетки и ушел. И дни сливались один в другой — иногда она не могла понять где она или как она попала сюда, иногда она могла вспомнить свое имя, иногда нет. Один или два раза она пыталась мысленно добраться до Марти, но тот был слишком далеко от нее. А может быть, дом подавлял ее силу. Как бы то ни было, ее мысли потеряли направление в нескольких милях от Калибан-стрит, и она вернулась, взмокнув от страха.

Она пробыла в доме уже почти неделю, когда все стало меняться к худшему.

— Я хотел бы, чтобы ты кое-что сделала для меня, — произнес Европеец.

— Что?

— Я хотел бы, чтобы ты нашла мистера Тоя. Ты помнишь мистера Тоя?

Конечно, она помнила. Не слишком хорошо, но помнила. Его сломанный нос и эти осторожные глаза, которые всегда так грустно смотрели на нее.

— Как ты думаешь, ты можешь обнаружить его?

— Я не знаю как.

— Просто позволь своим мыслям идти к нему. Ты знаешь, как это делать, Кэрис.

— Почему ты не можешь сам?

— Потому что он ожидает меня. Он будет защищаться, а я слишком устал сейчас, чтобы бороться с ним.

— Он боится тебя?

— Возможно.

— Почему?

— Ты была еще маленьким ребенком, когда мистер Той и я встречались в последний раз. Мы расстались врагами, он до сих пор полагает, что мы еще враги…

— Ты хочешь навредить ему, — сказала она.

— Это мое дело, Кэрис.

Она встала, скользя по стене, к которой прислонялась.

— Я не думаю, что хочу найти его для тебя.

— Разве мы не друзья?

— Нет, — ответила она. — Нет. И никогда не были.

— Так станем сейчас.

Он шагнул к ней. Изуродованная рука дотронулась до нее — прикосновение было легким, как перышко.

— Я все-такидумаю, что ты призрак, — сказала она. Она оставила его стоящим в коридоре и отправилась в ванную, чтобы все обдумать, заперев за собой дверь. Она ни на секунду не сомневалась, что он сделает Тою что-то плохое, если она приведет его к нему.

— Кэрис, — сказал тот тихо. Он стоял за дверью ванной. Его присутствие заставляло раскалываться ее голову.

— Ты не можешь заставить меня, — прошептала она.

— Не искушай меня.

Внезапно в ее голове всплыло лицо Европейца. Он заговорил вновь: