Насмешки судьбы (СИ) - "Arne Lati"

      Нет, вы поймите правильно, то, что "Клим" и "беспокойство" даже не могут употребляться в одном предложении - это, думаю, понятно, тут скорее неимение информации выбивает из колеи. Он должен был позвонить час назад и до сих пор тишина. Это напрягает. Был ли суд? Взяли ли заказчика? Что слышно про Яна? Что вообще происходит?!

      Привыкший всегда держать все под контролем и знать много больше чем остальные, тем более если это касается непосредственно меня - схожу с ума от неизвестности. И психовать хочется, и дернуться не могу, Яна подставлю, да и этого под монастырь подведу. Дам ему время, немного...

      - Сутки... у тебя сутки, - шепчу в потолок, откинувшись на кожаном кресле. - А что потом? - рассуждаю вслух, стоя под душем и собирая мысли в кучу. - Что будет со всеми нами? - глянув в запотевшее зеркало, не могу скрыть глумливой улыбки. - Во что ты превратился, Сет? Кто это? - скольжу ладонью по мутному стеклу, стирая пар и разглядывая себя в полумраке тусклого освещения: темные волосы в беспорядке сейчас чуть короче, чем обычно, от чего кажусь себе моложе на пару лет, по торсу стекает вода, которую даже не пытаюсь поймать полотенцем, едва держащимся на бедрах, и все вроде так, но глаза... Эта усталость вселенская, разгорающийся огонь, идущий изнутри, поднимающийся из самых низов моей души лишь от осознания, что стоит пройти пару спален, открыть дверь из темного дерева, и увижу Его. Это осознание разрывает меня изнутри. Всего слишком много. Для меня его много, будто весь свет, что копится в его раненой душе, с лихвой переполняет меня, заставляя делать глупости, кидаться в омут с головой, теряться, впервые в жизни терять себя и, черт подери, я не боюсь этого. То ли принял, то ли слишком сильно хочу этого. Ловлю себя на мысли, как хочу упасть у его ног, целовать его стопы, ласкать колени, пока он будет смотреть на меня сверху вниз, оставаясь самим собой, и жить будет, полной грудью вдыхать кислород.

      Легкие сдавило тугим спазмом, душу словно наизнанку вывернуло, я сам вывернул. Прижимаю ладонь к груди, там, где бьется беспокойное сердце, где долбит этот долбанный орган, который необходимо заглушить или вырвать к ебаной матери, потому что иначе свихнусь. И прежде чем понимаю, что происходит... почему так щиплет в носу... почему горят глаза и ломит виски... поднимаю взгляд к зеркалу и, замерев на пару минут и проследив как несколько крупных капель стекают из безумных глаз... начинаю смеяться. Горло душит, не продохнуть, а я, согнувшись пополам, заливисто смеюсь, топя себя в истерике и не понимая, отказываясь понимать, откуда все это во мне.

      Истерика проходит быстро, просто не могу себе больше позволить подобной слабости. И мне не стыдно, совсем, потому что не плачет лишь тот, кому терять нечего.

      Дверь отворяется без скрипа, но по его дрогнувшим плечам понимаю, он слышал, как я вошел. Ян сидит на просторной кровати, курит, совершенно не обращая внимания на мое появление. Свитер отброшен в сторону, тонкая футболка идеально сидит на в меру широких плечах, оттеняя черным цветом бледность его кожи. Голова наклонена вперед, шея беззащитно оголена, словно провоцируя на безумие. Одна нога свободно свисает с края кровати, другая согнута в колене и обхвачена свободной рукой. И как же крошит мозг его такая расслабленная поза, это напускное безразличие. Ему же страшно, страшно до усрачки и возможно... мерзко.

      В голове даже не зарождается мысль, что стоит оставить его одного, что у них с Климом... Это даже обдумывать не хочу, пока не хочу. И поговорить с ним надо, и понимаю ведь, что одно его неосторожное слово и сорвусь, сделаю больно, а так хочется показать ему, что со мной может быть приятно, хочу заставить его задыхаться от экстаза, кричать мое имя... Но, будучи реалистом, прекрасно понимаю: пока он не научится мне доверять, я не смогу стать для него кем-то значимым, так же... как и он для меня.

      Он думает о чем-то своем, фильтруя легкими дым и выпуская в потолок тонкие серые струйки. Никогда не хотел влезть в чужую голову, но сейчас безумно хочется узнать, о чем он думает, какие мысли вьются в его голове и могу ли помочь?

      Блядь! Сводит пальцы судорогой и шагу не сделать, словно боюсь совершить ошибку. Но поборов себя, с противным скрипом наступив на собственное горло, подхожу к нему, опускаюсь за его спиной, нервно смяв пальцами покрывало и пытаясь выровнять дыхание и не заскулить, чувствуя такой родной запах. Начинаю злиться, теперь уже на себя.

      - О чем ты думаешь? - спрашиваю, понимая, что молчание затянулось.

      Оно давит. Ближе пододвигаюсь к нему, сев на икры и расставив колени по сторонам от его бедер, обхватываю его за живот, почти ненавязчиво прижимаясь К НЕМУ.

      Оборачивается, отрешенно глядя на меня, и как же тяжело удержать его ТАКОЙ взгляд. Он решается, решается на что-то, уже не берусь предугадать на что, но мне страшно, хотя и остаюсь невозмутимым.

      - Пытаюсь понять, что делать дальше, - ровно, спокойно, до тошноты.

      - Будь со мной, - прошу его, морщась от того, как мерзко-просяще это звучит.

      Утыкаюсь носом ему в шею, черчу линию вдоль линии плеч, вдыхаю заученный памятью запах моего мальчишки и осторожно, почти бережно, целую оголенную полоску кожи возле светлых волос.

      - Я ментам сдамся.

      Сердце пропускает удар, с силой выбрасывая воздух из легких.

      - Нет, - спускаюсь поцелуями ниже, оттягивая одной рукой ворот футболки, открывая себе больший доступ. - НЕТ.

      - Я не спрашивал. - усмехается. - Не люблю быть должным, а то, что вляпались вы по самое не балуй, тут и ежу понятно. Меня же грохнут скоро, в любом случае завалят. Да и черт с ним, я свое пожил, но подыхать, зная, что из-за меня...

      Не слышу его. В уши словно вода попала. Ну не может семнадцатилетний парень так спокойно рассуждать о смерти. НЕ МОЖЕТ, БЛЯДЬ! ПРАВА НЕ ИМЕЕТ!!!

      - Ян, - зову, зная, что не услышит меня. Закрылся. - Пообещай, что, что бы не стряслось, ты жить будешь. Пожалуйста, - прошу, стиснув зубы, закрыв глаза, мысленно сжавшись и моля его одуматься, потому что если слово даст, то не нарушит, принципы, мать их, а он молчит, а я медленно умираю, не в силах заставить себя быть сильнее, пристегнуть его к батарее, закрыть от всего мира, отпиздить для профилактики, вбить желание жить. И он молчит, сука, чувствуя, что я сделать ни черта не могу. Время словно замерло, для меня замерло.

      - Дай позвонить, - просит (ПРОСИТ!), оторвав руку от колена и откинув ее назад, зная, что не откажу.

      Усмехнувшись своим мыслям, достаю телефон и передаю ему, намеренно задевая его холодные пальцы, забираю почти дотлевшую сигарету и, пока он по памяти набирает известный лишь ему номер, затягиваюсь, сразу ощущая как начинает вести, вот только от чего именно - уже не разобрать. Как же я давно не курил.

      - Да? - раздается из трубки. Слышу все четко, сидя так тесно к нему. Голос мужской и незнакомый.

      - Андрей? - спрашивает Ян, словно не веря своим ушам, и по голосу слышу, что улыбается.